С начала до конца (сборник)

Сашка крякнул и ещё раз зыркнул на Николая, исподлобья, холодно и колюче.

– Не твоего ума дело, что у меня в кармане, – осмелев, нашёлся Колька. – Время придёт, узнаешь. Я тебя из-под земли достану.

– Это кто кого ещё достанет, кулик. В любом болоте тебя найду и перья повыщипаю, – сказал Сашка, сверкнул глазами и приставил два пальца к горлу, дескать, – урою. Потом сплюнул и пошёл в сторону своего дома, поднимая пыль старыми сандалиями.

Нож Колька выбросил в Каменку. Сразу после того, как в дом Задонских вселились другие жильцы, старая солдатка с двумя дочерьми.

Долгое время о Сашке не было ни слуху ни духу, а потом вдруг необыкновенным образом он дал о себе знать. Не так давно, казалось бы, Задонские уехали из Закаменки, не так давно закончил школу Колька, за ним и Борька – оба год проработали на заводе, отслужили в армии и поступили в Сибстрин, первый строительный институт, открывшийся в Нске. Оба брата покинули Закаменку и жили почти в центре. Да и Закаменка теперь стала не самой дальней окраиной. И потом уже ни один из братьев не мог вспомнить, откуда принесло к ним новости о Сашке Задонском. А новости были потрясающие.

Оказывается, Сашка – летал! Уже не с крыши Ульяниного дома, конечно, а по-настоящему, на первых советских самолётах. Нское сарафанное радио опередило даже прессу. Позже, через несколько недель после известия, в местной газете вышла статья про двух сибирских Александров, талантливых лётчиков – Задонского и его друга Покрышкина. Друзья уехали учиться сначала в Пермь, потом в Ленинград. Там их пути разошлись, но оба они поступили в Качинскую авиашколу и, кажется, закончили её – Покрышкин раньше, а Задонский позже.

Но потом новости о Сашкиных успехах были вытеснены другими событиями, перевернувшими жизнь Нска и всей страны. Началась война.

Николай был ранен под Сталинградом в сорок втором – из-за контузии его демобилизовали, и уже в сорок третьем он начал работать на заводе в тылу. Его жена Евдокия работала там же. Изредка приходили известия об очередном героическом боевом вылете Сашки, о сбитых им «мессерах» и о первых применениях новой тактики воздушного боя, разработанной Сашкиным другом. Писали и о присуждении Задонскому высоких наград – к концу войны он стал Героем Советского Союза и дослужился до звания полковника и командира дивизии. После войны Александр Задонский носил уже генеральские погоны.

Целая жизнь прошла, а Николай всё никак не мог забыть тот нож, который Борька когда-то купил для него на рынке у старого китайца Ходи.

Но, несмотря на это, во время нечастых встреч, происходивших преимущественно по праздникам, братья редко вспоминали Сашку Задонского. Вернее, старший брат иногда, может, и хотел поговорить о ноже и о последнем разговоре в Закаменке, но Борис его всегда одёргивал: «Закрой тему. Побереги лучше себя и Евдокию. Да и нас заодно». Борис знал, что говорил. Он-то как раз дошёл до Берлина. И не только дошёл, но и спас из немецкого лагеря девочку Варю, которая через несколько лет стала его женой. Через несколько лет – потому что после немецкого лагеря ей пришлось пройти ещё один, уже советский.

Та встреча, о которой потом до самой своей смерти будет с ужасом вспоминать Евдокия, жена Николая, произошла именно в День Победы.

Воздух был тёплый, почти летний. Николай вышел из дома в шляпе и в штатском, в простом сером костюме, только на пиджаке ярким пятном горели орденские планки. Центр города был перекрыт из-за военного парада, который начинался через полчаса. Николай шёл в направлении от центра по скверу, разбитому напротив штаба Сибирского военного округа. Через десять лет штаб перенесут, а сквер расширят, да и День Победы уже будут праздновать не так. Наступят тёмные времена, люди потеряют прежние цели и станут проклинать то, что раньше было для них священно. Иногда я думаю о том, как хорошо, что дедушка не дожил до девяностых.

