Рыжая Соня и ветер бездны

Оставались четверо.

Горцы хрипло переговаривались между собой. Что они задумали? Стрелять больше явно не собираются. Убираться восвояси, увы, тоже…

Значит, постараются незаметно добраться до нее. Ну, это у них вряд ли получится…

Ах, проклятье!

Луна сегодня явно было на стороне ее врагов. Когда девушка спасалась бегством — она полыхала, как лампа в покоях купца. А теперь, когда Соне так нужен свет, чтобы целиться,— прячется в тучах!

Девушка поежилась: от камня тянуло стужей. В ущелье наступила кромешная тьма. Слева донесся какой-то хруст, покатились камешки, и она немедленно послала в ту сторону стрелу. Ни звука. Видимо, промахнулась. Соня на ощупь проверила колчан. Он был почти полон — но во тьме от лука мало толку…

Метательные ножи привычно оттягивали пояс, однако их было всего два. Меньше всего девушке хотелось бы схватиться с преследователями на мечах — но, как видно, избежать этого не удастся. Хотя клинком она владела превосходно… и все же драться с разъяренными разбойниками в кромешной тьме, на камнях, где того и гляди подвернешь ногу, было слишком рискованно. Да еще одной против четверых…

Опять шорох слева — на этот раз уже ближе. Теперь ей показалось, она заметила тень. Пятно мрака на фоне черной земли. Тщательно прицелившись, она послала стрелу в цель. Ответом был сдавленный крик. Есть!

Итого трое. Но где же они, Огонь их побери?

Ничего. Ни звука, ни движения. Слишком поздно Соня вспомнила, что имеет дело с опытными воинами, не первый год охотящимися в горах. Должно быть, искусством беззвучно подкрадываться к добыче они владеют в совершенстве. А значит, эти трое могут быть сейчас где угодно. Слева. За спиной. На скалах сверху…

Ее пробрала ледяная дрожь. Вот так впуталась! И все — по собственной глупости. Похвалиться захотелось. Перед кем?!

Соня стиснула зубы. Нет, так не пойдет. Впадать в панику, клясть себя последними словами — все это потом… Ну же! Вспомни, чему тебя учили!

Упершись в собственный страх руками, точно в стену, она отодвинула его, запирая за ним неуверенность, волнение, суетливость, нерешительность. Сейчас она должна была стать зверем — без мыслей, без любых человеческих эмоций. Зверем, движимым единственным желанием — выжить.

Рысь пробудилась…

Чуткое ухо уловило звук, но даже прежде, чем мозг успел осознать его, рука сама приняла решение. Метательный нож просвистел в воздухе и, судя по сдавленному булькающему хрипу, донесшемуся в пятнадцати шагах от скалы, где пряталась Соня, точно поразил врага.

Из горла девушки вырвалось торжествующее рычание. Она облизнула губы и потянула воздух. Все ароматы ночи доносились отчетливее, словно крохотные иголочки вонзались в нос. Пахло стылыми камнями, жухлой травой, конским потом, кожей и сталью. Пахло кровью.

Ночные тени приобрели необычайную глубину, позволяя различать сотни оттенков черного цвета. Речь покинула ее, а потому не было слов, чтобы назвать эти новые цвета, но она никогда бы не спутала их.

Вот движется черное на черном. Ползет, вжимаясь в камни, воняя потом и страхом. До чего неловок этот живой кусок мяса! Камни грохочут под ним. Сухая трава скрежещет. Будто в голос кричит — вот он я, иду! А этот глупец мнит, будто подкрался неслышно…

Рысь жаждала броситься на добычу, рвать ее когтями и зубами, отведать теплой крови, что хлынула бы мощной струей, окропив иссохшую землю… и Человеку стоило огромного труда сдержать Зверя. Напомнить, что у него есть иное оружие — малый клык, что поражает на расстоянии. И большой, что ждет своего часа, убранный в ножны…

Бросок!

Человек-добыча взмахнул руками, словно пытаясь поймать стальную птицу на лету… но она уже выклевала ему глаз и добралась до мозга. Крови оказалось совсем немного. Мертвое мясо повалилось на бок.

Так близко… Рысь облизнулась. Она была голодна. Ее слишком долго держали в темноте, в клетке. Она рычала и металась… А теперь был свет. Была пища. Была свобода.

Кто-то пытался удержать ее. Кто-то стегал ее раскаленным огненным бичом. Рысь гневно зарычала в ответ.

Голод.

Добыча была совсем рядом. Летающий клык поразил мясо. Теперь пришла пора насытиться.

Рысь мягко спрыгнула на камни. С силой втягивая воздух, наслаждаясь ароматом предстоящего пиршества, сделала шаг в сторону лежащей на камнях жертвы. Ветер дул в ее сторону. Запах крови был нестерпимо сладостен, затмевая все прочие, заставляя забыть…

Шорох сзади она услышала слишком поздно. Человек за Стеной взвыл от ужаса, отбрасывая бесполезный огненный бич. Рысь развернулась в прыжке, чудом ускользая из-под лезвия кривого меча, норовившего снести ей голову.

Копье лунного света, пробившись сквозь облачную завесу, вонзилось в землю, осыпав ущелье серебристыми искрами. В его дымчатом сиянии мир сделался одновременно отчетливым — и нереальным, как бывает только во сне.

…Последний разбойник сумел незамеченным пробраться выше по скале — и теперь бросился с отчаянным криком на убийцу своих товарищей. Он был жилистым и бородатым. От него несло кислым молоком и прогорклым жиром. У него были черные глаза безумца, рваный шрам на щеке и крючковатый переломанный нос.

Все это Рысь успела заметить в считанные мгновения, перекатываясь по земле, чтобы уйти от удара сабли. Она вскочила на ноги, одновременно выхватывая меч и подхватывая полу плаща, чтобы использовать его вместо щита.

Прямо в прыжке, не тратя времени на подготовку, нанесла колющий удар. Разбойник легко отбил его. И тут же вновь перешел в нападение.

Он удивленно выкрикнул что-то на гортанном наречии горцев — впрочем, Рысь не нуждалась в словах, чтобы его понять. Он увидел самку — вместо ожидаемого врага-самца. Самку, что танцевала перед ним со стальным когтем в руке, недоступная и манящая, желанная и дерзкая.

Рысь дразнила его, соблазняла, угрожала, заставляя терять голову от ярости и вожделения. Капюшон упал, и рыжие волосы развевались на ветру. Стройное тело призывно изгибалось. Разбойник хрипел, глаза его полыхали, в уголках пересохших губ выступила пена. В этот миг он жаждал ее больше всех женщин на свете, больше золота, больше самой жизни. И танец двух клинков стал для него прелюдией к иному танцу. Он уже видел, как сомнет эту прекрасную плоть, раздавит алый рот, станет терзать податливое тело…

Рысь оскалилась. В глубине сознания Человек корчился от ненависти, умоляя Зверя покончить с отвратительной игрой — но сейчас Рысь была сильнее.

Голод отступил… да она и не была голодна в обычном смысле. Страха жертвы, вот чего она хотела. Ненависти. Бешеной ярости и упоения боя. Всего этого она получила в избытке.

Удар.

Рысь по-прежнему больше оборонялась, без особого труда уходя от атак чернобородого. Да и тот, сопя и то и дело облизывая губы, явно нападал, желая только ранить или обезоружить, но не лишить противника жизни. Он опять что-то выкрикнул, и на сей раз слова достигли сознания Человека.