Рыцари былого и грядущего. Том I

— Но это же отребье, мессир. Они подняли руку на Орден.

— А ты сам кто? — Эмери неожиданно для себя страшно заорал на Жака. — Ходил по рынку с высоко поднятой головой? Разговаривал с людьми высокомерно? За людей их не считал? Мондубло, говоришь, про Орден сплетни распускал? А, глядя на твою спесь, людям не трудно было поверить, что всё это правда.

Жак медленно опустился на колени и понуро склонил голову. Он не произнёс ни слова в оправдание. В его душе зарождалось понимание своей вины. Увы, этот грозный рыцарь был прав. Гнев Эмери схлынул сразу же, как только он увидел искреннее раскаяние Жака.

— Встань, — сказал он уже совершенно спокойно, — Идите в дом. Я тут пройдусь немного.

— Я покажу вам всё, мессир, — суетливо вызвался Жак.

— В Арвиле я и без тебя не заблужусь.

Пьер де Бевиль сказал Жаку:

— Перед тобой — командор Эмери д'Арвиль.

Жак от изумления даже рот ладошкой прикрыл и тотчас, словно от греха, повёл гостей. Эмери остался один. Встречу с Арвилем он никак себе не представлял, а потому не мог быть разочарован. Однако, щемящая тоска, не покидавшая его с момента ранения, сейчас окончательно затопила всю его душу и стала невыносимой. Он понемногу вспоминал, всё что видел перед собой: хлев, конюшню, большой амбар, часовню. А вот высокая башня голубятни. Он увидел себя там маленьким мальчиком, пускающим голубей. Это ни сколько не согрело душу. Игры, игры. Что от них проку? Вся его жизнь вдруг показалась его полной бессмыслицей.

В Палестине тамплиеры претерпевают бесчисленные страдания и другим так же причиняют немало боли. А в Европе их Орден ненавидят. В Палестине храмовников тоже не очень любят, но там — враги, а получается, что и здесь тоже враги. Тогда ради кого всё это?

Он искал в своём детстве хоть какое-нибудь важное воспоминание, на которое сейчас могла бы опереться его душа и… не находил. Эмери хотел уже идти в дом, когда его взгляд упал на крест часовни. Здесь обычно совершали крещения, отпевания, служили молебны. Мессу не совершали, это всё же не храм, но однажды отец упросил священника совершить в часовне мессу, чтобы исповедать и причастить всех, кому трудно было добраться до ближайшего храма.

Маленький Эмери смотрел тогда, как местные крестьяне и торговцы причащаются. Командор неожиданно замер. Вспомнил. Он вспомнил их лица, когда они причащались — просветлевшие, добрые, благодарные. Обычно они были очень грубыми, а тут — просветлели. Лицо удручённого командора, едва он вспомнил об этом, тоже просветлело.

Крестьян искушает бесноватый Мондубло, но если их сердец коснётся хотя бы только одно благодатное слово. Вот только как это слово найти? Он сам болен душой и нуждается в целителе. А как выбираются к своим двое раненных, ни один из которых не может идти самостоятельно, а вместе — выбираются. Эмери радостно улыбался.

Когда он зашёл в дом, все были так удивлены этому, что тоже растерянно и недоуменно заулыбались. Его усадили за стол на почётное место. Угощение было отменным, всё очень простое — рыба, овощи, но Эмери сразу почувствовал, с какой любовью приготовлен стол. Он представил себе, как пыхтел важный Жак, когда готовил угощение для рыцарей и… расхохотался. Потом отхлебнул вина и радостно провозгласил:

— А вино — плохое! Мой отец всегда говорил: в Арвиле всё хорошо, а вино — дрянь!

— Неважнецкое у нас винишко, мессир, в этом вы правы, — плутовато прошептал Жак, понемногу отходивший от рыцарского гнева. — Соблюдаем традиции. Если вино в Арвиле будет хорошим, так разве ж это будет Арвиль?

— А ты шутник, брат, — сказал Эмери и опять расхохотался. — Но вот скажи ты мне, мой прекрасный Жак, как ты будешь жить дальше?

