Рыжий и черный
Шрифт:
Эпилог
Прошло три, а может четыре луны. Ноа не особо следила за временем — дни были долгими и мирным для неё и Полли, это главное. Отцвели все деревья, налились соком ягоды, солнце, еще даже не летнее, жарило так, что папа в обед обязательно приезжал домой из Управления и учил Ноа и Полли плавать в океане. Это было забавно — мокро, весело и освежающе. Даже уточки научились плавать благодаря магии. Жаль, мама еще ни разу ни присоединялась к ним, считая купальные наряды то ли безнадежно короткими, то ли наоборот длинными и мешавшими плавать. Ноа на днях добралась до своего купального платья и нагло ножницами обрезала штанины и юбку. Нерисса Эйр сперва поругалась, потом спрятала ножницы, потом поплакала, а потом направилась к неру Поттеру — привычно жаловаться, что совершенно
Солнце перевалило за зенит. Даже в саду было жарко. Душно. На небе, высохшем до белесого цвета, ни облачка. Вот бы папа распорядился магам-погодникам нагнать дождь! Ноа сидела на вишневом дереве прислонясь к гладкому стволу и доедала последние сладкие вишни. Живот откровенно болел. Сок тек по ладоням, как кровь, и капал на платье. Вишни уже потрескались, некоторые даже начали засыхать — в основном на верхушке дерева, куда Ноа было не забраться — папа строго-настрого запретил это делать, а когда он говорил так серьезно, даже Ноа пронимало. Она глянула вниз — она сидела не выше полутора ярдов над землей, так что наказать не должны были, да и мама бы уже велела спускаться, заберись Ноа высоко. В этот обеденный перерыв папа не приехал — был занят. Так тоже бывало — не повод грустить, ведь вместо него домой заехала мама. Она сейчас, сидя за летним столом в беседке, вместе с Полли заканчивала десерт — вишневый пирог, а Ноа уже так объелась вишни, что в неё даже сладкий пирог не лез. Руки по локоть были во вкусно пахнущем липком вишневом соке. Легкое кружевное платье, наверное, тоже. Мама в строгой белоснежной блузке с нашивками детектива на вороте-стойке и форменных брюках изредка посматривала на Ноа, но не ругалась. Она вообще редко ругалась. Ноа даже не помнила, когда это было последний… Или первый?.. раз. Жаль, что ей скоро опять на службу. Зато вечером обязательно будет прогулка. Может, не всегда такая, как хотелось Ноа, но будет — иногда папа на прогулке ездил в новый квартал на Ветряной гряде и смотрел, как отстраиваются новые дома, как осваиваются там новые жители, как соблюдается порядок на улицах. Ноа не понимала, зачем они с Полли нужны папе в таких поездках, но никогда не канючила и не уговаривала не ездить. Даже когда в трескун, тут больше белый не из-за снега, а из-за летящих лепестков отцветающих деревьев, пришли ветра с Великого океана, гнущие до земли вековые деревья на Ветряной, стонущей и поющей гряде, Ноа не боялась и ездила с папой туда. Мама тогда еще, вслушиваясь в дикую, первобытную песню, которую завели деревья, волнующиеся по воле ветра, как трава в поле, сказала: «Так вот почему не Ветренный, а Ветряной — я-то думала, ошибка в названии». Ноа ничего не поняла тогда, и мама пояснила разницу между ветренным и ветряным. Глядя на поющий лес, Ноа согласилась — он, действительно, был ветряной — приводимый в действие ветром, поющий по его воле.
Влажный ветерок коснулся её кожи, и Ноа передернула плечами — даже сейчас вспоминать ветра трескуна и пение леса было страшновато. Но рядом с папой и мамой страшно не было никогда, да и у Ноа был свой небольшой секрет, который знает только она и Брок.
Ноа качала ногой и смотрела в зенит, где чуть колыхались от ветра ветви вишни с высохшими ягодами. Именно поэтому она пропустила визит незнакомого мужчины — только из-за вишни. И может быть солнца. И бездонного неба. Она заметила высокого в черном строгом мундире с золотом непонятных нашивок мужчину, когда мама позвала:
— Ноа, спустись к нам! У нас гость — нас приехал навестить мой кузен Ренар Каеде.
Ноа опустила взгляд вниз, узнавая рыжего мужчину — того самого из парка с канарейкой. Он изменился: стал еще худее, чем был, щеки ввалились, красные волосы стали длиннее, а короткая четкая тень на земле показывала четыре хвоста. Четыре. Ноа не знала, что её больше смущает — теневые хвосты мужчины или их число? У мамы тоже был хвост, но один. Он мелькал крайне редко, но все же мелькал.
Полли тут же уточнила, сидя рядом с мамой:
— Дядюшка Каеде, да?
Ноа храбро спрыгнула на землю, пряча руки за спиной — на всякий случай.
