Рыжий: спасти СССР 2

До сих пор не могу понять, зачем Хрущёв уничтожил артели, которые работали в рамках сталинской системы экономики и, порой, были настоящей палочкой-выручалочкой, в том числе для решения социальных проблем. И была жестокая система налогообложения, карающая длань государства за экономические нарушения. И это работало.

— Чем занимаешься? — в мой кабинет истории и социально-экономических дисциплин вошла Настя.

— Да вот, думаю над новыми инициативами, — сказал я, закрывая тетрадь.

— Все вокруг ещё не отошли от твоих прежних инициатив, — сказала Настя и громко, заливисто рассмеялась. — Первый секретарь рвет и мечет. Давно хотела увидеть его таким… беспомощным.

Она была в курсе, насколько прогневался наш Первый секретарь райкома комсомола товарищ Трошкин. У него не получилось надавить на меня, так что он пробовал сделать это через Настю. Вот только главная комсомолка училища… Впрочем, а кто она теперь? После того, как я был обласкан советской прессой? Может я уже главный комсомолец? Так вот, Настя менялась на глазах. Она превращалась из серой мышки во вполне себе компанейскую, между тем, деловую девушку и комсомолку.

— Ты хотела поговорить со мной о Степане? — спросил я.

— Мне не с кем об этом поговорить. Все подруги, с которыми я ещё общаюсь после университета, уже замужем либо готовятся выйти замуж, — опустив глаза, смущённо сказала Настёна.

— И поэтому ты решила найти подружку во мне? — усмехнулся я. — Нет, ты ничего не подумай. Я вижу в тебе друга. Правда, разделяю все же понятия «друг» и «подружка». Так что ты мне именно что друг.

— Ты не хочешь об этом говорить? — как будто обидевшись, спросила Настя.

— Да нет же. Только в делах любви советчиков быть не может. Тут либо сам шишку на лбу набьешь, либо потом обвинишь в неудачах того, кто давал советы. Но моё мнение такое: Степан — мужчина достойный. А ваша разница в возрасте — это не помеха, — сказал я, улыбнувшись. — Ты не замечаешь, что ты как тот цветочек расцвела? Когда ты была с Жекой, вела себя как серая мышь. Теперь ты бабочка.

— Скажешь тоже… — смутилась Настя.

— Ну такая… моль, — пошутил я, получив удар кулачком в плечо.

— Таракан! — решила вернуть мне.

Как часто мы оглядываемся на то, как будем восприняты в обществе! «Так не делай», «Ты должен»… Общественное мнение важно. Но, на мой взгляд, ещё важнее то, чего именно хочешь ты. А это понять очень сложно.

Но во всем нужна мера. Нельзя самореализоваться не оглядываясь, считая, что все вокруг тебе должны, ну а ты никому. К примеру, я против различных субкультур, в основе которых лежит разрушение общества. Впрочем, обвинять огульно рокеров и прочих хиппи я бы не стал. Это государство не досмотрело, перестало быть актуальным, не распознало и не дало молодым людям того, к чему они могли бы стремиться и ради чего жить.

Если бы не ложь, то сказка стала бы былью, а не пылью. Лгут в Советском Союзе, выходят избранные за рамки системы. Так может систему немного расширить? Какие нахрен «Березки»? Такие магазины должны быть и для простых граждан, пусть там и будет несколько дороже. И так во многом.

— А ты любишь Таню? — неожиданно спросила Настя.

— А ты решила поухлёстывать за мной? — отшутился я.

— Нет. Мне бы со Стёпой ещё разобраться. Но та девушка в ресторане… Лида. Она так смотрела на тебя. А еще она в туалете плакала…

Смотрела… А потом Татьяна устроила мне, вернее, попыталась устроить разборки по этому поводу. Я даже в какой-то момент подумал, что было бы неплохо избавиться и от Тани, и от всех прочих переживаний, связанных с дамочками.

Много эмоциональных сил они требуют. Так что где-то я даже доволен тем, что Таня уже через три дня после своего последнего экзамена отправляется с родителями в Гурзуф на полтора месяца. Пусть отдохнёт. А если найдёт там кого-нибудь, думаю, что я даже и плакать не буду. Да я вообще не буду плакать.

— Я должна тебе сказать, что у меня есть комсомольское задание. Мне поручили присматривать за тобой внимательно и докладывать обо всём, что ты делаешь, как ты дышишь…

— Как хожу в туалет, — продолжил я за Настю.

— Даже это. Товарищ Трошкин вне себя от горя. Будь осторожен. Он явно попробует сделать тебе какую-то пакость. Он нехороший человек. Я даже побаивалась его, пока не стала общаться со Степаном, — призналась комсомолка, вновь потупив глаза.

Наверняка, что-то произошло между Трошкиным и Настей. Не удивлюсь, если на каком-нибудь корпоративе комсомола этот товарищ чего-то добился от нашей комсомолки. Ну да ладно, я не полиция нравов.

— Анатолий Аркадьевич, достаточно вам говорить о комсомольских делах… Если вы о них разговариваете, — в кабинет, чуть ли не с ноги, вошла Марьям Ашотовна и явно язвила. — Через пять минут в кабинете директора.

Сказав это, завуч развернулась, хмыкнула, намекая, что явно не комсомольскими делами мы здесь с Настей занимаемся, и направилась к выходу.

— Пятнадцать минут, — сказал я ей вслед.

Послышалось ещё одно хмыканье, но женщина ушла. Ведёт себя, как будто мы с ней переспали, а теперь она меня застукала с молодой девицей. Хотя тут ревность ещё и заплетается, не обязательно межполового свойства. Завуч явно считала себя своего рода локомотивом училища. А тут я и завертелось…

Естественно, в училище зачитывали газеты до дыр, где было написано, какая наша бурса — самая бурса из всех. Может, я и понял бы Марьям Ашотовну, которая с момента основания училища, с 1959 года, работает здесь. И, надо признать, работает неплохо. Важно, что вовсе работает, в отличие от многих. А тут появляюсь я…

— Знойная женщина Кавказа! — прокомментировал я поведение завуча, когда Ашотовна вышла.

— А она, как и многие, считает, что ты используешь училище в своих целях. Что ещё до нового учебного года можешь уйти от нас, — озвучила мне училищные сплетни Настя.

Я не стал это комментировать, потому что, по сути, так оно и было. Между тем, если нужно идти к директору, то не стоит лишний раз его раздражать, ну или дразнить завуча и дёргать её за ярко-красное платье, служащее как маяк для кораблей. Только наоборот. Оно давно видно издалека, но работники училища не идут на этот свет, а стараются держаться подальше. Марьям Ашотовна каждого второго встречного в училище, кто праздно шатается, обязательно найдёт, чем загрузить.

— Михаил Семёнович, вызывали? — спросил я, заходя в кабинет директора.