С любовью, Рома

— И ты не виновата. Никто не виноват. Просто… так случается.

Замолкла, замерев в его объятиях. Могла же я, в конце концов, хоть немного помечтать? Отдаться моменту, наслаждаясь его близостью, теплом, горечью его парфюма.

— Но если тебя это всё беспокоит, — шепнул он мне на ухо, — то я знаю одно простое решение.

Нервно сглотнула, всё теснее прижимаясь к нему.

— Какое? — едва слышно выдохнула я.

— Меняем всего лишь одну фразу, и всё становится на свои места. Я просто хочу быть с тобой… Не потому, что не могу иначе, не потому, что мне плохо без тебя… я просто хочу быть с тобой.

Всхлипнула.

Его губы коснулись моего виска. Моё же сердце пропускало удар за ударом.

— Но если ты не готова… то я буду ждать столько, сколько потребуется.

В этот раз я поцеловала его сама, просто прижавшись своими губами к Ромкиным. Он не торопился, продолжая держать меня в своих объятиях, и лишь сила ударов сердца, грохотавшего в его груди, выдавала степень волнения.

Символично. Но сейчас всё тоже было как впервые… Волнительно, неуклюже и искренне. Словно оба до последнего не могли поверить, что это действительно происходит с нами.

— Никогда бы не подумал, что буду стаскивать с тебя подвенечное платье, надетое не для меня… — усмехнулся Чернов, с чувством откидывая белый кусок ткани куда подальше.

— Вообще-то для тебя…

Он отстранился от меня и непонимающе сдвинул брови. Пришлось признаться.

— Мне очень хотелось быть красивой… на случай, если бы ты когда-нибудь увидел эти фотографии…

Мысль была путаной, но он и так всё понял верно.

Мы никуда не спешили, заново исследуя наши тела и кайфуя от того, как в другом отзывалось каждое новое прикосновение. Чувственно, нежно, с надрывом.

Татуировка нашлась на внутренней стороне левого плеча. Тонко выведенное сплетение букв, образовывающее конечное «Sophia».

— Ну и зачем? — удивилась я, прикусывая кожу в области «S».

— Потому что твой… потому что моя.

На этом разговоры прекратились, уступив место щемящей нежности и запредельной близости.

***

Рома

Первым, что я увидел, открыв глаза, была Сонина спина. Романова стояла у кровати, изогнувшись назад в попытке застегнуть молнию белого платья.

Я понял всё без слов. Но злиться не стал, лишь устало предложил:

— Помочь?

Она испуганно обернулась.

— Ром, я…

Договорить не договорила, а вот глаза опустила… виновато.

— Всё нормально, — заверил её, садясь на постели. — Я же пообещал тебе, что буду ждать, сколько потребуется.

— Да, но… — Соня запнулась, покраснев. — Если я не знаю, сколько и как мне надо?

— Значит, буду жить свою жизнь с верой в то, что однажды ты решишься.

Романова покачала головой и подошла ко мне. А я невольно подумал, что она всё-таки добилась своего. Увидь я её в этом платье в качестве жены Дениса, уж точно бы сошёл с ума от ревности.

Соня наклонилась ко мне и быстрым поцелуем коснулась моих губ.

— Люблю тебя.

— Люблю тебя.

***

В тот день в город я вернулся один.

Навстречу мне вышла мама, обеспокоенно поглядывая на меня. Но, видимо, было нечто такое в выражении моего лица, что позволило ей расслабиться.

— Всё хорошо?

— Всё замечательно, — без всякой эйфории заверил я её.

А потом скинул кеды и порывисто обнял родительницу.

— Мам, я в Питер возвращаюсь.

Она немного помедлила, но кивнула головой.

— Пусть будет так…

Эпилог

Вот уже минут пятнадцать такси стояло в пробке, заставляя меня неимоверно нервничать. Ощущение, что я опаздываю, не оставляло уже который день. Хотя, казалось бы, куда уже торопиться? Мы с Ромкой не виделись целый год, с той самой ночи, проведённой за городом в день моей несостоявшейся свадьбы. Год. И немножечко больше.

Погода этим летом стояла аномально жаркая, даже питерский воздух был знойным и душным, что для местных широт казалось несколько экзотичным. Но меня всё равно трясло как в ознобе — от волнения, от страха, от предвкушения.

Это был непростой год для нас обоих, мы учились жить своим умом, разбираться в своих желаниях и невольно взрослели. Нет, у нас не было определённых договорённостей по поводу времени, просто решили: как только кто-то из нас поймёт, что пора, то этот кто-то просто возьмёт и приедет.

Я поняла. Правда, неделю назад. И за эту неделю едва не сошла с ума, пока экстренно завершала свои дела — работа, учёба, волонтёрство…

Хорошо ещё, что из-за мамы не приходилось переживать. Пару месяцев назад я познакомилась с чудесной женщиной — Оксаной Николаевной. Всю жизнь она проработала медсестрой в небольшом селе нашей области, а с выходом на пенсию перебралась жить в город, поближе к детям. С мамой они как-то быстро нашли общий язык, возможно, всё дело в том, что новая наша помощница не видела в матери больную. Но при каждом тревожном звоночке она брала Ларису Игоревну в оборот и направляла её тревогу и страхи в мирное русло.

Таким образом, с Оксаной Николаевной у меня была договорённость (разумеется, за деньги): она каждый день навещает маму, в случае необходимости живёт с ней, пока ситуация не нормализуется, ну или пока не приезжаю я.

Мама отпустила меня на удивление спокойно:

— Нечего тебе мхом рядом со мной покрываться.

— А как же ты, — шмыгала носом я, совсем как маленькая девочка.

— А у меня есть Центр, у меня Оксана, у меня есть дети, которым я помогаю, и у меня есть замечательная дочь, которая, я знаю, всегда со мной, вот здесь, — её ладонь легла на грудь, а я таки разревелась.

И вот, за окном был Питер, а я стояла в пробке всего лишь в каких-то паре километров от Ромы. Но что нам эта пара километров по сравнению с тысячью? Или же целым годом?

В итоге я не выдержала ожидания и, схватив свой чемодан, выскочила из салона. Бежать было неудобно, но и остановиться я тоже не могла.

Мы не разговаривали целый год. Ни одного звонка. Ни одной фотографии. Зато сотни писем, написанных неровным почерком. Мы будто бы заново учились говорить друг с другом, читать между строк и верить друг другу. И клянусь, что ни разу за все эти годы я не чувствовала большой близости между нами, чем во время этого романа в эпистолярном жанре.

Наконец-то из-за деревьев показался знакомый дом. Я остановилась, чтобы перевести дыхание, и на мгновение дала волю своей панике. А вдруг меня никто там не ждёт? Мысль была более чем уместной, но я решила дать себе за неё в лоб. Я должна верить в Ромку!

Когда я подошла к нужному подъезду (извините — парадной), оттуда вышла пожилая женщина, и, воспользовавшись моментом, я протиснулась внутрь.

Царящая здесь прохлада после уличной жары была подобна свежему бризу. Лифт поднял меня на новый этаж. Ромкина дверь ничем не отличалась от других и была абсолютно такой же, какой я её помнила. Мы с чемоданом немного помаялись на площадке, затем я нажала на звонок.