Рыжий сводник для убежденного холостяка
Шрифт:
Три года назад после больницы в душе царила пустота. Понятная, серая пустота. В этот раз ничего
подобного не было. Пусть внешне она и горевала, но внутри теплилась коварная надежда, не давала покоя и
забытья.
И вот сейчас эта надежда, такая будоражащая и вполне реальная, ждала ее в торжественном зале.
– Ну, ты как?
– поинтересовался Грабовский.
– Уже до конца психоанализ провела? Выводы готовы, или
мозги подправить еще необходимость есть?
– Саш, боюсь я...
– Естественно! Кто ж это, дожив до двадцати
на серьезные отношения. А вдруг он ужины потребует каждый день или еще одного кота заведет?
– Не издевайся! Я серьезно!
– Так я тоже! Любишь ты его, - Грабовский устало потер глаза.
– Хочешь обратно, но трусишь.
– Да что ты такое говоришь?!
– возмутилась девушка.
– Ну, ладно, доказываю, - он открыл блокнот и начал читать. – «Этот сукин сын мне всю душу вывернул!»
или: «Я ведь, как дура, влюбилась, поверила, в Москву поехала», но больше всего мне вот это нравится: «Этот
наглый сексуальный маньяк у меня еще помучается». Твои цитатки, между прочим.
Василиса рассмеялась. Она действительно все это кричала и Киру, и сама себе в подушку, когда думала, что
никто не слышит.
– Ну! И кто тут будет мне говорить, что не влюблен по уши в господина Пивоварова?
– Сашка, обещай, что поможешь мне его труп спрятать, если что...
– Да не вопрос! Закопаем в лучшем виде!
– довольно отмахнулся профессор.
– Я, если надо, всех своих
двоечников припашу, потом и экскаваторами не дороют!
– Ты действительно думаешь, этот мерзавец на самом деле меня любит?
– уже тихо, почти шепотом, Василиса задала самый сложный вопрос.
Профессор повернулся и, глядя ей в глаза, тихо и ласково ответил:
– Васька, мужчина, который добровольно усыновил твоего кота, не может быть мерзавцем!
– он развел
руками и извинительным тоном добавил.
– Вот я, твой лучший друг, ни за что бы Фильку не взял, а он принял.
Мается с ним, возит туда-сюда, никому не отдает. Разве это не любовь?
– Саш, ну у тебя и логика...
– Да ты представляешь, как он детей твоих боготворить будет? Эх, что ж ты у меня такая глупая? Тебе
счастье на четырех колесах привалило, а ты тут все в лягушку обратиться хочешь и на болото ускакать.
Против такого найти возражения было трудно. Василиса и Грабовский еще немного посидели, а потом
девушка сама выпроводила профессора за дверь. Дальше оттягивать неизбежное смысла не было. «Будь, что
будет!» - сказала она себе.
В комнатке сторожа стало совсем тихо. Она сбросила с плеч старый шарфик, что выдал ей друг, и
приготовилась ждать. Столько, сколько понадобится. Лягушонке вдруг остро захотелось стать принцессой, и
чтобы у ног был только лучший, красивый и достойный принц, а лучше - Серый волк.
Напряжение куда-то ушло, словно уже было сделано самое важное дело. В голове бессвязно кружились
мысли, ветер стучал в грязное окошко, а она ждала.
Дверь отворилась
тихо. Ни противного скрипа ржавых петель, ни треска ссохшихся досок - простооткрылась дверь, и вошел он. Привычный мир качнулся и рухнул в пропасть.
Никто из них так и не понял, как девушка оказалась плотно прижатой к старому столу, а горячие мужские
руки добрались до платья и сразу же стали его стаскивать. Досадное препятствие. Не до него. Вслед за платьем
в угол полетел пиджак и рубашка. Лишь черная строгая бабочка и брюки - на нем и кружевное алое белье - на
ней. Василиса больно укусила Кира за губу и притянула к себе.
– Еще раз увижу в кабинке пожарной машины - прибью! – почему-то это было важно. Даже сейчас.
– Волновалась?
Вместо ответа она приподнялась на носочки и прижалась горячими губами к его губам. Мир еще раз
перевернулся, когда он жадно и настойчиво ответил на поцелуй. Температура в сторожке поднялась. Двое
наконец дорвались друг до друга. Все дни и месяцы ожидания превратили в пытку каждое мгновение порознь.
Василиса совсем никак не помогала. Тонкие замерзшие ладошки обхватили его попу и крепко сжали.
– Пивоваров, твоя задница - это конец света. Я тебя точно съем!
58
Кир усмехнулся и повторил ее прием. Маленькая женская попка очень хорошо уместилась в широких
ладонях.
– Моя… - он приподнял девушку и усадил на стол.
Стройные ножки тут же обвили мужскую талию и прижались бедрами к паху. Мужчина сцепил зубы от
острого возбуждения. Так близко, так желанно, стоило лишь чуть-чуть сдвинуть белье, и все... С силой
выдохнул, прогоняя одержимость, провел рукой по изящной ножке от тонкой лодыжки к бедру.
Теперь уже Василисе пришлось закусить губу. Прикосновения обжигали, искрами посылая откровенные
эротические сигналы по всему телу.
Спина сама выгнулась, подставляя грудь, и тут Кир сорвался.
– Милая, ты точно доиграешься, - со стоном прошептал он прямо в сладкие губы.
– Так может, делом займешься?..
Ее руки уже боролись с замком на мужских брюках, не желая дольше растягивать агонию. Голод последних
месяцев сказался на обоих: поцелуи больше походили на укусы, а страсть - на битву. Белье куда-то исчезло.
Ничего не осталось. Лишь движения, стоны и счастливое, чуть слышное «да».
Здесь в прохладной ветхой сторожке на отшибе большого гаража под завывание ночного ветра и шум
машин двое жадно предавались любви. И не было в округе ничего, чтобы смогло отвлечь их от этого самого
сладкого откровения.
Одними касаниями, нежно и грубо произносили клятвы, жадно втягивали ноздрями аромат страсти и
бросались с головой в один на двоих омут.
***
Когда на следующее утро Василиса проснулась в гостинице, собственное тело показалось ей незнакомым.