С ним надо по хорошему

"Нет, все-таки пора вызывать," - решил врач и незаметно нажал кнопку.

– Нуу... что ж, в общем-то я согласен, убедили...
– тянул он время в ожидании санитаров.
– Но, Александр Александрович, насколько я понял, вам нужен не один и не двое, а много... э-э... разных представителей нашего мира?

– Да, конечно!

– Вот и пообщайтесь здесь с другими. Изложите им свои намерения, как мне, перспективы, все такое... Может, кто-то еще согласится. Кстати, вы стихи не пишете?

– Стихи?.. А, ритмические рифмованные высказывания! Нет, зачем мне это!
– Пациент пожал широкими плечами.

– Жаль.

Михаил Терентьевич собирал материал по теме "Творчество душевнобольных", рассчитывал сделать диссертацию.

4.

Широко распахнулась дверь, в кабинет вошли два санитара: дядя Боря повыше - и дядя Яша, пониже, но очень плотный. Оба в халатах и шапочках, надвинутых на брови; через руку дяди Яши была перекинута спецодежда для пациента из толстого полотна и с длинными рукавами; дядя Боря держал моток веревки.

– Вызывали?

– Да. Тут вот нас посетил товарищ с Юпитера, - сказал врач.

Александр Александрович легко развернулся с креслом, снизу вверх оценивающе оглядел вошедших; поморщился:

– Не-ет, Михаил Терентьевич, что вы... этих!? С такими лицами! Вас ведь должно заботить, чтобы Земля была представлена наилучшим образом. Впрочем, как хотите. Действительно, можно показать и разные ступени развития... Ну как, парни, - зычно обратился он к санитарам, - согласны полете ть со мной на Юпитер? Похряем, а?
– В интонациях чувствовалось, что он не будет огорчен и отказом.

– А што ж... можно, - миролюбиво молвил дядя Боря.
– На Юпитер так на Юпитер. Мы на все согласны.

– Чем больше согласия, тем меньше работы, - степенно добавил дядя Яша. Вопросительно взглянул на врача.
– А в какую палату поместим... до стартато?

– Да я вот думаю...
– отозвался Михаил Терентьевич; обратился к пациенту.
– Видите, Александр Александрович, еще двое готовы. Теперь мы отведем вас в палату... в помещение, где вы сможете продолжить вербовку. Там точно окажутся желающие, всенепременно. Только сначала вам придется переодеться в нашу одежду, так у нас принято... принять ванну, пройти некоторые процедуры. И все будет хорошо.

5.

В кабинет вошла чуть запыхавшаяся старшая сестра Жанна Борисовна; ей тоже полагалось быть здесь по тревожному звонку, но где-то замешкалась. Жанна Борисовна была в последнем, сорокалетнем расцвете женской красы: накрахмаленный халат хорошо облегал выразительную фигуру, волосы искусственного стального цвета были уложены бутоном, округлое лицо почти совершенно без морщин; не совсем удачный нос сапожком маскировали очки в тонкой золотой оправе. В руке она держала крышку стерилизатора с шприцом и ампулами.

– Вот очень кстати и вы, Жанна Борисовна!
– преувеличенно обрадовался дежурный врач.
– У нас замечательный гость, прошу любить и жаловать: Александр Александрович, в просторечии Шурик. С Юпитера. Представитель, так сказать...

Старшая сестра очаровательно улыбнулась. "Пришелец" тоже улыбнулся, завороженно глядя на нее, поднялся с кресла. Санитары придвинулись к нему на шаг.

– Прибыл вербовать желающих переселиться в юпитерианский музей-виварий на Ганимеде среди наших... э-э... жильцов. Куда бы нам его определить для начала, как вы думаете?

– Может быть, в четырнадцатую?
– задумчиво сказала Жанна Борисовна.

– А кто там?

– Юлий Цезарь, Райкин и Иосиф Виссарионович. И две свободных койки.

