С чего начиналось

На следующий день он навестил своего приятеля в районе Курского вокзала. Приятель предложил ему переночевать у него, и ночью он проснулся от грохота упавшего шкафа с посудой, который опрокинула воздушная волна от разорвавшейся бомбы. Когда же, вскочив с постели, они поспешно оделись, в дом вошёл военный патруль, и офицер предложил всем жильцам немедленно очистить дом, так как тротуар рядом с домом пробила однотонная авиабомба. Бомба не разорвалась, но имелась опасность, что механизм придёт в действие. Остаток ночи оба приятеля провели на вокзале.

– Почему же вы сейчас так торопитесь с отъездом? – спросил я его тогда.

Он замялся и путанно стал объяснять, что я его не совсем правильно понял, когда он говорил со мной первый раз.

– Да отпустите вы его! – сказал в сердцах один из работников комитета и потом объяснил мне, в чем тут дело.

Так шли дни, насыщенные большими и малыми событиями.

Однажды утром я проснулся, ощущая режущую боль в ноге. Посмотрел на ногу, на ней – большой волдырь от ожога. Повернувшись во сне, я, вероятно, коснулся сильно нагретого утюга.

Несколько позже я узнал, что многие из находившихся в Москве работников правительственных учреждений живут в гостиницах «Савой», «Москва», «Националь» и других. Я решил также переселиться в гостиницу и вскоре перебрался в «Москву». Там жили многие мои знакомые, и мы часто встречались утром на лестницах и в вестибюле. С работы все возвращались поздно ночью, чтобы поспать несколько часов.

В одну из таких ночей мне нужно было направиться в Совнарком. Находясь в приёмной, я услышал радиопередачу. Штаб противовоздушной обороны передавал, что немецкие самолёты пытались прорваться к Москве, но их отогнали, и они направились в сторону города Горького.

В сторону Горького? А ведь только утром я прощался со своим знакомым, он как раз выехал а Горький на машине и, пожимая мне руку, сказал: «Желаю удачи, я-то еду в тыл».

Через два дня я узнал, что в машину, в которой он выехал из Москвы, попал осколок бомбы и он был убит.

Грани между фронтом и тылом стирались.

В апреле 1942 года меня пригласили на совещание в Кремль. Совещание созвал Вознесенский.

Выглядел он плохо: бледное лицо, свинцово-синие круги под глазами. Вид сильно уставшего человека.

Он объяснил присутствующим ситуацию, сложившуюся с никелем:

– Мы никель по существу только и даём на производство брони, орудийной стали и авиационной промышленности – для изготовления коленчатых валов. А для выполнения программы по никелю нам нужно иметь… – И он назвал количество необходимого металла. – У нас же имеется его только… – И он вновь назвал цифру. – Вы специалисты и коммунисты. Подскажите, что делать? Как выйти из создавшегося положения?

Началось обсуждение сложнейшего вопроса: как быстро восполнить недостающее количество никеля? Какие никельсодержащие стали можно заменить на стали без никеля?

Стали вспоминать, что делалось перед войной по исследованию заменителей дефицитных металлов. Выступали один за другим с конкретными предложениями, производство каких деталей следует перевести на стали-заменители.

– Необходимо лучше использовать отходы сталей, содержащих никель, – предложил кто-то из участников совещания.

Я вспомнил одну из марок сталей для брони, которую мы в своё время тщательно исследовали. По своим броневым качествам она была хорошей и полностью удовлетворяла всем требованиям, но трудно сваривалась. При сварке появлялись трещины.

Поднялся Малышев.

– У нас, – сказал он, – сейчас при сварке танковых корпусов академик Патон чудеса делает: любую сталь сваривает и надёжно и быстро. Давайте попробуем эту марку, я уверен, что она подойдёт, если по всем остальным параметрам выдержит. Патон сумеет её сварить.

Было высказано и много других предложений о сталях-заменителях. Выход был найден, и на следующий день было принято соответствующее постановление.

Неиспользованные возможности

А объём работы в комитете все увеличивался. Пришлось переводить работников из Барнаула в Москву. Потребовались дополнительные продовольственные карточки, да кое-кого из прибывающих работников пришлось размещать по квартирам, поскольку их дома были повреждены бомбардировками.

Как-то мне пришлось обратиться за содействием в получении дополнительных продовольственных карточек для вновь прибывших из Барнаула сотрудников к Анастасу Ивановичу Микояну. В то время он был и заместителем председателя Совнаркома, и наркомом внешней торговли. Когда я вошёл в его приёмную, секретарь сказал мне, что у него идёт совещание и сразу же после окончания первого совещания начнётся второе.

– У вас вопрос небольшой, и я советую вам зайти, как только закончится первое совещание, подойдите к нему и переговорите, иначе вам придётся долго ждать.

Я вошёл в кабинет – он весь был забит людьми. Анастас Иванович рассматривал просьбы об увеличении фондов на бензин, металл. Возбуждённо говорил нарком авиационной промышленности А.И. Шахурин:

– Очень прошу вас, Анастас Иванович, добавить бензина. У нас на авиационных заводах столько стружки скопилось, цехов уже не видно. Надо вывезти эту стружку.

Микоян молчал. Я знал, что с бензином трудно. Последнее время мизерные нормы на бензин для легкового транспорта снова сократили. Все идёт армии.

Микоян поднял голову и, обращаясь к Шахурину, спокойно сказал:

– Знаете, товарищ Шахурин, в 1920 году у нас быва ли очень длинные анкеты. В них иногда стояло, кажется, не меньше сотни вопросов и среди них такой: ваше отношение к Советской власти? И вот один старичок ответил на него так: «Советской власти сочувствую, но помочь ничем не могу». Я вам отвечу, товарищ Шахурин, похоже. Очень сочувствую авиационной промышленности, но, к сожалению, ничем помочь не могу. Что вам положено, вы уже получили. Бензина у меня в резерве больше нет.

В кабинете стало тихо. Поднялся ещё один из присутствовавших и начал излагать свою просьбу:

– Металла не хватает. Мы ведём большое строительство, а нам не из чего делать арматуру для бетонных сооружений. Если металла не получим, все строительство остановится.

Микоян посмотрел на него грустными глазами и снова отказал:

– Нет больше металла – весь распределён.

На меня произвело большое впечатление выступление одного из представителей Грузии. Он просил выделить тысячу тонн железных прутьев для закрепления виноградной лозы.