С медведем шутки плохи

Шёл я как- то с базы к геологам. В бане напарился до сыта, на мне бельё чистое, аж хрустит. Словом сияю, как новый пятак. Приятно в такой кочевой жизни чувствовать себя, как вновь народился. Иду, посвистываю. За плечами целый рюкзак с провизией. Хворостиной сшибаю макушки у травы – сухостоя. Вдруг сзади галька громыхнула. В душе так и ёкнуло: заяц или там ещё какая малая зверюшка, бурундук, например, так не шуршат галькой. Человека тут днём с огнём не сыщешь. Сохатый или олешка , находясь рядом с человеком, себя не выдадут. Не оборачиваясь, я нутром почувствовал, это- «хозяин тайги». Только ему, косолапому, плевать на авторитеты. Хотя говорят, медведь людей боится. Как бы не так. Прямо из кустов вышел на поляну громила . (Я ему как раз по пупок ростом буду. Вместе с шапкой). Встал на задние лапы и пошёл на меня. Рожа такая наглая и взгляд тупой- тупой. Такой убьёт и фамилию не спросит. Бандит с большой дороги и всё тут. С испугу я как заору, что было мочи. Ору минуту, уже вторая пошла, надо б вздохнуть…, воздух- то внутри закончился, орать нечем, уже кишками ору, а он не останавливается. – Стрелок сделал большую паузу. Затянулся несколько раз сигаретой, сплюнув, продолжил рассказ. – Представляете, днём раньше, после бани я прочитал в журнале «Вокруг света» точно такой же случай. Один канадец возвращался домой с грибами. Шёл лесом, – навстречу ему гризли. Что делать?!! Были б крылья, – взмыл вверх. Ан вишь господь не предусмотрел таких мероприятий. Как быть?!! Мужик давай орать, что было мочи. Медведь остановился, стал слушать. Тогда мужик, видя такое дело, пустился в пляс, медведь сел и стал наблюдать. Чего только не делал мужик. Около двух часов продолжался концерт, пока гризли не надоело, он поднялся, развернулся и ушёл. – Стрелок сделал сильную затяжку, стряхнув пепел с сигареты, закашлялся. Образовавшейся паузой воспользовался один из косарей:

– Смотри, что получается…а ведь гризли самый свирепый медведь на свете…

Тут дело не в медведе, – перехватил опять разговор Стрелок. – Менталитет, наверное, такой, – Запад есть Запад, – у них всё чин – чинарём. У нас же в России всё через пень колоду…Я ору, а он идёт… на задних лапах… Оно ж как получается… Белый медведь на жертву бросается со всех четырёх лап, а бурый…вот энтому побороться захотелось. ( Нашёл с кем связаться!) А коль медведь идёт на тебя в такой позе, беды не миновать. Понял я, что пришёл мой «издохен копец». А медведь уже в двух шагах от меня. Тут, братцы, вдруг из меня дух пошёл тяжё-ё-ёлый, да так быстро, ну просто мгновенно. И до того тяжёл, что дыхнуть нечем. Помню, я начал ловить ртом воздух, а поймать никак не могу, и потерял сознание. Всего на несколько минут. Очнулся, – медведя нет, я лежу на земле. Цел – целёхонек. Думаю, может сон приснился. Так ведь по штанам чувствую, не сон. Всё наяву, как положено. «А что же он меня не тронул?» – подумалось мне, и тут же сам и догадался. Я ему сто лет не нужен был. Он учуял тушёнку со сгущёнкой, что лежали в моём рюкзаке. Вот ведь тварь какая! Банки герметически закупорены. Как же он, сволочь косолапая, унюхал их на расстоянии. А когда около меня глотнул тяжёлого духа, тут уж не до лакомств. Небось, и забыл за чем шёл…

–Моли Бога, что легко отделался, – засмеялись косари.

–Да к на этом дело не кончилось, – живо возразил Стрелок. – Он мне со временем отомстил. Как говорится, вернул должок.

–Каким образом? – хором удивились косари.

