Рысюхин, наливайте на всех!
Шрифт:
«А наличие своих колёс даёт дополнительные возможности выбора места. Теперь не обязательно ловить только возле дома. Особенно с такими колёсами, когда внутри почти нормальное жильё. Хоть на ту же Березину — можно выехать вечером, переночевать на берегу, на утренней зорьке половить, пока не надоест — и к обеду вернуться домой».
«Вот же искуситель! А что раньше молчал о такой возможности?»
«Ну, во-первых, я не змей, а во-вторых — вроде же очевидно, думал, тебе просто лень».
«При чём тут змей?!»
«Опять различия культурного кода. Долго объяснять, но выражение „змей-искуситель“ в моём мире во многих регионах является крылатым и устойчивым».
Немного
После заплыва по озеру — ночи были уже прохладные, и вода тоже начала остывать, но горячее солнце компенсировало некоторую экстремальность заплыва — я валялся на песке в позе звезды. Всё, просто лежу, впитываю солнце и отдыхаю.
«А есть ещё поза снежинки».
«Это как?»
«Это когда не только руки-ноги в стороны, а ещё и пальцы все — вот так, в растопырку!»
«Не хочу снежинкой — растаю ещё!»
Посмеялись немного, повалялся ещё — и «звёздочкой», и «снежинкой», повернулся на живот.
«Слушай, по вчерашнему разговору твоему с управляющим. Я, наверное, чего-то не понимаю, но что за храм такой — у вас же их вроде нет? И разве не император дарует дворянство?»
«Дворянство — да, но не благородство».
«Так это же одно и то же?!»
«Кто тебе такое сказал? Так, подожди, похоже, мы опять называем разные вещи одними и теми же словами. Давай с азов».
«Ну, давай, просвещай, внучек».
«Благородный у нас — это род, одарённый благом. Божественным благом иметь своего бога-Хранителя. Зримым признаком благородного является нерукотворный перстень, незримым — дары и способности к магии. То есть, благородство даруется богами, и только ими. Без признавшего тебя достойным бога, ты максимум одарённый простолюдин. Да, способности к магии в принципе считаются даром богов, но там есть тонкость, имя которой — признание достойным».
«Погоди, я совсем запутался — а как же те же Пробеляковы? У них же есть бог, и одарённость?»
«Поклоняться какому-либо богу никто не запрещает. Только если ты, своими действиями и сутью категорически не подходишь богу в качестве верующего — тогда тебе об этом дадут понять однозначно. Но этого мало, я же дважды уже сказал, нужно чтобы твой бог признал тебя достойным. Если глава рода или наследник, в редких случаях — просто член благородного рода может обратиться к своему богу в любой момент, и даже получить ответ, то простолюдину, особенно тому, кто не поклоняется толком никому, услышан может быть только в специально месте — Храме всех богов[1]».
«А дворяне?»
«Дворяне — это благородные, признанные в таковом качестве смертным правителем. Но после того, как правители, любящие игнорировать волю богов или прямо ей противоречить почему-то закончились, эти слова стали практически синонимами. Если Егору Фомичу повезёт, то из Храма он выйдет благородным, а когда зарегистрирует этот факт в Дворянском собрании — то и дворянином. Ну, и все без исключения титулы — это тоже дело смертных правителей, боги в это почти не вмешиваются. Единственно, что они вряд ли допустят, чтобы, скажем, Лисов был ниже по значимости, чем какой-нибудь Лисочкин или Лисовский. Фамилии благородых родов люди не сами себе выдумывают, а от богов получают, и чем ближе название рода к имени тотема — тем выше род в глазах
бога среди прочих, ему поклоняющихся. Поэтому то, что Государь Император носит фамилию Кречет, а не Кречетов, например — знак высочайшего к нему расположения от божества».«Надо же, как всё запущено! Аж голова раскалилась. Или это от того, что некоторые разгильдяи без головного убора на полуденном солнце валяются?! Давай в воду, охладись — и в тень, хотя бы даже и в фургон свой!»
Больше мы с дедом фундаментальных вопросов устройства общества не касались, да и других серьёзных вопросов — тоже. Тем более, что вскоре подтянулись знакомые, как сказал бывший одноклассник Сашка Полынкин — «на блеск серебра и запах крылышек», которые я как раз разогрел на плитке. Компания становилась всё больше, редко кто приходил с пустыми руками, и как-то так само собой получилось, что девушки оккупировали салон моего фургона, разложив оба столика, включив принудительную вентиляцию, а ближе к сумеркам и освещение. Кто-то из парней приволок огромный зонтик от солнца, наподобие тех, что в кафе ставят, под него набросали покрывал, устроив достархан, куда и завалились все, кроме дежурной смены добровольных поварих. Причём девчонки не столько занимались готовкой или нарезкой, сколько под предлогом этого устроились на мягких диванах за нормальным столом и там, в отдалении, всласть сплетничали, заодно пытаясь рулить процессом.
Такое скопление молодёжи не проигнорировали и стражи порядка. Правда, старший патруля, свояк соседа-полицейского, имевшего ранг, равный армейскому капитану, тоже Лисовский, но пониже званием, придираться не стал. Оценив опытным взглядом, что ничего, крепче пива на столе нет, да и того не сказать, что в избытке, а также узнав меня, сказал только:
— Так, молодёжь. Особо не шумите, не мешайте прочим отдыхающим, и порядок не нарушайте. И в воду под хмельком лучше не лезть. Юрий Викентьевич, хорошо отдохнуть.
Едва патруль отошёл, как некоторые начали меня тормошить — мол, откуда такое внимание и повышенная покладистость? Отшутился, мол, хорошо быть в хороших отношениях с соседом, особенно если он — полицейский начальник. Посмеялись, поверили. А, может, действительно — именно в этом и дело?
Опять пожалел, что в фургоне нет музыки — почему-то во время переделки даже не вспоминаю об этом, а вот сразу после — обязательно и неоднократно.
«Ну, патефоны ваши всё равно на ходу не послушаешь — иголка на каждом ухабе будет по пластинке прыгать. Сделали бы уже запись на кристаллы, что ли, как на флешку — куда как удобнее получилось бы».
«Не знаю, что такое „флешка“, но музыки порой не хватает, в том числе и в дороге».
Видимо, о музыке подумал не только я — откуда-то появилась гитара, даже две: одна с пошлейшим бантом на грифе, вторая без подобных украшательств. Начались песни, постепенно добрались и до моих «пиратских», правда, перевирали порой жутко. Боюсь, не удержал физиономию, потому что последовал вопрос от сидевшей напротив Зинки, с шестого класса изводившей большую часть парней в классе своей язвительностью:
— Юра, а тебе что, не нравится песня?
— Песня нравится, переделка — не очень.
— В каком смысле, «переделка»?!
— В прямом. В оригинале там немножко другие слова, вроде похоже, но смысл меняется почти полностью, и мелодия в другом темпе должна быть.
— А ты что, так прямо вот хорош знаешь, что и как там должно быть?
— Так уж получилось, что как бы — да…
— Ой, Юра, а ты ведь и сам тоже песни пишешь, я слышала? — Опять язва-Зинка, кто бы сомневался. — Может, исполнишь что-нибудь? Заодно и «Сушите вёсла» правильно споёшь.