Рыжий и черный
Шрифт:
Брендон, все так же в черном свитере и широких, сейчас серых от грязи штанах, замер по середине площади, что-то спешно вырисовывая на брусчатке. Сперва Андре показалось, что это мелок, но подойдя ближе, она поняла, что это кровь. Брендон выводил руны своей кровью.
Заметив, хотя, скорее, почувствовав кого-то рядом, он удивленно приподнял голову вверх, замирая и мотая головой в диком изумлении.
Время словно остановилось. Или Каеде его остановил? Как остановил голодное пламя.
Мужчина недоверчиво поднялся с корточек:
— Что ты тут делаешь?
В отличие от Андре, ему было плохо — по грязному, серому от пепла лицу тек пот, оставляя за собой красные, припухшие из-за ожогов дорожки.
— А ты что тут делаешь? — возмутилась она, доставая из кармана брюк позаимствованный копир и слюнявя его кончик — иной воды тут не было: — Живо снимай свитер — вот тут ты точно не замерзнешь!
Он растеряно протянул руку к ней, как будто надеялся, что она всего лишь галлюцинация — до этого он избегал любого контакта:
— Ты… Пришла сюда… — его голос звучал растерянно.
— Чтобы разблокировать твои рунные цепи! — Андре снова скомандовала — она боялась, что волшебства Каеде хватит ненадолго: — Свитер снимай!
И почему она тогда отказалась от предложения отца Маркуса? Владей она сейчас эфиром, она могла бы помочь чуть больше, чем разблокировкой рун. Иногда она тоже ведет себя, как глупый баран, или, вернее, иглобраз, как Брендон.
Он, послушно обнажаясь, стащил свитер, продолжая мотать головой — кажется, он до последнего надеялся, что Андре растворится в воздухе, как призрак. Она нахмурилась, наклоняясь ниже и всматриваясь в цепочки рун, которые вились по всему торсу мужчины. Сюда бы Грегори — вот кто легко читал и разбирал цепи, она его жалкая ученица, но сейчас пришло время сурового экзамена и отступать, чтобы вернуться к учебникам, нельзя.
— Какая красота… — не сдержалась она, прикасаясь к гладкой, чуть влажной коже.
Брендон уже смирился с её существованием:
— Да, я над этой цепью два года работал.
Андре не удержалась от смешка:
— Я вообще-то твои мышцы имела в виду — красиво!
Колдун впервые не нашел, что ответить. Лишь терпел, когда карандаш рисовал что-то на его коже.
Брендон оглядывался вокруг и не понимал, почему время остановилось. Чья рука привела сюда Андре? Кто помогал ей сейчас? И кто выведет её из этого пекла потом…
Она рисовала и рисовала. Её пальцы скользили по его коже, внимательно проверяя каждую руну. Близкое дыхание щекотало и заставляло думать не о выпущенном когда-то «Черном гневе», не о пламени, не о матери, сожженной на костре инквизицией, не о своей ошибке тогда, больше десятка лет назад, когда он мстил инквизиторам и не удержал «Черный гнев», спалив монастырь и прилегающие земли… Он думал о девушке, о том, что принц теперь будет думать глупости о них с Андре, о том, что состязаться в привлекательности с Анри, между делом способным подарить целый завод, невозможно, о том, что Андре уже несколько раз предлагала ему свою помощь, а он отказывался, как гордец. О том, что ему нечего предложить Андре. Впрочем, она ничего и не ждала от него, наверное. У неё есть принц. Но кто же выведет её из этого пекла?!