Вдалеке по аллее сквера навстречу Николаю двигалось несколько фигур. Две – он видел расплывчато, но понял сразу – были одеты в парадные открытые мундиры синего цвета. Две другие фигуры – в мундиры цвета морской волны. Один человек – в защитный плащ и синие брюки. И ещё какие-то люди шли вокруг, там и тут – но Николай смотрел только на военных. Они приблизились, и Николай замер. Он остановился, вытянулся и взял под козырёк.

Силы были не равны. Их пятеро, а он снова один. Но Николай не испытывал страха, как много лет назад, а чувствовал радость. Радость и гордость. Потому что такой день. Такое время. А скоро вообще наступит коммунизм, время забвения старых обид. Когда главнокомандующие Сибирским военным округом прошли, он опустил руку и тронулся с места.

– Старший лейтенант Куликов, круу-гом!

Николай обернулся. За его спиной стоял Сашка. Вернее, генерал Александр Ильич Задонский.

– Здравия желаю, товарищ генерал.

– Ну, Николай… Ну, здравствуй.

Генерал молча смотрел старому знакомцу в глаза, как тогда, в Закаменке. Николай тоже молчал. Он стоял уже не навытяжку, но с места не трогался. Наконец произнёс:

– С Днём Победы, товарищ генерал.

– И тебя с праздником, кулик – не велик. Видишь, я всё помню, – Генерал так же пристально следил за каждым движением собеседника. Он только обернулся на одно мгновение к своим спутникам и махнул им, дескать, идите, я догоню, – и снова уставился на Николая. – Жаль, что вот так, на бегу – но, брат, давно я хочу тебя спросить. Скажи мне, только честно. Не крути. Тогда, в Закаменке. Помнишь?

– Так точно, товарищ генерал. Помню.

– Что в кармане у тебя было? Тогда, когда мы в последний раз беседовали? Когда отец меня позвал?

– Нож был в кармане, товарищ генерал.

Задонский ещё секунду молча смотрел на Николая. Потом отступил на шаг.

– Нож, значит, – усмехнулся. – А ты смелый, кулик.

– Так точно, товарищ генерал. Не жалуюсь. Никогда не подставлял спину. – Дед сверкнул глазами и внезапно добавил: – И спора не нарушал. У кого как, а у меня всегда всё по-честному.

– Да уж, вижу, – усмехнулся Задонский. – Только разговорчив ты чересчур.

– Виноват, товарищ генерал, – и Николай вытянулся в струнку.

– Ну, бывай, кулик. Спасибо за честность. Может, встретимся ещё. – Насмешка не уходила из глаз генерала, но была уже не строгой, не злой.

Николай вскинул подбородок, а Задонский развернулся и быстрым шагом двинулся догонять своих спутников в парадных генеральских мундирах.

– Что, так и сказал: «Ещё встретимся»? – бабушка Дуся, строгая и высокая – выше деда на целую голову, – по старой привычке ходила вдоль маленькой кухни, два шага туда, два обратно, потрясая руками и теребя платье. – Ты вот хоть понимаешь, Коля, чем тебе это грозит? Что всех нас ждёт после твое го разговора?

– Дуся, прекрати, я тебя прошу. Ничего не будет. Александр не такой человек.

– Да? А ты мне скажи, с чего это вдруг генерал с лейтенантом первым на улице заговаривать стал, а? – Бабушка села на табуретку и закрыла лицо ладонями. – В общем, так. Что бы там ни было, а на всякий случай вещи надо собрать.

Дед вскочил, со всех сил толкнул стул ногой, и тот громыхнулся на пол. Ушёл с кухни в дальнюю комнату, прилёг было на кровать, но потом вдруг резко встал, почти бегом рванул в коридор, сунул ноги в старые свои ботинки, накинул плащ и вышел на улицу.