Ржавый меч царя Гороха

– Да не украл я его, не украл, ироды семипалатинские! Взял на пробу! Государя-батюшку охранить, вдруг в том угре яд был, а?! А вы сразу веником бить… Нету в вас понимания деликатности моменту… волки вы все… Ай!!!

Короче, этот аферист, критикан и мелкий жулик в наглую спёр с царской кухни здоровущего копчёного угря, завернул его в мешковину и спрятал под бревном у ворот. В ночь кражи меча он, естественно, попёрся краденое доставать, а на обратном пути столкнулся нос к носу с тремя низенькими незнакомцами, несущими свёрток в лапах…

Взаимный испуг, короткая свалка, все бросают награбленное и бегут, но шустрый дьяк опомнился первым, схватил свой свёрток и удрал через тайную калиточку. А на трёх «мужичков» напали дворовые псы, и, что там было дальше, гражданин Груздев «знать не знает, ведать не ведает»… Хотя, прижми мы его покрепче, так этот гад сознался бы, что он же и спустил собак.

– А дома, в келье своей убогой, разворачиваю свёрточек тяжёлый, возжелав оскоромиться рыбкою на нервной почве, а там…

Ну, дальше можно не разжёвывать. Первое, что осознал хитромордый дьяк думского приказу, это то, что он и есть «прекрасный принц с волшебным мечом» и рыжеволосая красавица царских кровей на коленях умоляет его взять её под венец. С этими мыслями он крепко выпил, наутро протрезвел, раскаялся и, по его словам…

– Да я уж и пошёл вернуть кормильцу меч энтот проклятущий! Уж и в холстинку завернул да понёс! А тут слышу – участковый помер… Вот, думаю, горе великое, сердце ретивое защемило, подогнулись ножки резвые, думаю, ох, не дойду… Вернул меч домой, а сам в каб… в храм, свечи заупокойные ставить да молитвы по душу твою возносить! А ты, стервец, чтоб тебя черти в аду по-содомски приняли…

– Митя, где мочалка?

– Не надо мочалку-у-у!!!

Когда я вышел из бани, чистый и просветлённый, все показания дьяка чётко довершали картину преступления и гарантированно достраивали кусочки мозаики, полностью совпадая с показаниями пленных бесов. Держать его и дальше в отделении не имело никакого смысла.

Тем более что бесы в порубе слёзно умоляли сотника Еремеева болтливого гражданина Груздева к ним больше не подсаживать, ибо ноет он без меры, матерится, аж уши полыхают, и склоняет сокамерников принять его вину на себя, в чём покаяться публично, а уж он потом на всенощной отмолит…

– Спасибо, что загнали меня в баню, – вернувшись в горницу, искренне поблагодарил я мою смущённую домохозяйку, расставляющую тарелки на столе.

– Да не за что, касатик… Баня, она от всего лечит и душу, и тело. Без баньки на Руси никак нельзя…

– Вот тут согласен, – серьёзно подтвердил я. – И даже более того! От лица всего отделения выражаю вам отдельную благодарность за то, что сунули под Митькину руку дьяка Груздева!

– Не выдержал допроса? – понятливо подмигнула Яга, разрезая свежайший пирог с капустой и грибами.

– Раскололся, как орех Кракатук, при первом же лёгком постукивании по дряблым ягодицам берёзовым веничком.

Бабка хихикнула про себя и положила мне самый большой кусок, типа заслужил.

Я сел за стол и отвёл душу, поскольку только сейчас ощутил совершенно зверский голод! Да и неудивительно, если вспомнить, сколько времени мы мотались по всем служебным надобностям. Фактически с утра в желудке был лишь лёгкий завтрак, обеда не было вообще, а ужин такой поздний, что все петухи в Лукошкине уже давно прокукарекали отбой и преспокойно спали, сунув голову под крыло. За окошком стояла ночь. Это когда же солнце-то сесть успело? Хотя если моё воскрешение происходило на фоне тонкого предзакатного золота, то… или…

– Никитушка, да ты ж спишь за столом, – разбудил меня голос бабки. – А ну марш к себе наверх, в постелю тёплую!

– А-а? Да, простите, действительно устал. Но сейчас царь придёт, мы его вызывали.

