Рыжее братство. Трилогия

– Никаких обид, Лакс, – прошептала я, не решаясь высказать то, что испытывала, изза какойто совершенно не свойственной мне робости.

– Доброй ночи, любимая. – Вор чуть склонил голову и коснулся моих губ нежнымнежным, как ласка ветерка, поцелуем.

«Любимая» – он впервые назвал меня так, сердце на секунду замерло и с силой бухнуло в груди. Любимая – это звучало так красиво, куда приятнее всяких солнышек, лапочек, деток и прочих прозвищ, щедро сыплющихся из уст парней моего мира. Никогда терпеть этой дури не могла и сразу просила, чтоб называли по имени или прозвищу.

– Доброй ночи, – отозвалась я, но ответное слово застряло у меня в горле и так и не смогло прорваться наружу. – До завтра!

Лакс ушел, я закрыла дверь и заползла на кровать, от всей души жалея, что не сказала того, чего хочу, ведь он мог бы остаться. Легкое, на грани слышимости сопение Фаля и зеленый проблеск его помаргивающих во тьме глаз малопомалу успокоили мое разгоряченное воображение, а обезболивающая таблетка подействовала лучше всякого снотворного. Я отключилась почти мгновенно, только снилась мне опять какаято дрянь. Мы стояли с Лаксом на берегу реки, только я на одном, а он на другом, и пытались докинуть друг до друга веревки, именуемые ковбоями лассо. Ни хрена у нас не получалось.

Глава 23

Реабилитация, делегация и публичные разоблачения

Я была даже рада проснуться от того, что меня тормошил Фаль, позванивая на ухо:

– Оса! Оса! Ты спишь? А то там Нория так на Ханта ругается, кричит, будто он чегото украл! Жуть!

– Значит, надо обращаться в детскую комнату милиции или звать участкового, – зевнула я, но глаза продрала и села на кровати, вспоминая, где нахожусь. – Участковых в здешних краях не сыщешь, впрочем, как и в моих, так что разницы в принципе никакой, тут даже получше будет, поскольку никто на их появление не надеется. Правда, вот здесь я магева, и право не только помогать, но и судить мне даровано или навязано – это уж как посмотреть, но всетаки свыше! Так что надо вставать и идти разбираться. Итак, подъем! Чип и Дейл спешат на помощь, спасатели, вперед!

Я натянула джинсы, в них мне удобнее всего в такие деньки, и, поплескав на лицо водой, пошла на звук скандала. Фаль летел впереди, указывал дорогу. Личная комната Нории находилась в самом конце коридора, изза плотно закрытой двери грозное громыхание голоса женщины слышалось все более отчетливо. Она кричала чтото о неблагодарности и глупых шутках столь оглушительно, что в проводнике вовсе не было нужды.

– Утро доброе, что за шум, а драки нет? – спросила я, заглядывая в комнату одномоментно со звуком пощечины и всхлипом Ханта.

Рядом с лакированным темновишневым комодом и массивной кроватью на ножках, годившихся на цирковые подпорки даже слону, нависнув над съежившимся от ужаса сыном, метала громы и молнии раскрасневшаяся от негодования хозяйка трактира. Кажется, назревала ситуация а ля Ваня Грозный и его проштрафившийся сынок. Хорошо хоть посоха, чтобы съездить чадо по балде, у Нории под руками не было, но такая женщина вполне могла открутить башку голыми руками. Фаль испуганно пискнул и зарылся мне в волосы как в гнездо. Мое появление заставило мать отпрянуть от парня, чем Хант и воспользовался, выпалив торопливо:

– Мамка серьгу любимую потеряла, а кричит, будто я ее спер! Ничего слушать не хочет! А у меня от затрещин башка пухнет!

– Ты и магеве врать будешь, пащенок?! – взвилась Нория, как торнадо в Калифорнии.

– Да не брал я ничего, Гарнагом клянусь! – завопил Хант, и в голосе его было столько неподдельного возмущения пополам с удивлением, что я поверила. Если парнишка и тягал чего у мамки, то не сейчас и не эту злополучную сережку. И вообще, молодежь нынче практичная пошла, если б детка решил обчистить родительницу, выкрал бы не одну разъединую вещицу, а всю коллекцию побрякушек – и сделал ноги.

– Стоп, стоп! Таймаут! Продолжите драку после! Нория, почему ты решила, что вещь украл твой сын? – умиротворяюще вскинув руки, поинтересовалась я, становясь между матерью и сыном и от всей души надеясь, что магевский авторитет спасет меня от оплеухи, предназначенной Ханту.

– Комнату я свою на ключ запираю, кроме как ему, никому ходу сюда нет, да и мало ли Хант пацаном сопливым у меня побрякушек тягал играться? – прогудела возмущенная женщина, подбоченившись.

– Да когда это было, маманя, – прогундосил парень, пятясь за мою спину. – Я большой уже, да и зачем мне одна твоя сережка, коль девке какой на забаву тащить, так я бы две спер! Да и полоумным надо быть, чтобы твои любимые с красными камушками, от прабабушки доставшиеся, стырить!

– Когда ты сережки в последний раз видела? – отвлекая материнское внимание от маневров отпрыска, с достоинством всеведущей колдуньи уточнила я, соображая по ходу дела, что речь идет об украшениях, в которых Нория рисовалась вчера.

– Ввечеру их сняла, торопилась, потому в шкатулку не стала класть, комнату закрыла да и ушла, а утром глядь, нет серьги! – Женщина обошла вниманием факт своего местонахождения ночью в иной спальне, но, полагаю, Кейр мог бы обеспечить ее алиби.

Указующий перст Нории уперся в одинокую сережку на комоде, я машинально глянула вниз – краснокоричневый ковер в рыбках и кувшинках, хоть и малость потертый, застилал пол почти до самых ножек кровати, а дальше шли широкие доски, впрочем, щели между ними тоже узкими не были. Я подошла к комоду, провела пальцем по крышке – гладкий лак, никакой шероховатости, поелозила сережкой по темной доске. Вещица скользила хорошо, как лезвие конька на катке. Замолкшая Нория и притихший Хант наблюдали за моими манипуляциями, как паства за жрецом, готовящимся погадать на чьихто внутренностях.

– Внимание! Всем оставаться на своих местах! Следственный эксперимент, – объявила я, схватила со стула разложенное платье Нории и махнула в стремительном развороте к двери его рукавом по комоду.

Тяжелая сережка, продемонстрировав отличные аэродинамические характеристики, сорвалась с места, как ракета, и звякнула далеко под кроватью. Я оставила в покое платье и полезла следом за лишившимся пары украшением. Разумеется, второй серьги на том же месте не было, но, сотворив свет наскоро написанной в воздухе руной кано, я внимательно обследовала все щели. Хорошо еще хоть пыли тут не было, пусть Нория и отличалась вспыльчивостью нрава, но пыл и пыль слова не однокоренные, за ее аккуратность и чистоплотность можно было ставить десять балов по десятибалльной шкале. В нежном, совсем не похожем на неистовый жар истинного пламени свете руны я уловила легкий проблеск коварного металла в злополучной щели между досками.

– Ага! – довольно улыбнулась я и вылезла, зажимая украшение в руке. – Держи! – протянула вещицу хозяйке.

– Но она же одна, – неуверенно, будто сомневалась в достоверности зрительной информации, заметила Нория.

– Точно, – подтвердила я, почти насильно вкладывая сережку в ладонь женщины. – А за второй полезете сами, она в щель между четвертой и третьей от стены досками провалилась – глубоко, просто так не выцарапаешь. Наверное, доску отдирать придется, чтобы достать! Золото на магнит не потянет…