Рысь

За исключением Бюхи, которому не хотелось иметь с охотой ничего общего, поскольку из-за плотного графика он за год сбивал на дороге больше косуль и рысей, чем иные охотники убивали за три недели интенсивной охоты, все остальные знали таксидермиста Шеврэ не понаслышке. Он был у лауэненцев своим человеком, так как набивал для них головы серн и косуль. Чучело, под которым сидел Феннлер, тоже было ручной работой Шеврэ.

Макс Пульвер, от чьей «Мэри Лонг» остался лишь обгорелый фильтр, кивал на слова Хуггенбергера и почесывал остатки волос под кепкой. Бюхи отхлебнул «Ривеллы» и ждал, что ответит Феннлер.

Тот стоял на своем.

Взгляды Хуггенбергера и Фенил ера встретились, воцарилась тишина. Хоть они и сидели бок о бок, но были друг от друга бесконечно далеки.

Хозяйка Мэри стояла за барной стойкой, склонившись над журналом. Когда гости из Германии поблагодарили за еду и вышли, она даже бровью не повела.

После небольшой паузы Хуггенбергер осведомился у Феннлера, на что ему, лауэненскому овцеводу, сдались фрибурский Шеврэ и фон Кенель из Ленка.

— Что общего между тобой, Шеврэ и фон Кенелем — это тебе в полиции объяснят, если ты будешь про рысей на всю округу трезвонить, — заявил Феннлер.

Оба этих случая взбаламутили воду. После ареста Шеврэ даже самым большим тупицам стало ясно, что творится с рысями в Оберланде и Фрибуре. А все потому что Алоис Глуц больше не работал в кантональной полиции. Прежде Глуц всегда вступался за них. Но теперь прошло то времечко: пенсия есть пенсия. Теперь в отделении куча молодых болванов, которые только и ждут, когда кто-нибудь нарушит какой-нибудь ничтожный закон. К тому же, природоохранные организации только что объявили рысь зверем года, и скоро всюду станут сновать эти омерзительные защитники рысей, станут агитировать поддержать проект — особенно в городах, где к ним прислушивается публика, которая с каждым днем все «зеленеет» и «левеет» и находит нечто невообразимо романтичное в том, что где-то в лесу бродит рысь, хотя сами они ее никогда видом не видывали да и в настоящий лес раз в сто лет заходят. Но защитники рысей будут агитировать не только в городах, нет, они доберутся и до Оберланда. Будут выступать в школах. Он слышал, что на прошлой неделе один такой тип уже пудрил мозги заненским школьникам. Так что здесь тоже кто-нибудь клюнет на их удочку. Во всяком случае, они привлекают внимание к рысям, а тут еще кто-то послал в Берн четыре лапы и приложил открытку, чтобы уж наверняка подставить охотников — теперь все будут на ушах стоять. История этих подлых хищниц, которых половина Швейцарии по ошибке числит чудесными, беззащитными животными, уже и так настолько популярна, что занимает первое место в теленовостях.

Феннлер тяжело вздохнул, так что усы чуть не засосало ему в рот. Все собравшиеся не спускали с него глаз. И молчали. Такой речи без подготовки возразить было нечего.

— Чтобы в Лауэнене запахло жареным, надо сначала подстрелить хотя бы одну рысь, — неожиданно проговорил Фриц Рустерхольц.

Таннер, Феннлер, Бюхи, Хуггенбергер и Пульвер развернулись к Рустерхольцу, о спокойном и чересчур тактичном присутствии которого легко забывали. Встретив обращенные к нему непонимающие взгляды, Рустерхольц погрузился в молчание. Отзвук зеландского диалекта повис в воздухе.

— Хоть сам я не охотник… — сказал Беат Бюхи, используя общее замешательство и загадочно поигрывая стаканом «Ривеллы». — Но я недавно видел, как рысей разыскивают зоологи. Они вешают на себя небольшой приборчик и берут в руки антенну, а на рысей надевают ошейники.

— Точно, — с наигранной смущенностью перебил Рустерхольц. — На прошлой неделе я наблюдал за одним таким зоологом у Лауэненского озера. Я его и раньше видел, но думал, что он просвечивает антеннами бурелом, чтобы определить, можно ли использовать его при строительстве.

— Просвечивает бурелом? — рассмеялся Хуггенбергер. — До такого маразма только ты мог додуматься!