Было это в конце апреля, в начале мая. Весна-аа! Солнце шпарило на всю катушку. Чуть за уступ зайдёшь, от ветерка спрячешься, – хоть полушубок скидывай. Припекало, аж спасу нет. А на юру так дуло, – холод до костей пробирал. Колыма есть Колыма. Шёл, то расстегнув овчину, то застегнув. И так меня распарило изнутри, что вот прямо в глотке огненный ком встал. Жажда обуяла. Пивка бы “жигулёвского”! Да где ж такую роскошь взять. Эх, ребятки, ребятки! На Колыме пива, как и птичьего молока, не достать. Всё на Колыме есть. Даже виноград растёт. Да-аа! Точно так. В Мяундже и на Талой виноград выращивают в теплицах. А об огурцах и помидорах и говорить нечего: растут, как миленькие, а вот пива на Колыме не варят.

Иду я вот так вот, рассуждаю насчёт пива, слюнки глотаю. И вспомнились мне ягоды: жимолость с голубикой. Не раз, бывало, на охоте за куропатками по глубокому снегу намотаешься по распадку. Распаришься, пить охота незнамо как. И тут на пути у тебя, как подарок от Бога, куст голубики. Представляете, голубые ягоды на белом снегу! Взглянуть на такое чудо чего стоит! А уж на вкус!… Ах! какая же благодать!! Положишь ягодку в рот, а она – ледышка – ледышкой. Только кожура маленько оттает во рту, раздавишь её языком и холодный сладковато-кислый аромат, словно бальзам, потечёт в душу. Закроешь, бывало, глаза и мысленно провожаешь, как приятная ледышка медленно движется по пищеводу в желудок, гася собою жажду. Сравнить такой цимус можно разве что со строганиной, конечно, если вы её едали.

Размышляя о ягоде, вспомнил про кусты жимолости, мимо которых должен был проходить. Метрах в пятидесяти от тропы. Там и голубики полно. “Ну, – думаю, – отведу душу”. Мне и невдомёк, что не один я такой хороший выискался, дюже охочий до ягод. Как раз была пора, когда медведи, покинув берлогу, питаются исключительно одной ягодой. У них весной такая специальная диета существует, чтобы после долгой спячки легче было “вышибить пробку”.

Свернул я с тропы и с подветренней стороны по насту подошёл к тому месту. Вижу, – жимолости куст здоровый, а рядом голубика крупнющая ! Только протянул руку, хотел сорвать ягодку, слышу за кустами кто- то чавкает и сопит, тяжело дышит. И коню понятно кто. Откуда здесь взяться человеку? С луны свалится! Тут за триста вёрст живой души не встретишь. Надо было мне тихонько ноги в руки и айда назад, как говорится, пока трамваи ходят. А я как- то без всякого внимания решил полюбопытствовать: кто ж -таки пыхтит. Раздвинул кусты- и… О мать моя родная! Медведь …Старый знакомый… На сотые доли секунды косолапый остолбенел. Взгляд с лукавинкой остекленел, замер в холодной усмешке: ”Ну что, мол, поинтересовался?”. В моих глазах он увидел больше любопытства, нежели испуга. Это, наверное, и придало делу дальнейший ход развития. Испугайся я хоть чуть-чуть, самую малость, – неизвестно что было бы.

И вот такая махина, остолбеневший на мгновение, мухой с возгласом : ”Хохх!”– как крутнётся на сто восемьдесят градусов, и как рванёт с места. Видать сильно поднатужился, аж “пробку вышибло”. Да так это жижей богато гвозданул по кусту, по голым веткам да по стеблям срикошетило, будто из поливальной машины в тридцать три вилюшки… и всё на меня. Зараза бы тебя взяла! Сухого местечка на мне не оставил. Изгваздал с ног до головы. Два дня потом из бани не вылезал, никак отмыться не мог. Весь одеколон на себя вылил. До чего ж вонюч… сволота! Не мудрено…семь месяцев копил для меня.

