Рыцари, закованные в сталь

Сэр Джемс, видимо, догадывался о его чувствах, он внимательно смотрел на Майлза, крутя свой седой ус.

— Похоже, тебе придется повоевать в жизни, ты должен сохранить себя для будущих сражений, — сказал он с неожиданной теплотой в хриплом голосе. — Но не суйся в драку, пока не пришло твое время.

Затем он очень серьезно внушал мальчику, чтобы он научился жить в ладу со своими товарищами и хотя бы ради отца не ввязывался ни в какие ссоры, столь частые в казармах оруженосцев.

Выслушав это предостережение, Майлз вернулся восвояси, чтобы уже через пять минут ввязаться в первую серьезную драку в своей жизни.

Вместе с Гаскойном и Уилксом в казарме переодевалась полудюжина эсквайров, которые должны были заступать на службу по дому, а Уолтер Блант и ещё трое выдавали им парадную одежду.

— Почему так долго, Майлз? — спросил Гаскойн. — Я уж решил, что ты передумал.

— Куда собрался, Фолворт? — громко перебил его Блант, возившийся со шнурами своего камзола.

Майлза уже не тянуло на реку, ему вообще не хотелось двигаться, он сказал:

— Я иду на реку.

— Ну уж нет! — заявил Блант. — Сегодня ты из замка не выйдешь. Или забыл про свое хамство утром? Сегодня ты должен быть наказан, так что ступай в оружейную и отдай мою кирасу.

Сколько злополучий за один день! Он начался с унижения и ссоры с предводителем бакалавров, потом Майлз чуть не повздорил с Гаскойном и наконец — страшная новость об отце, который объявлен вне закона и не может даже надеяться на помощь и покровительство графа. Слова Бланта переполнили чашу и привели Майлза в ярость. Какое-то время он был не в силах ответить, он стоял, как вкопанный, повернув к Бланту дрожавшее от гнева лицо, а тот просто не замечал этого, продолжая заниматься своим нарядом.

Гаскойн и Уилкс восприняли наказание Майлза как должное и уже собирались выйти, но Майлз остановил их.

— Эй, Френсис, — хрипло выкрикнул он. — Ты думаешь, я останусь делать грязную работу для этой грязной свиньи?! Нет, я иду с тобой.

На две минуты в казарме все смолкло, потом раздался выкрик Бланта:

— Совсем очумел!

— Нет, — сдавленным от гнева голосом произнес Майлз, — я в своем уме. Но знай, что будь на твоем месте человек в тысячу раз достойнее тебя, даже он бы не смог помешать мне идти, куда хочется.

— За такие слова я сверну твою цыплячью шею! — взревел Блант и потянулся рукой к тяжелому башмаку, валявшемуся поодаль.

Это было не такое уж безобидное оружие. Обувь тех дней часто имела дубовые подошвы и остроносые передки, набитые кожей или шерстью. В грязную погоду тяжелые башмаки или деревянные колодки, как коньки на ремешках, крепились к мягкой обуви. Башмак, который поднял Блант, был восемнадцати или двадцати дюймов длиной, с подошвой толщиной в два — два с половиной дюйма. Разъяренный «холостяк» шагнул вперед, Гаскойн попытался встать у него на пути.

— Не трогай его, Блант, — умоляюще сказал он, — он же ещё новичок и не знает наших обычаев.

— Уйди, Гаскойн, — прохрипел Блант, отбрасывая его в сторону, — я обучу этого щенка нашим обычаям так, что он не скоро их забудет.

У ног Майлза взялся точно такой же башмак. Он поднял его и отпрянул к стене, сердце Майлза стучало как набатный колокол, но в нем не было страха. Взгляд голубых глаз выражал такую отчаянную решимость, что Блант слегка оробел.

— Том! Уотт! Нед! — кликнул он своих друзей. — Скорее сюда! Помогите мне проучить этого недоумка!

— Только попробуйте, — тяжело дыша, сказал Майлз, — я ударю первого, кто приблизится.

Гаскойн незаметно обошел бакалавров с тыла и прошмыгнул к дверям, за помощью.

Драка длилась считанные секунды, хотя была жестокой с обеих сторон Майлз нанес сильный удар наступавшему Бланту, но при этом слишком волновался, чтобы кулак его точно попал в цель. Блант выпустил из рук башмак и обхватил корпус Майлза, пытаясь сковать его движения.

Майлз тоже бросил свой башмак и, высвободив правую руку и, описав ею короткую дугу, ударил Бланта прямо в лицо, ещё одним ударом Блант был отброшен назад. Все это произошло в мгновение ока, и тут же трое других бакалавров повисли на Майлзе, придавив его своей тяжестью. Секунду или две все они ещё держались на ногах, а затем клубок судорожно сплетшихся тел рухнул на пол.

Майлз дрался с яростью дикого кота, пуская в ход кулаки, локти, каблуки и колени. Одного из обидчиков он схватил за воротник и разорвал ему куртку от шеи до пояса; другому угодил ногой в солнечное сплетение и сбил дыхание. Те, кто не принимали участия в драке, облепили стоявшие поблизости скамьи и кровати. Но страх перед «холостяками» так глубоко укоренился в них, что никто не осмелился прийти на выручку Майлзу, и тот бился в одиночестве.

Но одному не осилить четверых здоровых парней, сопротивление Майлза стало слабеть.

Блант вспомнил про свой башмак, поднял его и, бледный от гнева, с разбитой в кровь губой, застыл над клубком сцепившихся борцов. Глаза его зловеще сверкнули, это был взгляд убийцы.

— Подставьте его мне! — прошипел он, занося свой башмак, — я его мигом успокою!

Это удалось не сразу, но все же, улучив момент, Блант изо всех сил ударил Майлза по голове.

Тот лишь слегка смягчил его, прикрывшись рукой. И только тут Майлз издал хриплый стонущий крик.

— Господи Боже! — в ужасе воскликнул Эдмунд Уилкс. — Они же убьют его!

Блант нанёс ещё два удара, оба в корпус, а потом Майлза, опрокинутого лицом вниз, прижали к полу, и Блант изготовился для страшного завершающего удара.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

— Что за шум, мессиры? — послышался знакомый всем голос, который заставил юношей содрогнуться, как от громового раската. В дверях стоял сэр Джемс Ли. Драка мгновенно прекратилась, а её участники поднялись на ноги.

Старшие покорно вытянулись перед своим начальником, но Майлз словно ослеп и оглох от ярости, он не отдавал себе отчета в своих действиях. Белый, как смерть, он стоял, дико озираясь и тяжело дыша. И вдруг закричал:

— Кто ударил меня? Кто ударил лежачего? Я пущу кровь тому, кто ударил меня!

Его взгляд остановился на Бланте.

— Это ты?! Ты, трус, бил меня из-за чужих спин!

С этими словами он готов был пантерой броситься на своего врага.

— Стой! — крикнул сэр Джемс Ли, хватая его за руку.

Ярость застилала Майлзу глаза, он не мог понять, кто держит его за руку.

— Не мешай! — орал он, вырываясь и пиная рыцаря. — Пусти меня! Я убью это трусливое ничтожество!

Тут он почувствовал, что крепко прижат к стене, а потом, как только взгляд его немного прояснился, он увидел перед собой суровое лицо одноглазого рыцаря.