Она, тяжело дыша, закончила ход вокруг него:
— Я больше ничего не могу сделать — главное я разблокировала. Но этого может не хватить… — Её губы посинели от краски копира — она снова и снова смачивала карандаш, рисуя руны. Она облизала сухие, лопающиеся от жара губы, и Брендон заметил, что и язык у Андре был синим. Капельки пота текли по её лицу, короткие пурпурные волосы топорщились мокрыми иглами. И все же она была бесподобно хороша, даже в форменной тужурке «Левиафана» с морским королевским змеем на шевроне — словно помеченная принцем «Моё! Не трогать!». Только дикое желание, которому Брендон
год за годом запрещал просыпаться в сердце, умоляло хотя бы попробовать… Он положил руки Андре на талию — он устал быть в одиночестве. Хотя бы сейчас, хотя бы перед смертью можно чуть-чуть позволить себе…Он притянул Андре к себе, тут же почувствовав, как она сопротивляется. Брендон был понятлив — хотя бы в таком. Он отпустил Андре, тут же повинившись:
— Прости…
Она рыкнула на него:
— Совсем с ума сошел?!
Он твердо повторил:
— Еще раз прости!
Она стукнула его в грудь кулаком — не больно, но обидно:
— Нашел, когда обниматься! А если я руны смажу?! И вообще… — она дернула ворот тужурки. — Вытаскивай нас отсюда, Брен.
Он опешил — он все же надеялся, что принц все продумал и готов её вытащить из пекла — даже если Брендон справится и погасит «Черный гнев», высокая температура еще долго будет сохраняться на пепелище. У Андре нет столько времени — ждать, когда остынет. Она потеряет силы и жизнь гораздо раньше — она же не маг.
— Разве тебя не заберут?
Андре отважно улыбнулась, словно маленькое солнышко выглянуло из-за туч, и призналась:
— Мне такого не обещали. Чудо, что до тебя донесли.
— И ты пошла… — Он такого самопожертвования не заслужил, вот точно. Он костьми ляжет, но вытащит её отсюда. Его ладонь потянулась к её щеке, но не прикоснулась — Андре тяжело опустилась на горячую брусчатку — сил стоять не было. Гул проснувшегося пламени навалился, заставляя давиться горячим воздухом и чувствовать, что смерть безумно близка.
— Еще скажи… что не должна была.
— Не должна. — он сел у рун, по новой проверяя рисунок. Андре оперлась спиной на его бок, тяжело и жарко. — Я не уверен, что у меня получится.
Она обреченно кивнула:
— Значит, мы останемся тут.
— Зачем ты пошла сюда за мной?! Я не собирался возвращаться. Мне не к кому было возвращаться…
Андре напомнила:
— К своему белому как мышь другу… Вы так забавно пререкаетесь… Он любит тебя… Ладно… Уважает. Дорожит… Еще к кому-нибудь. И вообще, Брендон… Чтобы было к кому возвращаться… Сперва надо втянуть иглы, иглобраз! — последнюю фразу она еле просипела — жар высушил голосовые складки, и говорить было нечем. Глаза её то и дело закрывались сами по себе — клонило в сон. Или уже в смерть. — Не бери в голову… Я знала, на что шла… Я справилась — это главное.
Глава 40 День пятый, точнее ночь. Наконец-то правда
Огонь узнал его и теперь ластился, как заскучавший кот. Раньше огонь воспринимался не так — он был врагом, которого надо было победить и удержать, теперь это был друг, предлагавший свою помощь.
Тяжелые капли крови капали на брусчатку, на которой Эван выводил символы — Брендон набросал ему на листе бумаги перед уходом основные руны, сказав, что остальное подскажет сердце. Сердце же подсказывало отнюдь не руны. Сердце трепыхалось от осознания — Эван узнал прячущийся в огне эфир. Не узнать его, когда каждый день сталкиваешься с носителем, невозможно. Оставалось понять, почему Вики и Брок скрыли это от него. Почему промолчали и не сказали, что Полин втянули в грязные дела — в каждом языке пламени горел её эфир, общий для Вики и Брока.
Окровавленный палец скользил по грязным камням, и думать, какую заразу Эван тут может подхватить, не хотелось. Стоило поспешить — где-то там, дальше, куда ушел Брендон со словами, что Эвану есть к кому вернуться, а значит, соваться вглубь огня не стоит, — колдун готовился к обряду. Его алый эфир тоже ни с чем не перепутать.
Эван выпрямился, вглядываясь в незадевающее его пламя:
— Полли, во что же тебя втянули?
Он не надеялся на ответ — Полли, если и была тут, то где-то далеко.