С другой точки ощущения
Шрифт:
– Уговорила. А теперь поднимай свою задницу и тащись на улицу, пока маме не позвонил!
Что-то мне подсказывало, что мама, напротив, удержала бы меня дома в такой солнечный и жаркий день. В этом они часто расходились: папа советовал мне свежий воздух, а мама пыталась воспитывать меня в тепличных условиях. Но это нисколько не мешало им быть дружными и классными родителями.
Свое прозвище – Папэд – папа получил, когда меня стали называть Васей, то есть когда я училась в младшей школе. Это считалось моей сладкой местью ему за звучную фамилию Василёк. Василёк – Вася, Папа Эдуард – папа Эд – Папэд. Сначала его такая тенденция раздражала, вроде «все дети как дети – пап папами называют, а моя дочь не хочет», но потом смирился, а на выпускном даже растрогался, когда я при всех назвала его Папэдом. Еще бы! Моя речь
Наша семья казалась замечательным трио. Папа мечтал о квартете, но мама наотрез отказалась от пополнения, поэтому я была единственным ребенком в семье. Им и оставалась до сих пор. В свои восемнадцать я по-прежнему получала мамины тревожные напоминания про «надень шапку», возвращалась домой до десяти вечера под строгим папиным комендантским надзором, по вечерам перечисляла свой дневной рацион, по родительской прихоти ходила раз в месяц к какому-нибудь врачу, который бы успокоил их и подтвердил: «Она еще жива, не нужно по ночам тыкать в нее палкой, чтобы убедиться в этом».
Ну, это я утрирую. На самом деле жили мы достаточно весело и просто в своем частном домике на крохотной, узкой улочке. Папэд работал трубачом в симфоническом оркестре и часто выступал на региональных фестивалях, конкурсах и концертах. Иногда отправлялся со своими коллегами в другие города на музыкальные вечера. Мама выбрала менее творческую работу. Сколько себя помню, она всегда была секретарем при начальнике приборостроительного завода. Я никогда от нее ничего положительного про работу не слышала, только про потраченные впустую нервы и про бесполезную бумажную волокиту, в которую она зарывалась, как страус в песок, каждый день. Но мы-то с вами взрослые, знаем, что никуда страусы не зарываются, а вот про мою маму – вопрос спорный.
Верно будет подметить, что бабушка и дедушка, по папиной линии, жили у нас под боком, – через четыре дома налево, поэтому к нашему великолепному трио иногда присоединялся их дуэт, и мы вместе жарили мясо во дворе. Или копали картошку, или делали ремонт, или ходили на папин концерт, или сидели за столом и тянули от души «Ты одна стоишь у клена».
Этим поздним утром, плавно перетекавшим в обед, я собрала свои скудные пожитки в сумку и отправилась в «ВасМарс». То, что мне требовалось для выхода из дома, можно было пересчитать по пальцам: плеер с наушниками, тетрадь с двумя ручками, одна из которых запасная, немного наличных на кофе и телефон. Сама сумка выглядела слегка потрепанной, изношенной. Это была моя любимая, как еще ее называл Папэд, почтальонка. С одним ремешком через плечо и навесной застежкой на липучке. Несмотря на то что эту сумку мне купили сами родители, среди них же ходили нелестные комментарии о ее существовании: «она портит осанку», «четырехкилограммовый кирпич», «выглядит как-то по-уродски», «может быть, купим тебе дамскую сумочку?»
Я болезненно реагировала на последнее. С дамской сумочкой ходили все мои бывшие одноклассницы и будущие студентки, знакомые и первые встречные девушки. Даже Марика, моя как бы начальница. Ей всего-то было за двадцать, может, двадцать два, не больше, но мнила она из себя ту еще главу редакторского отдела. Если сказать точнее, то она была моим наставником, куратором. Марика держала меня в ежовых рукавицах, иногда опускаясь до уровня выяснения отношений «детский сад».
Дорога до «ВасМарса», как обычно, не заняла много времени. Всего лишь пройти вдоль улицы до конца и завернуть за угол – от силы пешком минут десять. Но я наслаждалась этой прогулкой. В ушах играло We made you, мою большую серую майку обдувало легким летним ветерком, между делом мои путешествия в другие миры продолжались. Я пыталась вспомнить, на чем вчера закончила главу, но мысли судорожно перемещались вперед. Туда, где героиня встречает привлекательного незнакомца и влюбляется с первого взгляда.