– Что ж, согласен: в четырнадцатую.

– Какая фактура! Какая фемина!..
– глубоким голосом заговорил пациент, увлеченно глядя на старшую сестру.
– Жанна Борисовна! Ваши плечи, ваши глаза, ваши волосы, ваш голос и улыбка... не могут не свести с ума. Нет, вам просто необходимо лететь с нами! Вы приобретете куда больше, нежели потеряете здесь, - столько поклонников! И не только в земном секторе музея. Вы будете блистать и пленять, покорять и разбивать сердца... вы станете там звездой первой величины. Нет, я и слышать не желаю об отказе: или вы летите с нами, или я остаюсь здесь, презирая свой долг. Решайте же мою судьбу, великолепнейшая Жанна Борисовна!

Искренние комплименты, даже если они исходят от заведомого психа, не могут не тронуть. Старшая сестра зарумянилась, глаза ее под очками заблестели.

– С вами, Шурик, - в тон ответила она, - куда угодно. Хоть на Юпитер, хоть на Ганимед, хоть... в Туманность Андромеды. (Жанна Борисовна была начитанная женщина.) Но сейчас прежде всего вам нужно принять вот этот транквиллизатор...
– Она протянула пациенту две таблетки, тот их мгновенно проглотил.
– Затем в ванну, переоденетесь и в палату. И все будет хорошо.

– Разумеется!
– Бодро сказал Шурик.
– Все уже хорошо. Итак, до полуночи!
– и удалился в сопровождении санитаров - высокий, красивый, значительный.

Жанна Борисовна поглядела ему вслед, вздохнула:

– А все водка!..

Михаил Терентьевич ничего не сказал, только откинулся в кресле и шумно выдохнул воздух. Беседы с пациентами нешаблонного, трудно предсказуемого поведения всегда стоили ему немалых нервов.

6.

На исходе двенадцатого часа ночи, когда в клинике все успокоилось, а дежурный врач коротал время за разгадыванием кроссворда и слушанием приемника, дверь кабинета открылась, вошел Шурик. Он был в застиранной полосатой пижаме, явно тесной и короткой для него, и в шлепанцах.

Михаил Терентьевич поднял на него глаза, неприятно пораженный. "Это кто же палату оставил на ночь незапертой? Жанночка, черт бы ее!.."

– А, Александр Александрович!
– сказал он, откладывая журнал.
– Ну, как вы там, в четырнадцатой освоились? Познакомились с коллегами? Правда, интересные люди?

– Не слишком.

– Что так? Не согласились отправиться с вами?

– С нами, хотите вы сказать, - поправил Шурик.
– Согласиться-то они согласились, да зачем они там нужны - с ущербной психикой! Этот выживший из ума учитель истории. Этот свихнувшийся после четырех неудачных попыток поступить в театральный институт абитуриент. Этот Баграт Рустамович Джугашвили, спекулянт мандаринами, обремененный большой семьей... Кстати, они теперь все здоровы, завтра в аши коллеги их освидетельствуют и выпустят. А сейчас, драгоценнейший Михаил Терентьевич, нам пора в путь. Брать ничего не надо, там все есть.

– То есть как?..
– прошептал побледневший врач.

– А вот так!
– Шурик снимал пижаму - и сквозь его исчезающее тело уже просвечивали двери, кресла и обои на стене.

... И понял Михаил Терентьевич в последнюю минуту своего пребывания на Земле, что действительно встретился с разумом, далеко ушедшим от нашего в своем развитии; с разумом, сила которого в простоте и прямоте, в полном освобождении от лжи, кривотолков, всяких "под видом одного другое". Потому он и обрел силу прямого действия. И разумное существо, общавшееся с ними, равно исключало как насилие над другими и над собой, так и недоверие к их словам, к Информации. А уж коль убедил и согласились, то - слово свято, слово твердо, его надо исполнять.