Рыжий Будда

А что вы там делали?. – Жил на положении эвакуированного. Виноват, простите, ваше превосходительство. А до этого был на службе у Колчака.

– У Герцога? – переспросил генерал, улыбаясь. —

Это сразу видно.

– Виноват, – опять сказал офицер. Служба у Герцога, как называли иронически в отрядах атамана Семенова и Юнга адмирала Колчака, – была плохой рекомендацией. Колчак, с точки зрения маньчжурских головорезов, был чуть ли не тихим интеллигентом, учителем рисования, мечтавшим о временах рыцарей.

– Так вот что, поручик! Вы себе не уяснили местных особенностей и поэтому не знаете, что там, где нужен бамбук, вовсе не нужны шуточки, которые вы могли отпускать в харбинских ресторанах и в салон-вагонах у Герцога… Идите и доложите о себе все полковнику Шибайло!…

– Виноват… – пролепетал опять поручик, но замолчал, встретив взгляд генерала. Офицер знал, что полковник Шибайло, носивший кличку Адамовой Головы, состоял при Юнге в должности, которую громко никто не решался определять.

– Извольте явиться к полковнику! – повторил Юнг и взял за руку своего спутника в очках. Тот покорно последовал за ним.

Они долго шли по улицам.

– Не люблю офицеришек, – ворчал Юнг. – Я им покажу воинскую честь. Негодяи, которые способны, на все. Набрал двадцать китайских прачек и чувствует себя в харбинском ресторане. Я им покажу учредительное собрание!

Спутник Юнга, найденный им на кладбище, молча и шел рядом с бароном.

– Вы меня накормите? – неожиданно спросил о в бороду. – Я около суток ничего не ел, – прибавил спутник барона.

Когда незнакомец говорил, он раздвигал бороду, как будто боясь, что слова могут застрять в жирной заросли волос.

– Хорошо.

– Я очень люблю битки, – обрадовано сказал неизвестный. – Знаете, если они еще в луковом соусе.

– Мы пришли, – сказал Юнг, все время молчавший после встречи с офицером Герцога. Охрана стояла по-прежнему у крыльца, разговаривавшие, при появлении Юнга, затихли.

Человек в очках вошел в комнату барона и сел на стул в углу.

– Вы не пошутили? – спросил он, раздвигая бороду.

– Насчет чего вы?

– Я говорил уже, что хочу есть. Когда накормите, буду говорить. Насчет еды не надо шутить!

Через несколько минут найденный на кладбище жадно ел густой томатный суп с рисом. Рис падал ему на бороду, и тогда незнакомец отделял пряди с приставшим рисом и совал их в рот, для того, чтобы обсосать. Он пришел в некоторое замешательство только тогда, когда денщик принес ему баранину, опять-таки с рисом, который нужно было есть палочками.

– Барон, – проворчал бородач, – неужели у вас нет вилок?

– Водку пьете? – спросил невпопад барон. – Я прикажу вам принести, хотя нужно было, по правилам, перед едой. Не хотите, ну ладно… А к палочкам у нас все привыкли.

– Кругом рис, – поморщился собеседник Юнга. – Почему вы, барон, не можете прилично питаться?

Юнг ничего не ответил гостю и, отойдя в угол комнаты, снял свой красный халат, оставшись в одном зеленом кителе. Потом он подошел к столу и, опасливо взглянув па бородача, взял револьвер, лежавший рядом с оторванными пуговицами.

– Не беспокойтесь, я не Принцип, – сказал бородач, двигая дремучими щеками.

– Какой Принцип? – спросил Юнг, сунув револьвер в карман, вверх тупым дулом.

– А который эрцгерцога убил, не помните разве, в Сараеве? Ну, ладно, не мешайте мне есть…

Юнг отошел, посвистывая, к окну и вдруг вспомнил все происшествия сегодняшнего дня: голову князя, связанный с ней страх и посещение кладбища, где барон встретил этого странного проходимца, которого, неизвестно почему, пришлось взять сюда.

Между тем бородач вдруг снял волосяные очки, открыв большие близорукие глаза, окруженные косматой бахромой. Он потер покрасневшее переносье, придвинул тарелку и принялся брать рис прямо пятерней.

Опорожнив тарелку, незнакомец заявил барону:

– Хочу спать.

– Возьмите кошму и подушку в углу и спите! – раздраженно ответил Юнг.

Его изумляло поведение бродяги, и барон начинал сдерживать раздражение, назревавшее с каждой минутой.

Гость немедленно улегся на пол на разостланную кошму, расстегнул ворот, полежал сначала на правом боку, потом перевернулся на левый и скоро погрузился в сои, с легкостью шомпола, опущенного в дуло.

Спал он беспокойно, вскрикивая и содрогаясь во сне, держа одну руку под подушкой. Рука, видимо, от этого немела, и бородач все время водил ею, выдергивая ее из-под головы.

– Ну и эфиоп, – мог только промолвить Юнг, разглядывая спящего. – И наверное – неряха: половина риса осталась в бороде!

Теперь пора сказать, кем был человек, спавший на кошме барона Юнга.

Бородач носил странную фамилию Збук, которая была вечным сосудом для насмешек.

Род занятий Антона Збука был крайне неопределенным – он в своей жизни таскал землемерную цепь, изучал санскрит, преподавал географию в гимназии маленького городка в центре России и, наконец, заделался, неожиданно для самого себя, гидрографом.

Мозг Збука был устроен так, что он недолго раздумывал над тем, что еще придется делать ему в своей жизни, и поэтому Збук честно изучал каждое новое ремесло. Во время германо-русской войны он попал на дальнюю реку, текущую в новых русских владениях, и нисколько не огорчился тем, что на реке почти никто не жил.

Збук, будучи рожден в семействе беспутного армейского офицера, рано привык к самостоятельности и одиночеству, и поэтому ему очень нравилось бродяжничество и полная независимость.

Он никогда ни о чем не тужил, даже когда его выгоняли из Константиновского Межевого Института или когда, по неловкости, он опрокидывал, сваренную ценой неимоверных усилий, лагерную похлебку из баранины.

Запросы Антона Збука?

Самой дорогой вещью во вселенной он считал принадлежащую его отцу серебряную копию простой водочной бутылки, поднесенную штабс-капитану Збуку офицерской компанией во время юбилейных поцелуев.

На бутылке были выгравированы не только точное изображение казенного ярлыка, но и надписи на двух языках – по-русски и по-польски, ибо полк в то время стоял в Польше и в офицерском собрании были и поляки-армейцы.