Рыцари Белой мечты. Трилогия

Восстания не ожидали, только хотели ударить в спину, вынудить на продиктованные Думой уступки. А получили едва ли не революцию. Думцы боялись того, что сделали, они испугались восставшего народа. Сам Милюков, переживший не лучшие моменты своей жизни, потихоньку начал осознавать то, что без сильной, крепкой власти никуда, и потому встал за регентство. Да он никогда и не был по-настоящему за Учредительное собрание или демократизацию страны…

Несколько часов. Никаких красивых слов и пафоса: только факты, только самые надёжные сведения. Кирилл специально приказал составить некоторую подборку материалов Охранки и полиции. Всё это пошло по рукам солдат и офицеров. Подлинники.

А потом Сизов спросил: "Готовы ли Вы пойти за мной, готовы ли добиться победы несмотря на все эти козни, несмотря на то, что народ, скорее всего, будет против вас, соверши я, и только я, неверное движение?".

Ответ пришёл, когда Кирилл вот-вот должен был закончить зачитывать свой приказ…

— Докладывайте, подпоручик, — Аксёнова Скоробогатов предлагал повысить в звании, но тот отказался. Не считал, что за убийство своих же соотечественников следует давать награды или звания.

Кирилл выдохнул. Судьба то ли дала ему шанс передохнуть, то ли сыграла злую шутку, то ли ещё что-то. Сизов уже боялся, что Аксёнов доложит о новом восстании в Петрограде, переходе на сторону Советов московских солдат или смерти Колчака на подорвавшемся на своей же мине корабле: ведь могло случиться всё, что угодно. Просто так никакой офицер не будет вламываться на собрание Ставки…

— Офицеры и нижние чины выстроились на улице для чествования Верховного главнокомандующего. Мы все настоятельно просим Вас…

— Надеюсь, артиллерийского салюта не предусмотрено, — криво улыбнулся Кирилл. — Господа, думаю, нельзя заставлять стоять на холоде солдат. Прошу Вас.

Сизов последовал за Аксёновым, а потом потянулись и остальные. В практически гробовом молчании. Ставка и правительство было попросту ошарашено. На улице в два ряда выстроились солдаты и офицеры. Шашки наголо, винтовки наизготовку, все застыли по стойке "смирно". Знамёна. Едва появился на крыльце Сизов, полковой оркестр заиграл "Боже, царя храни".

— В честь Верховного главнокомандующего — салют!

Залп из винтовок. Кирилл, если честно, не до конца понимал, что же всё-таки происходит.

— Ваше Высокопревосходительство, разрешите обратиться с просьбой! — а это уже Скоробогатов. Улыбающийся, цветущий, с блеском в глазах. А ведь и не скажешь, что не спал до этого двое суток и лично двенадцать раз водил в атаку "румынцев" на штаб Совета. Левая рука у него покоилась на перевязи — прострелили ладонь. — Офицеры и нижние чины моей части просят Вас как Верховного Главнокомандующего даровать полку право именоваться Первым Кирилловским полком, а самих себя звать кирилловцами. Мы считаем честью получить такое имя.

А вот уже и корниловцы…Интересно, разрешить или нет? Ведь они рисковали своими жизнями ради исполнения его планов, ради его идей и его грёз. Но главное, что они проливали кровь — за Россию.

— За проявленное мужество, с честью выполненный воинский долг и храбрость, разрешаю! — Кирилл выдохнул.

А пусть Ставка и министры видят, что за ним — сила…

Юнкера, только-только узнавшие, что такое первая любовь. Первая морская пехота, сражавшаяся за семью Николая в Царском селе. Обстрелянные австрийцами, немцами, болгарами и турками "румынцы", не расстававшиеся теперь даже во сне с автоматами Фёдорова. Латыши, может, и плохо говорившие по-русски, зато сражавшиеся так, что Суворов и Александр Невский смело назвали бы их русскими. Кексгольмцы, не пожалевшие крови и жизни в боях за Петроград. Попросившиеся перевестись в распоряжение Скоробогатова келлеровцы, пожелавшие пойти за регентом. Почти всех из них Кирилл хотя бы раз видел: обходя караулы, баррикады, справляясь о том, вовремя ли накормили, не надо ли кого отпустить греться, как прошёл первый день боёв. Но всех их объединяло то, что они видели, до чего может довести хаос и чужая воля, направляющая народ против законной власти. Да, они стреляли по своим, они убивали россиян. Но они намеревались напомнить об этом тем, кто подталкивал людей вперёд, в атаку на баррикады.