Конечно же, в голубоглазого блондина.По сути, в моем первом романе не было никакого смысла, я просто мечтала и записывала это в тетрадь. Но занималась подобным довольно-таки часто, настолько часто, что на среднем пальце правой руки образовалась мозоль от ручки. Печатать на компьютере мне совершенно не нравилось, ведь это означало бы, что я привязана к определенному месту. Моя привычка писать рассказики где попало появилась еще в детстве, на том самом дереве, которое теперь срубили. Отсюда и пошло, что сочинять в тетради я могла в самых неожиданных местах.
Поймав ритм песни и покачиваясь под него, я мнила себя той самой героиней, которая встретила незнакомца. «Что бы я ему сказала? Моя первая фраза? А что бы ответил он?» – кружилось вихрем в голове. Музыка придавала мне уверенности, поэтому я шла пританцовывающей походкой и напевала некоторые фразочки. Ну как напевала – молча открывала рот, имитируя пение. В такие моменты самым важным было вовремя заметить прохожих и замолчать. Очень бы не хотелось прослыть в своем районе сумасшедшей, которая ходит по улице и как рыба бесшумно открывает рот. Но меня все равно было не удержать! Все слилось в сплошное удовольствие: каникулы, хорошее настроение, замечательная погода, Эминем в наушниках, родной поворот к кофейне, тягостно-приятное предвкушение новой главы в моей книге.
Я полагала, что такой день невозможно испортить. Еще раз убедилась в этом, когда вошла в кофейню и увидела, что Арс занят. Это означало, что он не будет мне мешать. Пока мой дорогой друг носился от столика к столику, обслуживая посетителей, он не имел возможности подойти ко мне и снова спросить: «Что ты пишешь? Ну покажи! Это по работе?» Нет-нет, товарищ Марс в темпе венского вальса кружился от стола выдачи к столикам-островкам посетителей. И хотя в «ВасМарсе» было достаточно ограниченное меню – пицца, несколько видов закусок, напитки, парочка салатов и три варианты завтраков, остальное десерты – люди всегда находили что-то для себя и гоняли Арса, как собаку. В кофейне были и другие официанты, но все же сынок владельца мелькал чаще всех. Арс хотел быть хорошим для окружающих или казаться таковым. Я так думаю, он уже мысленно передвигал и перекрашивал по своему вкусу столы, на стены вешал картины местных Айвазовских. А еще Марс рассказывал мне про откуда-то взявшуюся тенденцию именовать свое заведение «антикафе». Что это такое – я представляла с трудом, но название мне импонировало. Что-то противоположное, вызывающее, непохожее на других было в этом слове.
Прямо как Маршалл! Его любовь к самовыражению, бунтарская сущность и отсутствие страха быть непонятым манили меня. Человек-провокация. Его клипы занимали верхние строчки во всех топ-чартах на музыкальном канале; его треки играли в рекламах, в наушниках подростков и на радио. Белый американский рэпер – то еще яркое пятно! Самое лучшее пятно, которое я ни в коем разе не собиралась выводить из своего сердца…
– Васька, привет. Чего зависла? – потрепал меня по голове Арс.
Мое каре под влиянием его потной ладошки тут же превратилось в русое спагетти, свисавшее неукротимыми локонами на лицо. Я как можно злее зыркнула на Арса и прищурила глаза, грубым жестом вытянула наушники из ушей.
– Ой, простите! Так вы не с нами? Опять пишешь? Чего там у тебя? – догадался Арс и подсел за столик. «Да когда же Марс успел освободиться?!» – Смотри, насчет антикафе, я думаю, что идея с почасовой оплатой понравится отцу. Вопрос может возникнуть в играх.
– Играх? – нахмурилась я.
– Ну да, настольных. В антикафе есть игры.
– То есть ты хочешь, чтобы посетители платили не только за кофе, но еще и за пребывание здесь?
– Да. Почему нет? Сейчас это тема.
– Отец тебя убьет! – не согласилась я.
Арс насупился и отвернулся. Он умел, когда нужно, строить из себя обиженку. И делал он это только со мной в компании. Однажды мы об этом болтали в его сознании, и там Марс сказал, что ему просто необходимо вести себя двулично. Я усомнилась в двуличности. Это уже многоличность! С отцом Арсений был покладистым и всепонимающим, со мной – другом-истеричкой, с пацанами со двора – чуть ли не нахальным гопником. Но я не винила его в использовании социальных масок, так как сама еще толком не определилась, какую из них использовать мне. Или не использовать?