Рыжие волосы, зеленые глаза
Шрифт:
Сотрудник спецслужбы, имевший долгую беседу с шефом в ночь, когда погиб министр, сошел с поезда в Болонье, подошел к газетному киоску и, купив экземпляр «Мессаджеро», сложил его так, чтобы название сразу бросалось в глаза. После этого он сунул газету в карман пальто.
— Добрый день, — приветствовал его подошедший на условный сигнал Антонино.
Человек из Рима смотрел на гангстера ничего не выражающим взглядом.
— Я Антонино Катания, — представился молодой человек таким тоном, словно заявил: «Я — Джеймс Бонд, агент 007».
— Тогда
Они вышли из здания вокзала и пересекли площадь. Разговор шел на ходу.
— Мы недовольны, — начал человек из Рима. — Не так-то легко было свернуть дознание по факту смерти министра. И тем более увести в сторону расследование по делу об убийстве манекенщиц. А теперь у нас проблемы с этой Моранди. Я же велел лишь нейтрализовать ее, а не прикончить.
— Она слишком много знала. В доме мы обнаружили звукозаписывающую аппаратуру. Она решила сплутовать. Ее нельзя было оставлять в живых, это было опасно, — объяснил Антонино.
Для агента спецслужб это оказалось новым и весьма тревожным фактом.
— А записи?
— Исчезли. Мы прочесали весь дом и контору тоже.
— Ну так ищите дальше. Эти пленки не должны гулять по рукам. Оказывается, дела обстоят еще хуже, чем мы думали. Вы ее убрали, вместо того чтобы заставить ее говорить. По-моему, это полный идиотизм.
— Пришлось спешить, она была непредсказуемой, — стал оправдываться Антонино.
— Опять вы наступаете на грабли. Эту Моранди вы выбрали сами. Не надо было иметь дело с непредсказуемыми, — ледяным тоном возразил человек из Рима.
— Ну, если мы будем разбираться, кто в чем виноват, кто-нибудь обвинит вас, что вы выбрали меня, — обиженно заметил Антонино.
— Именно это и происходит в данную минуту, болван, — прошипел агент. — Так что займитесь делом, — добавил он уже спокойнее.
— Есть один кончик, за который можно ухватиться. Одна девчонка, некая Мария Гвиди, подружка Моранди, ее землячка. Она жила во флигеле, когда все случилось. Возможно, она знает все, а может, и ничего. Может, пленки с записями у нее, раз их больше нигде нет. Она уехала на следующее утро. Мы нашли ее. Работает на ярмарке и живет в католическом пансионе.
— Это мина замедленного действия. Надо заставить ее говорить, — приказал агент.
— А потом? Вы опять скажете, что хватит убивать? — насмешливо спросил Антонино.
— Вот именно. Четыре трупа из-за одного дегенерата с министерским портфелем — это уже многовато. Даже слишком. Найдите пленки и заставьте девчонку говорить. Если она ничего не знает, достаточно ее припугнуть, и она будет молчать. Если ей что-то известно, предупредите меня, я сам решу, что делать. Надеюсь, я выразился достаточно ясно, — сказал сотрудник спецслужбы.
За разговором они вернулись к вокзалу. Агент направился к составу, отправлявшемуся в Рим. Антонино уехал на своей машине.
Мария попрощалась с коллегами и сошла с автобуса на остановке Пьяцца-Маджоре. Было восемь вечера, когда она направилась к общежитию, торопливо шагая по крытой галерее. Навстречу ей попадались лишь редкие прохожие, спешившие домой к ужину, подальше от пронизывающего ледяного ветра, вихрем несущего
пыль и мусор.У дверей кондитерской Дзанарини, уже наглухо закрытой опускающимися железными ставнями, кто-то крепко схватил ее за руку выше локтя. Вместо того чтобы сопротивляться, Мария застыла на месте. Рука в перчатке зажала ей рот. Ее затолкали в автомобиль.
Машина отъехала, и она почувствовала, что сидит между двумя мужчинами. Пытаясь отогнать от себя этот кошмар, Мария покрепче зажмурила глаза. Но рука в перчатке, зажимавшая ей рот, была не сном, а явью. Она открыла глаза, но крик, рвавший ей грудь, вылился лишь в глухое мычание.
Другой человек залепил ей глаза пластырем.
Грубый голос с незнакомым акцентом угрожающе произнес:
— Сиди тихо, и ничего с тобой не случится. Хочешь орать — ори, все равно никто не услышит. — Они выехали за город, машина остановилась в поле у заброшенного, по виду хуторского строения.
Марию вытащили из машины и потащили внутрь. Она ничего не видела и лишь ощущала невыносимую вонь промерзшего, нежилого помещения. Ее толкнули на койку и привязали за запястья и лодыжки.
Потом наступила тишина.
Мария не смогла бы сказать, сколько времени провела она на морозе с завязанными глазами, спрашивая себя, зачем ее похитили. Наконец дверь открылась и вошли еще какие-то люди.
— Ну, теперь мы немного поболтаем, — произнес хриплый голос.
— Отпустите меня, — стала умолять она. — У меня нет родственников, нет друзей, нет денег. Я не та, кого вы ищете.
— Как тебя зовут? — спросил другой голос.
— Мария Гвиди, — ответила она.
— Все правильно. Именно тебя мы и ищем. Нам надо кое о чем тебя спросить, а ты нам ответишь. Потом мы тебя отпустим, только не вздумай врать. Это неправда, что у тебя нет ни друзей, ни денег. Ты унаследовала кругленькую сумму после смерти родных.
— Как видишь, мы неплохо осведомлены, — произнес первый — тот, что говорил с хрипотцой. — А что касается друзей, разве тебе ничего не говорит имя Моретты?
— Мне холодно. Развяжите меня, пожалуйста. Отпустите меня. — Девушка была в ужасе.
Ладонь, тяжелая, как лопата, обрушилась ей на лицо.
— Я задал тебе вопрос. Тебе ничего не говорит имя Моретты? — с угрозой повторил мужчина.
— Моретта — моя подруга, — дрожащим голосом произнесла Мария.
— И что ты делала у нее в доме?
— Спросите у нее самой, — ответила девушка.
Еще одна страшная пощечина заставила ее резко запрокинуть голову. Она почувствовала невыносимую боль в ухе, а из носа теплой струйкой потекла кровь.
— Не заставляй нас терять терпение, — вновь пригрозил тот, что ударил ее. — Что ты делала в доме Моретты?
— Я никого не знала в Болонье. Она согласилась приютить меня на две ночи, пока я искала жилье.
— Что произошло на вилле за эти две ночи?
— Понятия не имею. Я спала в квартире над гаражом, — еле слышно отвечала она.
— Это нам известно. А почему же она поселила тебя во флигеле?
У Марии хватило сообразительности и присутствия духа изобрести правдоподобную историю, чтобы умолчать о том, что она знала и видела. Только так она могла надеяться на спасение.