А ещё теперь их объединяло то, что они считали себя кирилловцами. И весь Могилёв видел, что за спиной у Сизова начинала вырастать сила, ни от кого не зависящая…

Глава 19

Александр Васильевич Колчак прибыл в Севастополь как раз в самую горячую пору.

Возвращающийся флагман встречали в гавани. Офицеры и матросы сгрудились на пристани. Видно было волнение и нерешительность многих людей.

— Александр Васильевич, солдаты гарнизона и матросы изволили начать митинг! — без приветствий, без соблюдения устава, сразу начал флаг-капитан Смирнов. — Требуют Вас.

Старый друг и вечный спутник адмирала, так же "болевший" Босфорской операцией, не скрывал своего беспокойства. А остальные собравшиеся следили за реакцией Александра Васильевича. Тот лишь повёл плечами, заложил левую руку за отворот кителя и коротко приказал:

— Автомобильный экипаж сюда. Потом — на митинг.

Кирилл предупреждал и об этом. Что ж, Колчак и не сомневался, что в армии и на флоте из-за отречения Николая и слухов о восстании в Петрограде начнутся волнения. К счастью, извести о чуть ли не революции в столице, которую сумели подавить, в Севастополь добрались с заметным опозданием. Не то что в Москву или Гельсингфорс…

Гул людских голосов заглушал рёв мотора. Во дворе Черноморского флотского полуэкипажа собралась толпа народа. Какие-то совсем молодые офицеры вещали о том, что страну ждут перемены, зачитывали обращение регента к народу и армии, как святую молитву повторяли строки из проектов реформ, выкрикивали, что Кирилл предложил обсудить эти вопросы всей стране. Правда, Великий князь добавлял, что должны это сделать выборные органы, представители народа…Но кому интересно было бы это слушать?

— Колчака! Колчака! — между тем кричала экзальтированная толпа.

— Остановите автомобиль, — Колчак приказал шофёру. Машина остановилась, сильно не доезжая до здания полуэкипажа.

Александр Васильевич многозначительно посмотрел на Смирнова, одёрнул китель, высоко поднял голову и, выйдя из автомобиля, двинулся во двор. Ему вспомнилась оборона Порт-Артура и шедшая в атаку японская пехота, артиллерийская канонада эхом отдавалась в голове, свистели у самого лица пули…

Колчак шёл мимо солдат, офицеров и матросов, и те замолкали, едва завидев "их адмирала". Обветренное лицо, сжатые губы, орлиный нос — и железная уверенность в глазах. Шум постепенно затих. Все взоры обратились на Александра Васильевич. Командующий Черноморским флотом встал место прошлого оратора, отошедшего в сторону и понурившего голову, будто нашкодивший гимназист.

— Вы солдаты, матросы офицеры Российской армии и флота — или бомбисты? — вот были первые слова, с которыми Колчак начал свою речь. Она рождалась прямо здесь, на этой импровизированной трибуне, но каждое слово била прямо в сердце слушателей не хуже немецких пуль. — Враг в любую минуту может напасть, и дойдёт до самой Москвы, пока вы здесь будете обсуждать отречение Николая Александровича и восшествие на престол Алексея Николаевича. Да, он пока что всего лишь ребёнок, да, у него нет опыта правления. Но я верю в него. Я верю в регента, Великого князя Кирилла Владимировича. Он тоже — моряк, он знает, что нужно флоту, он тоже — военный, он знает, что нужно армии для победы, он тоже — русский, и он знает, что нужно народу и стране сейчас. Я верю в Кирилла Владимировича, и прошу вас тоже в него поверить. Сейчас, когда победа всё ближе и ближе, нужно сплотиться вокруг престола и командования, нужно с верой смотреть в будущее и работать для победы. Враг ещё крепок и силён, нам нужно довести войну до победного конца!