С «Джу» через Тихий океан
Шрифт:
Лодка уже в кабельтове от рифа. Остается каких-нибудь десять минут. Глупое положение, причем точно перед входом в порт. Почему нет ни суденышка? Куда подевались рыбаки? Спасемся, если появится одна-единственная лодка и согласится отбуксировать нас через проход.
В последний раз пытаюсь завести двигатель. Хотя нет никакой надежды. Но я никогда бы себе не простил, если бы не использовал все возможности.
Огляделся вокруг, нет ли акул. Слава богу, нет ни одной. По существу, нам все равно. Не верю, чтобы хищницы преследовали жертву в прибое. Не может того быть, чтобы они потеряли инстинкт самосохранения и ринулись за добычей, рискуя распороть себе брюхо о коралловые рифы. Якорь бросать бесполезно. Под нами огромная
По сути, нам уже давно нечего делать. Снова ждем.
Честное слово, мы ни с кем и ни с чем не прощались. На душе легко, потому что боролись до конца честно и добросовестно и, чтобы остаться в живых, сделали все, что в наших силах. Как ни пытаюсь вспомнить, не нахожу ничего, что бы мы упустили или недооценили. И мы и лодка выдержали. Течения бессильны повлиять на наше самообладание, как и на прочность спасательных лодок.
За сегодняшний день второй раз попадаем в подобное положение и второй раз твержу про себя: если кто-то утверждает, будто только перед лицом смертельной угрозы, на исходе сил он говорил умно, лихорадочно размышлял и будто перед его глазами в эти мгновения промелькнула вся его жизнь, не верьте ему. Единственная мысль, владевшая нами в тот момент, – как спастись. И ничего иного. Ничего нового, особенного друг другу не сказали. Не припоминаю ничего рокового. Жаль, хотелось бы описать это состояние, и, может быть, получилась бы интересная страничка. Теперь даже немного зло берет, что мы оказались не на высоте. Я наслышан о людях намного более возвышенных.
По писаному выходит, что перед смертью люди находятся на подъеме и так и сыплют весомые, незабываемые слова и что, мол, смертельная опасность чуть ли не стимулирует человека. Мы же сами утверждаем, что в условиях риска личность человека раскрывается полнее всего. В этом наш опыт отличается от экспериментов в пещерах и сурдокамерах. Но сегодня у нас черный день, и мы можем лишь презирать себя, что высший момент в жизни провели молча.
Риф приближается метр за метром. Но мы давно готовы к встрече с прибоем. Успели даже вспотеть в спасательных жилетах. У меня уже с каких пор чешутся руки, чтобы действовать. Я совершенно не собираюсь тонуть перед выстроившимися на берегу в ряд церквами. Вижу их хорошо. Мы находимся в двух милях левее входа в порт.
Я почти убежден, что мы спасемся, потому что нас несет на благоприятное место, где скалы лишь чуть торчат из воды. Думаю даже о том, что, может быть, позже нам удастся в большой прилив вытащить и лодку на берег, чтобы починить ее. Если же она совсем разобьется и ремонтировать будет нечего, то найдем себе туземную пирогу и продолжим путь до Фиджи. После всего, что мы пережили, нет в мире силы, которая заставила бы меня отказаться от завершения экспедиции. Здоровы ли будем, случится ли что, но мы дойдем до Фиджи.
Только бы Джу преодолела «зубы» рифа. Тысячираз предпочитаю, чтобы пострадал я. Яна во много крат больше нуждается в матери.
Я бы все отдал, если бы можно было схватить Джу и перенести ее через грозный волнолом. Любой мужчина поступил бы так же. Много раз в большие волны мне приходилось спасать людей, и я прекрасно знаю силу прибоя. Что бы мы ни делали, он нас разлучит. Но в тысячу раз для нас лучше иметь разные шансы спастись, в таком случае хоть один уцелеет. И все же втайне я решил быть поближе к Джу. Ничем не смогу ей помочь, но мало ли что бывает, человеку всегда хочется совершить что-то особенное, чем-то блеснуть. Глупости! Не надо мечтаний в неподходящий момент. Не следует путать океан с лыжной прогулкой. Нужно выбрать оптимальный и надежный вариант. И, как это часто бывает, он может оказаться и самым простым.