Есть что вспомнить

Стрелок подложил дров в печку, собрался было уже лезть на печку, остановил свой взгляд на своём ружье, что висело на гвозде рядом с одеждой.

– Как посмотрю на своё ружьё обязательно что –ни будь вспомнится. Раз нас с Борисом, заядлых рыбаков и охотников попросили срочно придти в милицию. Мы уже знали зачем: накануне в пионерском лагере на Кулу медведь задрал двух девочек. Срочно нужно было его уничтожить. К обеду на милицейском “газике” нас доставили на Кулу, приток Колымы, где располагался лагерь с детишками. Места хорошо нам знакомые по рыбалке и охоте. В километре от лагеря вниз по реке была рыбачья избушка. Кто-то мастерил её на славу. Деревянная, в два этажа. На обе стороны выходили балконы. Внизу русская печь. Как положено, из кирпича. Труба-коллектор, называвшаяся ещё в народе “фонарём”, обогревала ту избушку. Рядом с ней бульдозером выкопали неглубокую яму, пустили из реки воду, которая очень хорошо прогревалась за день. Тут ребятишки логастались.

В этой избушке мы и расположились. Весь остаток дня прочёсывали окрестности лагеря квадрат за квадратом.

–Всё равно, что искать иголку в соломе, – заметил Борис за ужином. Ночь переспали, за завтраком напарник говорит мне:

–Медведь приходил на рассвете, – и в ответ на удивлённый мой взгляд пояснил, – шурудил консервными банками. Я спрыгнул на пол, прильнул к окну. От него только тень мелькнула. Хитрюга! Услышав скрип половиц, тут же слинял. Просто так его не возьмёшь. Нужно что-то придумать, – вздохнул приятель и предложил освободившиеся консервные банки подвесить перед домом. Так и сделали. Весь день опять прочёсывали лес. Пусто. Вернулись вечером, видим, все наши “метки” валяются на земле.

–Хитрая тварь! – ухмыльнулся напарник, – мы его ищем по лесу, а он за нами следит. Сейчас, небось, спрятался за лесину и наблюдает за нами.
– Борис так уверенно говорил, что я невольно стал оглядываться вокруг, тщательно присматриваясь к каждому кусту и дереву. А вдруг и впрямь где затаился.

–Рыбки бы тухленькой достать…– помечталось мне вслух.

–Да, перед таким “деликатесом” ни один медведь не устоит, – согласился напарник. К вечеру сходили с ним в лагерь. Семёныч, местный завхоз, убитый горем, не пожалел ни чего, дал нам всё, что мы просили. Принесли в избушку много трески, консервных банок и всё подвесили на кустах и деревьях вокруг избушки. Ночью поочерёдно дежурили на балконах, чтобы не выдать себя, даже не курили. И всё напрасно. Ни ночью, ни с рассветом “гость” не явился. Вечером же большинство подвешенных банок опять валялись на земле. Рыба не тронута.

–Ждёт, когда запашок пойдёт. Гурман-нн!
– многозначительно протянул Борис. – Через денёк, другой будет в самый раз.

Рыба висела, привлекая целые рои мух, почти неделю. Медведь не клюнул “на приманку”. Значит, действительно, косолапый слишком хитёр. Стоило нам уйти из избушки, – он тут, как тут. Мы в избушку, его как -будто и в помине нет. Игра в прятки. Кто кого перехитрит.

–А как у него с математикой дела обстоят? – засмеялся мой напарник. – Интересно, считать он умеет?

Вопрос Бориса меня озадачил. Зная плутоватую натуру напарника, я не торопился с ответом, тем более не знал, о чём идет речь. Напарник прояснил мне свою идею.

–Ты берёшь транзистор, настраиваешь его на разговорную речь и уходишь с ним в лагерь. Я затаюсь здесь. Приманка пусть висит. Если косолапый силён в математике, то догадается, что один ушёл, а другой человек остался ждать. Если он не в состоянии просчитать до двух, то я его гохну. Только оставь мне своё ружьё- оно поточнее моего. Да, чуть не забыл. Не приходи сюда, пока я не объявлюсь в лагере.