— Как прикажет мессир. Наши души способны только на грех.

— А что тебе мессир прикажет? — вполне добродушно и расслаблено вопросил Эмери.

— Людей любить? А без приказа ты это не умеешь? Что я тебе нового открою? Надо жить, как Господь завещал. А Господь сказал: «Любите друг друга». Так хочет Бог.

Пьер де Бевиль встал и торжественно возгласил: «Деус вульт!». Все храмовники резко вскочили и дружно гаркнули: «Деус вульт!». Эмери вновь почувствовал себя в компании боевых друзей.

Неожиданно его взгляд остановился на странном юноше с красными глазами и бесцветными волосами, который тихо сидел в углу.

— Кто это? — спросил он Жака.

— Эйнар. Лекарь. Его обвинили в колдовстве, но я дал ему убежище и спас от смерти. Подумал, если он колдун, так вы приедете и во всём разберётесь, он не сможет избежать гнева Божьего. Только мне сдаётся, что он добрый христианин. А лекарь — отменный, это вне сомнений. Моё колено вылечил. Сейчас лечит и людей, и скотину. У нас — с месяц. Позвать?

Эмери был поражён внешностью Эйнара. Кровавые глаза были даже не самым удивительным на этом лице. Весь облик Эйнара источал неземную кротость и смирение, ничего общего не имевшее с забитостью и униженностью. Это было похоже на святость. Поверхностный взгляд увидел бы перед собой лишь запуганное существо, но это было не так. В лице Эйнара читалась сила и достоинство, но растворённые смирением и кротостью. А глаза и волосы — словно он от рождения юродивый. Внешность мешает видеть его духовные достоинства и уберегает парня от гордыни.

Слушая рассказ Эйнара, Эмери уже знал, что перед ним — добрый христианин, и даже более того — редко встретишь такого доброго христианина.

— Вот и здесь ты оплошал, брат Жак, — сокрушенно вымолвил Эмери, когда Эйнар закончил.

— Не надо было давать ему убежище?

— Не надо было доводить до того, что ему потребовалось убежище. Раньше ты прибегал к услугам Эйнара и его отца?

— Нет, я про них и не знал-то ничего.

— Вот в этом и была твоя ошибка. Ты должен был всё про них знать и переселить этих полезных людей к нам командорство, дать им защиту Ордена, ещё когда дело не дошло до крайности. А теперь у нас ещё будет хлопот из-за этого парня. Ты так помог Мондубло, как тот и не мечтал.

— Выгнать его? — упавшим голосом спросил Жак.

— Горе ты моё. Когда ты служил в Святой Земле, Жак, тебе часто случалось выдавать своих?

— Что вы, мессир, никогда!

— А сейчас ты что мелешь?

Эмери обратился к Эйнару:

— Отныне ты — человек Ордена Храма. Поедешь со мной в Париж. До отъезда сиди в доме как мышь и носа на улицу не высовывай.

— Именем Господа, мессир, — сказал Эйнар с чудесным смирением, нисколько не изменившись в лице, как будто ничего другого и не ждал, хотя это было не так — в душе лекаря от слов рыцаря зазвучала чистая и торжественная хвала Творцу.

Эмери отпустил его кивком головы и обратился к Жаку:

— Среди окрестных людей у тебя достаточно доверенных лиц?

— Имеются таковые. Боевой силы они, конечно, из себя не представляют.

— Это и не надо. Женщины-сплетницы, старички-говоруны есть среди твоих людей?

— На таких и делаем упор.

— Славно. Каждому из них тихо и незаметно передай ошеломляющую новость: из Иерусалима прибыл великий герой, победитель несметных сарацинских полчищ. И через сутки от этой новости должны гудеть все окрестности. Подробности можешь им не сообщать, они сами таких чудес напридумывают, какие нам и не снились. Не беда, потом с этим разберёмся. Скажи только, что у этого рыцаря необычный плащ. Чудесный, волшебный и так далее. Улавливаешь суть?