С нами бот (сборник)

– То есть…

– То есть можно переходить на полный автомат, – со скучающим видом заверил он. – Выкинь всё из головы, пусть он сам за тебя отвечает. Садись, чего стал?

Я сел, пытаясь собраться с мыслями.

– Но… я же всё равно буду слышать, что мне говорят!

Толстым, как мой средний палец, мизинцем он указал на своё массивное ухо.

– А динамики зачем? Нейтрализуй.

– Нет, но… Собеседника, допустим, нейтрализую. А себя?

– И себя нейтрализуй. Себя как раз проще всего. Тембр – знакомый.

– Но видеть-то – всё равно буду! – заорал я. – Ещё не дай бог, по губам читать начну!

Он пожал необъятными своими плечищами. Где, интересно, на него такой халат шили?

– Задай непрозрачный фон, – невозмутимо посоветовал он.

Предложение прозвучало в достаточной мере дико.

– То есть оглохни и ослепни, – возмущённо подытожил я. – И что мне тогда делать?

– А что хочешь, – с ленцой отвечал Олжас Умерович. – Хочешь – фильм смотри, хочешь – музыку слушай. Хочешь – читай.

Глава седьмая

Из больницы я выписывался уже на автомате. Точнее – на автоответчике. Никаких надписей перед глазами, а с персоналом и собратьями по переломам за меня прощался вживленный в гортань динамик. Фон я оставил прозрачным, да и звуки решил пока не гасить. Поэтому смею лично заверить, что все банальности, все освящённые традицией словеса были произнесены и с той, и с другой стороны.

Провожали меня с сожалением. Шутка ли: такой собеседник уходит, такой юморист, такой очаровашка! Льдистые глаза сестрички Даши оттаяли, опечалились. Не показала она мне то место, куда её укусил дачный комар. Жаль.

Я переоделся в гражданку, бросил немногочисленные свои пожитки в пластиковый пакет и, выйдя из корпуса, одиноко двинулся в направлении ворот, сквозь которые всего две недели назад на территорию больницы, а заодно и в мою жизнь ворвался бешеный джип, за рулём которого, побитый и порезанный, сидел Александр-Николай-Эдуард.

Почему я двинулся туда одиноко? Потому что у Евы Артамоновны что-то там стряслось в фирме, и забрать родного мужа из больницы она лично никак не могла, хоть расколись. Странное, согласитесь, отношение к будущему начальнику отдела по работе с партнёрами.

Отойдя на полсотни шагов, я повернулся и помахал на прощание окнам родного этажа. Стоп! Повернулся или меня повернуло? Уж больно само действие было какое-то общепринятое, механическое. Кроме того, при этом возникло ощущение, очень похожее на то, когда после нажатия кнопки Олжасом Умеровичем у меня во рту впервые сработал артикулятор. «Задай непрозрачный фон», – внезапно вспомнилось мне. А двигаться как, если фон непрозрачный? Тоже на автомате? Звучит, между прочим, вполне логично. Мы же не только словами общаемся. Стало быть…

Неужели, кроме улыбалки и динамика, вживили что-нибудь этакое… жестикуляторное…

Я так занервничал, что даже выключил, к чёрту, автопилот и хотел уже завернуть напоследок к Олжасу Умеровичу за объяснением, однако в этот самый миг мне бибикнули.

Оказывается, Ева Артамоновна всё-таки заботилась о будущих сотрудниках. Сама не прибыла, но машину прислала.

Устроившись на сиденье смертника рядом с водителем, я зачем-то полез в нагрудный карман рубашки и, к собственному удивлению, извлёк оттуда сложенную вчетверо листовку, приглашающую принять участие в конкурсе на замещение должности замначальника отдела геликософии в ООО «Мицелий». Ту самую, что недели три назад мне вручил в сквере розовоглазый псевдобот. К призыву прилагалась объясниловка: абзацев пять меленьким шрифтом, каковые было бы любопытно изучить. Особенно теперь.

– Ну что, Леонид Игнатьич? – лучась улыбкой, спросил шофёр. – Срослось или дома долечивать будете?

– М-м… – Фраза его застигла меня врасплох. Дело в том, что шофёра этого я видел впервые.

Однако мычания моего было более чем достаточно.

– Со мной вот тоже… – живо подхватил он. – Годочков пять назад голеностоп расплющил. Всмятку! Привезли меня в комплекс, а там…

Выхода не было. Я запустил свободную от гипса руку под рубашку и снова стал на автопилот.

Как и следовало ожидать, опасения мои оказались напрасными. Никакой мне добавочный чип не вживляли, и жестов за своего носителя бот совершать не может. Единственное, на что он в этом смысле, умница, способен, – вовремя обозначить символ того или иного обиходного действия: рукопожатие, кивок, аплодисмент. Поискал в опциях удар по морде – не нашёл. Выстрела из револьвера – тоже. Видимо, коробочка моя сконструирована исключительно для мирных бесед.

Что ж, это по мне.

Фон сейчас непрозрачный, приятного бирюзового оттенка. На нём вычерчена тоненькая красная окружность с точкой в центре. Нечто вроде мишени. Иногда она смещается, и я поворачиваюсь вслед за ней, чтобы, избави бот, не свалила с экрана, которого, строго говоря, нет. Окружность эта и точка в ней соответствуют местоположению Эдит Назаровны, разлюбезной моей тёщи. Мы в данный момент беседуем. О чём? Понятия не имею. О чём-то беседуем. Вначале (пока не переключился на полный автомат) речь шла о пользе кальция для сращивания переломов и укрепления костяка. Теперь – не знаю. Губы мои, шевелимые артикулятором, движутся, иногда расходятся в улыбке, а звук я нейтрализовал. И к остаточным шумам не слишком прислушиваюсь.

Мне не до этого. Я скачиваю из интернета все доступные данные по геликософии. Кое-что уже пробежал по диагонали и, честно сказать, не вник. Чистейшей воды словоблудие. Некоторые тексты не слишком отличаются от сделанных ботом отшифровок. Примерно так: брэнды слагаются в тренды, тренды – в локусы, локусы – в фокусы, фокусы – в покусы… А всё вместе – геликософия.

Нет, пожалуй, работа с партнёрами мне как-то ближе и понятнее.

Внезапно взамен красной точки в центре окружности возникает схематическое изображение головы с ушами, а над ней две кривые стрелочки, указывающие влево и вправо. Стало быть, пришла пора покрутить башкой. Выразив тем самым восхищение. Или соболезнование. Кручу.

Но этого, как выясняется, мало. В левом ухе раздаётся тревожный звон, а на приятном бирюзовом фоне вспыхивает и принимается мигать строка:

ЖЕЛАТЕЛЬНО ЛИЧНОЕ ПРИСУТСТВИЕ

Вот чёрт! И здесь достать ухитряются!

Убираю непрозрачную бирюзу и оказываюсь в кухне. Эдит Назаровна, которую я узнаю с трудом, поскольку суровое лицо её сильно искажено радушием, ставит передо мной тарелку домашнего борща.

Да, кажется, без личного присутствия тут обойтись никак не удастся. Ложка – инструмент точный.