Звучный хохот заполнил пивную. Один только Бюхи, недовольный тем, что ему не дали договорить, смеялся негромко и поглядывал на часы.

— Маразм это или нет, — продолжил Рустерхольц, пытаясь заглушить хохот. — Только будь я охотником, я достал бы себе такую антеннку, узнал бы на каких частотах передается сигнал с ошейников, подкрался бы к рыси и выстрелил с безопасного расстояния.

— Ерунда, — прокомментировал Феннлер своим донельзя уравновешенным тоном.

— Наверняка получится, — настаивал Рустерхольц. — Я разбираюсь в частотах. Не зря же я радистом служил.

— Я тоже служил радистом, — возразил Феннлер, — и дослужился до капрала. Если б это было так просто, другие уже давно воспользовались бы. Среди сотни частот в Лауэнентальской долине тебе ни за что не удастся вычленить частоту рысьего ошейника.

— Феннлер прав, — рассудил Таннер.

— Да, — подтвердил Хуггенбергер. — Во-первых, ты бы не поймал нужную частоту, во-вторых, не смог бы подкрасться к рыси незаметно, а в-третьих, попал бы в рысь, только если бы она надела на себя мишень с семеркой и гуляла бы у стрелкового клуба.

— Как это гуляла бы?! — громогласно воскликнул Пульвер. — Стоять пришлось бы зверушке! Как минимум минуты три стоять, не шевелясь, с семеркой на боку, чтобы он успел винтовку зарядить и прицелиться.

Мужчины застучали кулаками по столу и захохотали. Даже Бюхи смеялся, неловко скривив уголки рта.

Фриц Рустерхольц обиженно опустил взгляд.

— Просто вы завидуете, что эта идея пришла в голову именно мне, — сказал он, скорее, про себя. — Так быстрее всего подстрелить рысь.

— Быстрее всего? Я не ослышался, Рустерхольц? — подхватил Хуггенбергер. — Я даже думать не стану. Давай сюда свою руку.

Он протянул Рустерхольцу мощную волосатую пятерню.

— Зачем это?

— Давай руку, говорю! Ты же сказал, что подстрелишь рысь быстрее остальных. Вот тебе и пари.

Рустерхольц недоуменно взглянул на Хуггенбергера.

— Я о пари ничего не говорил. Я сказал только, что с приборами зоологов…

— Знаю я, что ты говорил. Общинный секретарь будет свидетелем. Давай руку. Ставлю три тысячи франков, что я первым брошу тебе на порог подстреленную рысь.

Лица собравшихся вытянулись. Смех умолк. Секретарь Таннер незамедлительно натянул на себя должностную личину. Все смотрели на Хуггенбергера и его протянутую руку. Рустерхольц даже отклонился к спинке стула, чтобы держаться от этой руки подальше.

— Не стану я с тобой спорить. Я — стрелок, а не охотник. У меня нет лицензии.

— На рысей у меня тоже нет.

Мужчины гоготнули и снова уставились на Хуггенбергера и его руку.

— Давай руку, — повторил Хуггенбергер. Все взгляды были прикованы к Рустерхольцу. Хуггенбергер продолжал держать в воздухе протянутую руку. Руку, частенько отдающую порохом или свиной щетиной, овечьей шерстью или коровьим навозом, а сейчас — всем сразу.

— Три тысячи — немалая сумма, Рустерхольц.

В плену у пяти пар глаз и протянутой руки, Фриц Рустерхольц еще мгновение посидел неподвижно. И принял пари.

3

Конрад Беннингер, егерь в Заненланде, Гштайге, Лауэнентальской и Турбахтальской долинах, очень обрадовался, когда Ник Штальдер позвонил ему на следующий день и рассказал о драматичной сцене у ловушки и успешной поимке рыси. Штальдер поблагодарил егеря за сотрудничество, поскольку именно приземистый, деятельный и влюбленный в рысей Беннингер рассказал исследователям о случайно замеченной косуле. Благодаря именно таким сообщениям зоологи могли надевать на рысей передатчики и отслеживать их. Рысь кормилась своей добычей от трех до пяти суток, днем спала в отдалении от нее, а ночью возвращалась. Поэтому и ставились вокруг задранного животного ловушки — вернейший способ поймать рысь. Еще использовали большие западни, расставляя их по разным местам выбранной местности. В Зимментальской долине на то время стояло три таких западни, однако механизмы, захлопывающие решетки, пока не сработали ни на одной.