Рыночные отношения

– Дурак ты, Ромка, это мой начальник.

– Ну, и что теперь? Пойти извиниться и тебя вернуть ему?

Таня мотнула головой, она ещё никак не могла успокоиться.

– Вот, гад! Вот что он хотел? – с досадой в голосе спросила Татьяна.

– Чтобы ты с ним поехала, – прояснил очевидное Роман.

Таня посмотрела на Рому и произнесла потухшим голосом:

– Теперь меня уволят.

Трясущимися руками достала сигарету, прикурила.

– А! Ерунда, он пьяный, как свинья. Завтра он вряд ли чего вспомнит.

– Да? – с надеждой спросила девушка.

– Конечно, – уверенно сказал Роман, хотя сам в этом не был уверен.

Он тоже закурил. Они пошли вперёд, Таня взяла Романа под правую руку, сигарету ему пришлось держать левой. Снег скрипел у них под ногами, с неба падал мелкий снежок.

– Ты откуда появился? У входа тебя не было.

– За углом стоял, тебя ждал. Шум услышал …

– А… – кивнула она задумчиво. – Какая новогодняя погода.

Татьяна немного успокоилась.

– Да, новогодняя, – сказал Рома. – Ты одна живёшь?

– Нет. С сыном и мамой.

– Сын большой?

– Да, шесть лет. В следующем году в школу пойдёт.

– Здорово. А муж где?

– Развелась.

– Почему?

– Потому что он крепко и сильно меня любил.

– Не понял.

– Говорят, что раз бьёт, значить любит. Вот он меня и бил. Ревновал к каждому столбу. Я виновата, что на меня мужики заглядываются?

– Нет.

– А вот он считал, что виновата. На меня мужчина посмотрит, я – раз! По морде получаю.

– Не понял. Посторонний мужчина смотрит, а по морде лица получаешь ты?

– Да, как-то так.

– Странно. Должно быть всё наоборот. Если к твоей женщине пристаёт посторонний мужчина, то ты её должен защитить, а не бить её со всей дури. По-моему, так.

– Не знаю, может быть где-то так и есть, но только не в моём случае. На день рождения муж двоюродной сестры мило поговорил со мной, а вечером я огребла по полной программе. Это было последней каплей. Я подала на развод.

– А он?

– Он сказал, что я его предала и у меня кто-то есть.

– А у тебя кто-то есть?

– Нет у меня никого.

Они какое-то время шли молча в тишине ночи, в окнах домов кое-где светились ёлочные огоньки.

– Ты москвич? – задала вопрос Таня.

– Не совсем, из Ташкента. Я учился здесь в Москве. У меня высшее образование, я инженер-технолог литейного оборудования. Нас всей семьёй из Ташкента узбеки попёрли. Прямо так в наглую говорили: «Русские, уезжайте, а иначе секир-башка». Квартиру продать не дали. Говорили: «Квартиру у вас никто не купит. Она нам даром достанется». Пришлось уехать. Хорошо, что сестра моя старшая замуж за москвича вышла, вот родители у неё и живут сейчас. Вернее, живёт одна мама, отец уехал на заработки. А я в институт поступил, в общаге жил.

– А ты сейчас где живёшь?

– Здесь не далеко, с друзьями квартиру снимаем.

– Почему со своими не живёшь?

– Да куда? Двухкомнатная квартира. Мать в одной комнате с племянницей, а мне куда? Я нормально стал зарабатывать и смог себе позволить снять квартиру напополам с другом.

– Понятно. Фирма твоя, чем торгует?

– Цветами.

– Цветами?

– Что тут удивительного? И хорошо идут. Хозяева грузины и подозреваю, что они не только цветами торгуют.

– А чем ещё?

– Цветы-то из Голландии везут. А в Голландии, сама понимаешь…

– Не понимаю, – искренне сказала Таня.

– Ну, не важно, что на людей наговаривать, может быть, я ошибаюсь. А твоя фирма чем?

– Шоколад, какао, кофе.

– Ты сама москвичка?

– Да.

Тут вдруг Татьяна остановилась и сказала с улыбкой:

– Ну, вот мы и пришли. Это мой дом.

Роман обнаружил, что они стоят у подъезда большого каменного дома.

– Ты же говорила, что километров пять идти.

– Это чтобы тебя испугать, – улыбалась Таня.

– А испугала бы, сейчас бы с комфортом в машине ехала.

– Спасибо тебе, Ром, – сказала она серьёзно.

– Да ладно, бывает.

– Ну, я пошла, – сказала Таня и не двинулась с места.

Роман понял всё правильно и сказал:

– А в подъезд зайти, погреется хотя бы можно? Ты знаешь, не май месяц, однако.

– Пойдём, – улыбнулась Таня.

Татьяна поднялась по двум ступенькам к входной обшарпанной красно-коричневой двери, открыла её, парень вошёл следом за девушкой. В подъезде поднялись ещё на пять ступенек, и оказались у лифта. Татьяна прислонилась спиной к стене слева от двери лифта и загадочно улыбалась. Роман обнял девушку за талию и впился долгим поцелуем в её губы. Она страстно отвечала. Рома оторвался от Татьяны, не выпуская из своих объятий. Глаза её смотрели на него яркими звёздами, обвораживали и сводили с ума, манили зелёным омутом, и он тонул в них. И Рома опять бросился целовать её губы, её румяные щёки, шею.

– Ты на каком этаже живёшь? – задыхаясь, спросил он.

– На последнем, четырнадцатом, – так же задыхаясь ответила она.

– Высоко. Так может быть…

– Нет, – сказала Татьяна решительно.

И они опять стали целоваться.

– Так может, телефончик дашь? Я, надеюсь, заслужил?

– Заслужил, – согласилась Таня. – Запишешь или так запомнишь?

В глазах у неё сверкали весёлые искорки.

– Запишу.

Рома достал шариковую ручку из внутреннего кармана:

– Говори.

И стал записывать на ладони левой руки.

– Сотрётся, – предположила Таня.

– Да? Тогда ещё здесь запишу.

Он сдвинул левый рукав, оголил руку и тыльной стороне записал её телефон чуть выше браслета от часов, подумал и записал её номер ещё раз чуть ниже первого.

– Теперь точно не сотрётся. Я позвоню сегодня.

– Когда сегодня? Я сейчас спать лягу.

– Так ложись. Сейчас час ночи. Тридцатое декабря, суббота. Вечером позвоню.

– Уже так поздно? – удивилась Таня. – Тогда я пошла.

– Иди, – согласился Рома и привлёк её к себе.

Они целовались ещё минут пять. Потом она нажала кнопку лифта, и пока он спускался, они целовались.

Лифт подъехал, двери распахнулись. Она вошла, повернулась и пошевелила пальцами правой руки, прощаясь.

– Спасибо тебе, Ром.

Он пожал плечами. Двери закрылись, и лифт понёс её наверх, домой, спать.

Рома вышел из подъезда. Холодно. Голова кружилась от выпитого и поцелуев. «Ах, какая женщина, какая женщина», – зазвучала в голове новомодная песня. Он поднял голову. Только в единичных окнах горел свет. На последнем этаже света не было. Роман обошёл дом кругом. И вот в одном из окон последнего этажа загорелся свет. «Вот где она живёт», – подумал и пошёл прочь от дома в темноту предновогодней ночи.