– Это ты поторопился, соколик, – укоризненно протянула моя домохозяйка. – Но что сделано, то сделано. Давай-ка я тебе чайку бодрящего налью да и подождём государя ещё часок. Ужо вдвоём-то небось продержимся…

Я вызвал Еремеева, уточнил у него распорядок дежурств и передал короткие указания на завтрашний день. Кроме Митиных походов и бунта, больше ничего криминального не произошло. Лично меня немного напрягали его разборки с тёткой Матрёной. Просто потому, что рано или поздно всё действительно придёт к серьёзному конфликту.

Почему эта бодрая торговка квашеной капустой являлась, наверное, единственным классовым врагом нашего сотрудника? Чего они так сцепились, ума не приложу… Тем более что сама тётка Матрёна, как я понимаю, была хорошей приятельницей нашей Яги, а Митя бабку уважает. Как немного высвобожусь от рутинных дел, непременно вызову всех виновников бытового конфликта на капустной почве в отделение и, устроив очную ставку, посажу за стол переговоров.

К тому моменту доклада Фомы, когда он объяснял, как они пытались утихомирить дьяка, бившего в набат, у ворот замелькали огни, раздался конский топот, и стрельцы впустили на милицейский двор встревоженного царя Гороха. Свиту из шести приближённых бояр, демонстративно одетых в боевые доспехи, он одним жестом оставил у крыльца. Молча пожал мне руку, кивнул Еремееву и, тихо пройдя через сени мимо душевно храпящего Митяя, сел за стол у нас в горнице.

– Доброй ночи, бабушка Яга! Не гневайтесь, что седин ваших вопросом о здоровье не уважил. Не до вежливых манер сейчас, что с сестрицей моею?

– Дурында она, – без обиняков объявила бабка и, невзирая на красные щёки царя, продолжила: – Из терему своей волей сбежала, плохим людям поверила, они ей головёнку глупую и задурили.

– Моя вина… Не объяснил, не уберёг, строг был без меры… А ныне где ж она?

– В Кощеевом царстве, на Лысой горе. Да вон пусть тебе, государь-батюшка, всё сыскной воевода разобъяснит. А я от твоей Марьянки заместо «спасиба» тока помелом в затыльник и словила! Чтоб ещё когда энту девчонку спасать полезла – да ни в жизнь! У меня, чай, голова тоже не казённая…

Горох беспомощно оглянулся на меня. Я достал блокнот, раскрыл на нужной странице и примерно в пятнадцать минут чётко расписал ему всю историю меча-кладенца и царевны Марьяны. Царь слушал меня молча, с раскрытым ртом и выпученными глазами, из-под короны катились крупные капельки пота.

– Ну вот, собственно, и всё. Меч у нас, ваша сестра у Кощея. Пока он не выдвигает требований о выкупе, мы ничего не можем сделать.

– Войной на него пойду, – тихо заявил Горох, тупо глядя в одну точку на стене.

– Людей зазря положим. – Баба-яга собственноручно налила ещё одну стопочку настойки на рябине и поставила перед царём. – Чтоб Лысую гору силой взять, для энтого не одно наше войско надобно, а ещё и степняков склонить, и наёмников-рейтаров немецких звать, у них пушки больно хороши. Да и то хватит ли?

– Завтра же послов отправлю!

– Но имейте в виду, не факт, что при первом же выстреле он не убьёт заложницу, – вовремя напомнил я. – В таких делах грубая сила ничего не решает. Нужна тонкая, почти хирургическая операция. В противном случае вместо победы у вас будут похороны.

Царь вопросительно выгнул соболиную бровь на бабку. Та виновато пожала плечиком, дескать, да, поторопилась с советом, извиняюсь, и налила ему третью стопку.

Горох так же бодро выпил и придвинулся ко мне.

– А ты что посоветуешь, друг Никита Иванович?

– Ну, пара мыслей у меня есть. Однако повторюсь, пока гражданин Бессмертный не выдвинул никаких требований, мы тоже ничего не вправе предпринимать. Вдруг он реально хочет жениться и Марьяна в него искренне влюблена?

– Да тьфу на тебя… Бабушка, ещё налейте!