Мужчина подошел ближе к Ноа и присел на корточки, заглядывая ей в глаза. Полли подскочила к Ноа, и она привычно сделала шаг вперед, заслоняя собой сестру.— Дядюшка? — Ноа не помнила, почему ей это не нравится, но точно не нравится!
Рыжий мужчина поправил её:
— Просто Каеде.
Мама вмешалась:
— Дядя Каеде, Ноа.
«Дядя» обернулся на маму и упрямо возразил:
— Каеде. Никаких дядюшек и дядь. — Он снова повернулся к Ноа: — можешь называть меня по имени. Каеде — это значит Кленовый лист.
Ноа не помнила Дядюшку с мешком, но все же называть этого мужчину ни дядей, ни дядюшкой не хотелось. Почему-то. Особенно дядюшкой.
Мама была бы не мамой, если бы не уперлась:
— Пока только дядя! Понял?
— Каеде! — упорствовал мужчина. Ноа не понимала: ладно мама — она упрямая, но этот… Дядюшка…
— Дядя Каеде! — настаивала мама.
Он улыбнулся, почему-то подмигнул Ноа и предложил новый вариант:
— Лис. Ты можешь звать меня лисом, Ноа.
Она внимательно посмотрела на маму и все же уточнила:
— Мааа… Он точно хороший?
Мама кивнула:
— Точно.
— Хорошо, — согласилась Ноа и опустила руки вниз, бросая камень, который держала на всякий случай в руке, на землю. Мама вновь вздохнула, отводя в сторону расстроенный взгляд:
— Ноа… Все хорошо, тебя никто никогда не обидит!
Ноа широко улыбнулась:
— Я знаю, ма. Я на всякий случай. — Кажется, этот «всякий случай» маму не убедил. Ноа благоразумно промолчала, что у неё в ботинке прячется нож — Брок подарил. Пока еще ни папа, ни мама не настаивали на летних туфлях, так что время решить, куда перепрятывать нож, у Ноа было.
Рыжий лис продолжал сидеть на корточках, как-то странно рассматривая Ноа, так что руки просто зачесались достать нож, но маме Ноа верила. Только украдкой Ноа не удержалась и показала лису кулак. На всякий случай — нельзя так рассматривать детей. Каеде склонил голову вниз, словно признавая свою вину, выпрямился и вернулся к маме — встал рядом со столом, смотря на маму сверху вниз:
— Виктория… Я рад быть в твоем доме. Я рад, что ты признала меня. Надеюсь, новая Аквилита нравится тебе и Эвану.
Мама как-то колко — Ноа знала, что в таком случае бравые пилотки прятались от неё, — посмотрела на лиса и сказала:
— Ты приехал проверить Поля памяти и… Мактира?
— И Форда, и Уоллис, и… — он чуть обернулся на Ноа, но ни назвал её по имени. Только сказал: — …и её.
Он достал из кармана черного мундира небольшой нож в кожаных ножнах:
— Я привез Ноа подарок. Это цукумогами, живая вещь. Этот нож почти точно такой же, как у тебя. Позволишь подарить ей?
Ноа не сдержала любопытства и подошла ближе, поглядывая на нож, спрятанный в коротких ножнах. Нож при этом точно так же рассматривал Ноа единственным алым глазом. Мама возмутилась:
— Ноа — ребенок! Это неподходящий подарок для девочки. Мог бы… Книги выбрать в подарок, или альбомы для записей, или игрушки.
Лис сдал Ноа с потрохами — даже обидно стало:
— У неё в ботинке перочинный нож. Цукумогами, как любая живая вещь, безопаснее в разы. Он не предаст и не обидит Ноа. Это лучше, чем кусок неживого и острого железа в ботинке, который и потерять можно. Цукумогами никогда не потеряется.
Кажется, мама расстроилась — так сильно она поджала губы, что они стали тоненькой ниточкой. Броку придется несладко этим вечером, зато принять подарок мама разрешила. Ноа неуклюже поблагодарила лиса и осторожно сказала, вспоминая разговоры в парке с канарейкой — вдруг этому рыжему важно, он же из-за Полей памяти приехал и немножечко из-за неё:
— Мне Крис говорил, что в Полях памяти живет мастер игрушек. — Её прорвало — она обиженно пожаловалась на друга: — Альк сказал, что это чушь, потому что мастер — призрак. Призраки не могут взаио… Взаимодей… Создавать игрушки, — выкрутилась она. — Я пообещала Альку поставить фингал под глазом, потому что он расстроил Полли. Можно нам тоже в Поля памяти?
Она посмотрела на лиса и, не дождавшись разрешения мамы, коварно улыбнулась — во всяком случае она очень старалась быть коварной:
— Прокатишь? — почему-то сейчас ей это было очень важно, даже важнее фингала у Алька под глазом. Ей важно быть в Полях памяти и посмотреть, как там все.