Рыцари

Эдварду выпала последняя очередь. Он опустился на одно колено рядом с другими рыцарями, чтобы произнести свою клятву. Свет, струившийся сквозь разноцветное стекло, заливал его стройную фигуру. Затем, поднявшись, он, вместо того чтобы вложить меч в ножны и сесть на свое место, подошел к Глориане и взглянул ей в лицо.

Не сводя с нее глаз, он медленно опустился на одно колено и положил сверкающий меч к ногам Глорианы.

— Тебе я буду служить, тебя я буду защищать первой, не считая лишь самого Спасителя.

Сперва наступила тишина, тут же сменившаяся разноголосым шумом. Дэйн, сидя рядом с Глорианой, не проронил ни слова, но молчание его было зловещим. Гарет и Элейна тоже не произнесли ни звука.

Глориана наклонилась к Эдварду, взяла в ладони его бледное лицо и поцеловала в лоб. Вспыхнув, Эдвард поднял меч, вложил его в ножны и вернулся на свое место к остальным рыцарям. Он всенародно принес Глориане свою клятву.

Служба была окончена, и, как обычно, первым поднялся Гарет. Элейна, прекрасная в своем бирюзовом платье и голубой вуали, держала его под руку. После них ушел отец Крадок, а за ним и восемь юных рыцарей в своих прекрасных новых нарядах покинули церковь. Эдвард колебался, словно хотел подойти поговорить с Глорианой, но потом передумал и последовал за своими товарищами.

Дэйн предложил Глориане руку и вывел ее во двор, где ярко горели факелы. Мимы, жонглеры, менестрели веселили собравшихся. Аппетитные запахи жарящейся оленины, пирогов с угрями и других яств дразнили нюх и заставляли проголодавшихся людей глотать слюну. Столы были вынесены из залы, ужин устраивали на свежем воздухе.

Сегодня вечером во дворе будут танцы, различные конкурсы с призами, игры и раздача подарков. С таким размахом обычно отмечали только Пасху или Рождество, когда гуляния продолжались целую неделю. Глориана, как, впрочем, и Эдвард, уже много месяцев ждала этого празднества. Сейчас же она была в таком смятении, что не знала, остаться ей или убежать, говорить или молчать.

Дэйн, который после заявления Эдварда в церкви не произнес ни слова, усадил Глориану на бортик центрального фонтана и куда-то ушел. Вернулся он, держа в руках кусок пирога с угрями и чашу с вином. Глориана с благодарностью взяла их и стала есть, стараясь по возможности делать это как можно аккуратнее. Кенбрук присел рядом.

— Он настоящий балаганщик, мой младший братец, — сказал Дэйн беззлобно.

Силы начали возвращаться к Глориане, когда она съела несколько кусочков пирога и отпила вина.

— Прошу тебя, не сердись на него, — попросила она тихо. Кругом шумел, веселился народ, поэтому они могли поговорить спокойно, не боясь, что их разговор будет услышан. — Эдвард еще очень молод, к тому же рыцарство вскружило ему голову. Он мечтает о подвигах, драконах, королях и волшебниках. Скоро ему надоедят все эти сказки.

— Наверное, так, — нехотя согласился Дэйн, глядя на Глориану. Еда, которую он принес для себя, забытая, остыла в его руке. — Часто случается, что мужчина всю жизнь любит только одну женщину. Эдвард преданно любит тебя, Глориана.

— Надеюсь, он забудет обо мне, — искренне пожелала Глориана. Она вспомнила прекрасный жест Эдварда и его взгляд, когда он принес ей клятву, и сердце ее сжалось.

— Можешь ты когда-нибудь ответить ему взаимностью?

В любое другое время подобный вопрос привел бы Глориану в ярость, но сейчас она чувствовала лишь глубокую печаль.

— Я уже говорила тебе, что не могу полюбить Эдварда. И я сказала тебе правду. Если бы моему сердцу было дано выбирать, я бы хотела полюбить такого, как он. Но увы, я люблю его только как брата.

Холодные голубые глаза викинга сейчас с нежностью смотрели на нее, пламя факелов позолотило светлые волосы.

— Ты не можешь полюбить Эдварда, потому что любишь другого? — спросил Дэйн.

— К сожалению, это так, — ответила Глориана, понимая, что и так уже слишком разоткровенничалась.

Кенбрук легко коснулся ее нижней губы. Эта невинная ласка заставила Глориану задрожать от желания.

— Сегодня, — сказал он, улыбаясь, — мы будем танцевать и веселиться, а говорить только о приятных пустяках. Воевать мы начнем завтра.

Глориана в ответ весело рассмеялась, хотя от слов Кенбрука в душе у нее словно оборвалась какая-то тоненькая ниточка. Она боялась, что, потеряв мир аэропланов, коктейлей и разводов, она точно так же может потерять этот мир.

— Между нами будет мир, — ответила она, — по крайней мере, до завтрашнего дня.

Леди Элейна стояла рядом с мужем. Она уже начала уставать, желая только одного — вернуться в свою спокойную маленькую келью в аббатстве. Элейна смотрела в окно, как во дворе, залитом светом факелов, кружились в танце Дэйн и Глориана.

— Ты прав, — сказала она тихо Гарету, который поделился с ней своим планом. — Эта ночь просто волшебная, со всех сторон льется музыка, горят огни. Но они — упрямые гордецы, Дэйн и Глориана. Пройдет немного времени, и они снова будут ссориться друг с другом.

— Мой план, конечно, ужасно дерзкий, — признал Гарет. — Я бы даже сказал, отчаянный.

Элейна похлопала его по руке.

— Ты правильно поступаешь, муж мой. Если все твои усилия окажутся напрасными, результаты будут ужасными. — Она вздохнула положила голову ему на плечо. Когда-то ее восхищало крепкое тело мужа, воспламеняло его желание, но странное заболевание охватило ее, принеся с собой меланхолию, и теперь Элейна охотно уступила, свое место в постели Гарета его любовнице-ирландке.

— Я устала, — сказала Элейна. — Попроси своих людей проводить меня домой, в монастырь.

Гарет с любовью и болью взглянул на нее.

— Домой, Элейна? — переспросил он. — А как же замок Хэдлей? Ты никогда не вернешься сюда?

Элейна молча смотрела на него. Сердце ее разрывалось. Она не смогла бы объяснить ему все то, что узнала через свои страдания, перемежающиеся краткими периодами просветления. Она не могла рассказать ему о Глориане и том мире, откуда она пришла, мире за воротами аббатства. Не могла рассказать ему, что ждет всех их в будущем.

— Нет, любовь моя, — сказала она мягко, — я потеряна для тебя навсегда. Не скорби обо мне.

Слезы стояли в его глазах.

— Ты просишь о невыполнимом, — ответил Гарет, но не решился прижать ее к себе. Он никогда не обнимал ее с тех пор, как она затворилась в аббатстве. Позже, ночью, когда будет исполнен его план, он пойдет к Аннабель за утешением, которого не могла ему дать Элейна. С молчаливого согласия все понимающей супруги он уже давно встречался с ирландкой.

Гарет на своем коне довез Элейну до ворот аббатства. Когда-то, печально думала она, муж вот так же вез ее, но не в аббатство, а в лес. И они до изнеможения занимались любовью на постели из мягких трав, под зеленым сводом леса. Элейна коснулась лица Гарета, прежде чем он успел сойти с коня и снять ее. Аббатиса стояла у ворот с фонарем в руках. Ожидая Элейну, она вглядывалась в руины Кенбрук-Холла.