С Д. Том 16
Шрифт:
— Могу ли я присоединиться к твоему вечеру?
Юноша поднялся на ноги, а затем низко поклонился.
— Мастер, — произнес он. — чем я обязан?
Он, казалось, обращался к пустоте, но, вскоре, в этой пустоте сгустился туман, а когда тот осел над землей, то перед юношей возник человек.
Не высокий, не низкий. Не плечистый, не худой. В простых, не дорогих, но хороших одеждах белого и черного цветов, он держал за спиной раскрытый красный зонтик, скрывавший его голову.
Визитер, к которому сильнейший Бессмертный и, один из Древнейших, испытывал столь глубокое уважение
Так продолжал какое-то время, пока он, наконец, не произнес.
— Здесь такие красивые звезды.
Пепел поднял взгляд на небо. Да, они действительно были прекрасны в своем холодном беспристрастие.
— Мы живем прошлым, — неожиданно произнес неизвестный и безымянный Мастер. — Теми временами, когда наши жизни еще что-то значили.
— Они значат и сейчас, — не согласился Пепел.
— Значат, — не стал спорить Мастер. — но не для тех, чьи жизни что-то значили для нас. Их время ушло. Их перерождениям нет счета.
Эш посмотрел в костер. Тысячи тысяч лет минули с тех пор, как оно похоронил Бродячих Пней и Рейку. И их детей. И детей их детей. А затем похоронил их перерождения. И перерождения их перерождений. Пока, наконец, перестал следить за душами тех, в ком находил свой покой и спасение от бездны.
Не той бездны, с которой, в свое время, успел сразиться Повелитель Всего Пламени — волшебник Пепел. А с той, с которой сражался каждый мыслящий. Каждый день.
— Зачем вы пришли, Мастер? Кажется, в последний раз, когда мы с вами виделись, вы попросили меня принять участие в войне Небес и Земли.
— Ты отказал мне в тот вечер, волшебник, — судя по движениям зонтика, Мастер запрокинул голову и все вглядывался в ночное небо.
— И тогда погибли все, кто мне дорог.
Пламя в костре задрожало. Оранжевые языки потянулись к фигуре с зонтиком, но туман под её ногами, казалось, оберегал этого человека от жара огня.
— Камень всегда может предвидеть, когда лавина пойдет по склону и упасть первым. Если же он этого не сделает, лавина все равно его смоет.
— Опять про камни? — хмыкнул Пепел и взял себя в руки. Пламя в костре успокоилось, а туман затих. — Даже спустя столько эпох, ваши метафоры, Мастер, не меняется. Левая рука богов… так вы меня тогда окрестили? Как раз перед тем, как разыграть собственную смерть…
— Я умирал сотни раз, мальчик. И все это, чтобы понять, что, в каком-то смысле, все мы — левые руки бога, — ответил визитер. — нам всем уготована участь быть отражением его воли в этом причудливом лабиринте из бессмысленного выбора, приводящего, каждый раз, к одному и тому же итогу.
— Смертные называют это, Мастер, порочным кругом.
Визитер промолчал.
Он протянул руку будто попытался дотянуться до звезд. Таких далеких, но от того не менее прекрасных.
— Они так юны, — прошептал он.
И было непонятно говорит ли он про кого-то определенного или же про… звезды. Даже Пепел, последний из рожденных смертным, кто собственными глазами видел падение Черного Генерала, не мог назвать звезды юными.
— Вы мудры, Мастер, в этом я вам отдам должное. Вы спросили, можете ли вы присоединиться к моему вечеру. Моему последнему вечеру в мире
смертных. Я отвечу вам — нет. Я вам не рад. И не был рад ни разу, с тех пор, как не стало Мок-Пу.Повисла короткая пауза, во время которой ветер игрался с пламенем и туманом.
— Столько эпох минуло со времен Пьяного Монаха, но ты так же горяч, Эш, — прошептал Мастер, а затем произнес в голос. — Что есть мудрость, волшебник, для тех, кому горы — лишь яростно бушующие волны.
Эш протянул ладонь и в неё лег посох.
— Последний раз повторяю, я не…
— Тебе пора обратно, мальчик, на твой трон. Ждать, когда придет лавина.
Мастер ничего не сделал. Но величайшего волшебника из когда-либо живших окутал туман и, спустя мгновение, таинственный человек в бело-черных одеждах остался стоять на лугу один.
Он все так же смотрел на звезды. И, если бы кто-то в этот момент увидел бы его глаза, то понял, что они ничем не отличаются от глаз исчезнувшего в тумане волшебника.
Старые.
Мудрые.
Одинокие.
Глава 1445
— Все, — решительно резюмировал Алба-удун и, столь же решительно, рухнул лицом в землю.
— Ваш друг действительно быстро бегает для коротконогих, — лишь краешком губ улыбнулась Лехана.
— А… он… вообще… интересный… малый…
Тяжело дыша, обмахивая вспотевшее лицо шляпой, с отдышкой произнес Абрахам.
Отряд выглядел довольно не презентабельно. Кто лежал, кто сидел. Хаджар с Шенси прислонились к деревьям. Но всех их объединяло одно — они выглядели не как группа Безымянных адептов, способных захватить небольшую Империй, а, скорее, как собрание немощных.
Раскрасневшиеся, потные, тяжело дышащие. Уже давно сняв шубы и убрав их в пространственные кольца, теперь они боролись уже не с холодом, а жаром. Жаром идущим изнутри их собственных тел.
Вообще, заставить вспотеть Безымянного адепта, это достижение, на которое не каждая битва окажется способной. А тут четырех часовой бег.
Четырех часовой бег на пределе собственных возможностей по пересеченной местности.
— А… где… деревня… ваша? — с трудом протолкнул сквозь отдышку и жар в груди, Густаф.
Лехана и Брага, даже цветом лица не изменившись, спокойно подошли к ягодному кусту и, отодвинув ветви, продемонстрировали небольшую тропу.
Протоптанная в высокой траве, она вела к центру обширной вырубки, где и стоял частокол, служивший местным единственным укреплением.
Над воротами — простыми, с ручным засовом, возвышалась дозорная вышка. Там обитал, как успел заметить Хаджар, мужчина средних лет с волосами того же цвета, что и у брата с сестрой.
Видимо это была какая-то особенная черта у местного племени.
— Лес уважает сильных, — пояснил Брага. — мы не хотели позорить вас. Отдохните сперва, переведите дух, а потом…
— Ты кого это тут слабаком назвал? — прозвучал голос из-под земли.
Ну, вернее, с земли.
Гном, уже переведя дыхание, но пока еще не находил в себе сил подняться. Так что прямо так и говорил — лицом в землю. Траву и мох, при этом яростно отплевываясь от всего выше сказанного.