В
волнах мы уже не безучастные наблюдатели. Там все же есть нечто, зависящее только от нас. Становится куда легче, когда ты обретаешь возможность бороться.Неожиданно дохнул ветерок. Легкий, как поцелуй. Подобно чуду, тихо скользнул с горы. Отогнал нас от рифа на целую милю.
А мы сидим оцепенело, паримся в спасательных жилетах рядом с битком набитыми мешками. Так ошалели от радости, что забыли даже сбросить жилеты. Шансы на спасение возросли. Теперь можно дождаться какого-нибудь рыбака или попутного ветра. Миля – отсрочка более чем на час. Минут десять мы бурлили от радости, но и оставшийся час – это очень много.
Ветер утих. Опять, уже в третий раз. Но сейчас наше положение намного лучше. Подходит время, когда начинает дуть морской бриз. Я знаком с его привычками и теперь жажду, когда он подует со стороны моря. Напряженно всматриваюсь в поверхность океана, ищу глазами темные пятна. Они появляются от легкой ряби на воде и указывают на то, что начинается бриз.
Мы совсем близко от берега, и бриз привел бы нас в порт за какой-нибудь час.
И он подул. Как в сказке. Как мечта. Подул в сторону порта.
Выполнив несколько элементарных поворотов, мы с независимым видом проходим мимо наших врагов – рифов. И гордо минуем входной маяк порта Апиа.
Вот как описал я этот сумасшедший день в своем дневнике:
«Рифы.
Ждем.
Разобьемся.
Разминулись.
И опять.
Но подул ветер».
«Сегодня, 15.VII. 1976 года, после длительного безветрия, с поврежденным двигателем вошли в порт Апиа».
Ровно сто двадцать дней прошло с того часа, как мы вышли из Кальяо.
Джу
Самое сильное впечатление от Апиа – поиски золотой рыбки.
Состав нашей группы был следующий:
м-р Эванс – капитан порта, мужчина лет шестидесяти пяти;
его жена Фаава – стройная самоанка, тридцати лет;
Дейв – советник самоанского правительства по юридическим вопросам, новозеландец,
и мы с Дончо.
В пять часов утра м-р Эванс зашел за нами в отель. Уже рассвело, но над Апиа стелилась густая мгла. Я впервые видела мглу в Тихом океане – она совершенно такая же, как в Софии в ноябре.
– Это не туман, а воскресный смог над Апиа. Иногда он такой густой, что с океана не разглядишь вход в порт, – пояснил м-р Эванс. – Данное явление в лоциях не отмечено. Целый день можете гадать и все равно не узнаете причины.
Действительно, я и представить себе не могла, откуда берется смог, который появляется над городом как по расписанию. А оказалось все просто: по воскресеньям, ранним утром, самоанцы жарят мясо. Заворачивают его в листья, кладут в яму между двумя слоями горячих камней, затем яму засыпают. Происходит это в четыре-пять часов утра. В восемь утра отправляются в церковь, а когда возвращаются домой, мясо уже готово. И начинается воскресный обед, который длится несколько часов. Пока мясо жарится, над каждым двором висит столб дыма. Если нет ветра, дым остается над городом и заливом. Я была поражена. Самоанцы и не подозревают, к каким последствиям может привести это их на первый взгляд невинное гастрономическое пристрастие.
Мы ехали в гору и через некоторое время вырвались из дымовой завесы. Вскоре дорога кончилась. Мы оставили машины, и м-р Эванс повел нас к озеру Лаану, которое находится в кратере самого высокого на острове вулкана. Туда можно добраться за пять часов нормальной ходьбы. Но обычно на этой горе идет дождь. Эванс давно собирался сходить на озеро, но никак не мог найти себе компаньонов. Самоанцы не любят физических усилий. По мнению капитана, мы были идеальными спутниками для такого похода.
Фаава лишь тихо добавила: