С 3
Шрифт:
— Борис Николаевич, эти все, — распахнув люк, ведущий на трап из рубки, произнес Ганин.
— Так, братцы, расклад изменился. Двое наверху готовы. Осталась машина. Помнится один мой знакомый выкуривал таких упрямцев паром со второго парохода. Мясо потом с них кусками отваливалось. Сварились заживо.
— А вот мы сейчас как рванем котел, — раздался снизу чуть не истеричный голос.
— Дурья башка, сам же и подохнешь. Ну отправишь нас на возрождение. Сам-то воскреснуть сможешь? Вот то-то и оно. Выходите, суд по любому лучше смерти.
— Ладно, — обреченно прокричали снизу.
Борис
Глава 23
Окончательное решение
— Привет, Просвира, — поднеся два пальца ко лбу, в ироничном отдании чести, произнес Борис.
Перед ним лежал молодой человек восемнадцати лет. В какой из моментов произошла метаморфоза уловить как водится не получилось. Только что перед ним лежало тело зрелого мужчины с простреленной головой. А вот уже молодой человек, хлопающий ресницами, и силящийся понять, что происходит.
— Ты кто? — наконец осознав, что произошло, поинтересовался парень.
Надо сказать, что держался он спокойно. И это удивительно. Ведь отдает же себе отчет, что разменял одну жизнь. Не такой уж и пустячок. Борис невольно даже проникся к нему уважением.
— Потомственный дворянин Российского царства, Борис Николаевич Москаленко-Измайлов, — представился он.
— О как! Слыхал я о том, что Елизавета Петровна собирается кого-то там усыновить. Тебя стало быть.
— А я гляжу, матушка хорошо известна в этих краях.
— Ну так, новость не из рядовых. Редкость несусветная. К тому же, о ней тут не так давно и того интереснее слушок прошел.
— Понятно.
— А лихо ты устроил засаду, благородие.
— Да какая засада. Просто добирался до Голубицкого, а тут такое веселье.
— Веселье м-мать, — тряхнул он головой. — Сколько вас хоть было-то?
— Двое.
— Врешь!
— Да чего мне врать-то. Как есть так и говорю. Вы же как бараны на палубу высыпали. Вот мы вас из дробовиков картечью и приласкали. Разом от дюжины четверо остались. А там уж выкурить рубку и машину, дело не хитрое.
— Н-да. И ведь не хотел же рядиться с пароходами Гвоздя. Да видать нечистый попутал, — сокрушенно вздохнул Просвира.
— Вот об этом я как раз и хотел поговорить с тобой поподробней. С чего это ты вдруг решил нападать на суда Дорофея Тарасовича, если прежде обходил их стороной?
— А какой резон мне с тобой говорить, коли все одно дорога в казенный дом? Душегубством особым я не пробавлялся, жизнь разменял, так что получу года три каторги, не более.
— Чтобы оказаться перед судебным следователем, тебе еще нужно добраться до Голубицкого.
— Хочешь сказать порешишь?
— А ты спроси Стужу.
— Знать правду баяли, что Гвоздь Стужу в конец израсходовал.
— Стужа хвалился выписать нам обоим прогулку в двести тридцать две версты. От тебя такой глупости не слышали. Так что сам решай, нужно ли тебе сейчас из себя строить упрямца.
— Я вишь, тут подумал, что глупо гоняться за капитанами, да устраивать пострелушки. Если кого залетного тряхануть, еще ладно, а тех кто постоянно
катается просто данью обложил и все. Капает по чуть, но постоянно. Жалобна меня к властям нет, потому как и других лихих не пускаю. Вот и жили мы ладком.— Рэкет, — понимающе кивнул Борис.
— Чего?
— Да так, не обращай внимания. Продолжай.
— Так вот, пароходы Гвоздя я не трогал. С уважением к нему. Но тут мне птичка на хвосте принесла, что Гвоздь решил открыть проходную кампанию. А это что же получается, мои коровки, коих я дою перестанут приносить молочко? Вот и решил сделать так, чтобы народ его пароходами не катался.
— Никого не грабят, а Гвоздя грабят. А тут еще и капитаны кое-что в клювике занесли. Ну и решил ты, что оно того стоит. Только ведь Дорофей Тарасович ведь это без ответа не оставил бы.
— Так и я чай не беззубый.
— Понятно.
Борис поднял револьвер и над морем разнесся одиночный револьверный выстрел. Мягкая пуля пробив лоб выметнула мозги бандита через развороченный затылок.
— И к чему это вы, Борис Николаевич? — удивился Ганин.
— Яков, я уж смирился с тем, что ты меня по имени отчеству величаешь. Но с чего ты мне вдруг выкать начал?
— Так, то вы были просто судовладельцем, а теперь благородие.
— И что? Ты же к другим благородиям на ты обращаешься, и ничего, не жужжишь.
— Видать для уважения благородием быть мало.
— А коли попрошу как прежде на ты обращаться?
— Коли попросите то оно конечно.
— Вот и прошу.
— Ладно, — легко согласился он. — Так к чему? — кивая на труп, поинтересовался он.
— А ты думаешь он бы вот так просто смирился и ходил бы сторонкой?
— Сомнительно.
— Вот и я в это не верю. А вы что скажете любезные? — глянув на двоих связанных пленников, поинтересовался Борис.
— Так, ясное дело, Просвира напасть на ваше благородие хотел, а вы его стало быть, того.
Измайлов подхватил труп подмышки, кивнул Ганину на ноги, после чего они вышвырнули его через фальшборт вводу.
— Ну, а он за борт и свалился, — внес существенное дополнение механик.
— Бывает, — отряхивая руки, произнес Борис. — Ладно, как уголек бросать и обращаться с машиной еще не забыли? Вот и молодцы. Яков, проводи их в машинное, и люк понадежней запри. Ну, а вы, везите себя на суд суровый, но справедливый. Будете себя хорошо вести, найму вам хорошего адвоката. Без наказания не обойдетесь, но может обойдется все не так уж и сурово.
— Ага. Благодарствуйте, — опять произнес машинист, кочегар только кивнул.
Пароход им достался хороший. Близнец уже ушедшего к Голубицкому «Карася». Хоть бери и заказывай все такие же. Экономичный, быстроходный, и мореходность лучше чем у колесного. Впрочем, пусть об этом болит голова у Дорофея Тарасовича с Терентием Андреевичем. Коль скоро затеялись. Ну и капитанов нужно будет поприжать, не то, еще какого Просвиру найдут.
Пушка, кстати, имеется. Гочкиса. И да, всего лишь тридцать семь миллиметров. Смешной калибр, причем еще и бестолковый. Ну хотя бы потому что по сути способен только делать дырки в корпусе. Конечно если доберется до котла или машины, то могут случиться и проблемы.