С открытым забралом

Как это понимать: «с законными последствиями сего наказания»? Какие последствия могут быть после того, как вздернут на виселицу?

Много Иванов Ивановых Сидоровых уже поплатились своей головой за свободомыслие. Теперь его сын Воля, кровинка, смешался с этими Иванами Сидоровыми, в глазах полиции и жандармов стал одним из них.

Владимир Яковлевич знал, с какой жестокостью расправились с революционно настроенными солдатами генералы Ренненкампф и Меллер. Арестованных загоняли в вагоны, отведенные под военно-полевые суды, приговоры о казнях выносились прямо в пути, во время остановок всех приговоренных расстреливали. Генерал фон Рихтер и полковник фон Риман, генерал Каульбарс и фон дер Лауниц прославились своими зверствами. Фон дер Лауница солдаты, кажется, прикончили. И командующего Семеновским полком Мина — тоже. Но другие истязатели остались. Эти кровавые псы могут убить, расстрелять, повесить его Волю...

Когда закончится эта страшная игра? Почему его семья вовлечена в нее? Как все могло случиться? Ведь раньше события в мире шли, не задевая Куйбышевых. Где-то был и самодержец со своей свитой, придворные, генералы, мировые события.

Но вдруг история всей своей многовековой тяжестью обрушилась на Владимира Яковлевича, на его мальчиков и дочерей, на строгую, но кроткую Юлию Николаевну — и все они оказались втянутыми в дела царя, кайзера, японского микадо, и даже сами жизни Куйбышевых находятся в зависимости от неких непонятных сил. Ведь кто-то заранее готовил всю эту трагедию на маньчжурских полях, исподволь подводил Россию и Японию к столкновению. Кто? Где они прячутся?

Он, разумеется, догадывался обо всем, хотя многого и не знал, не мог знать. Ему приходилось не раз слышать о том, что война с Японией якобы заранее была запланирована в штабах Англии, Германии, Америки. Япония и Россия оказались лишь пешками в руках этих могущественных держав. Вся история началась давно, — возможно, еще во времена Бисмарка, а может быть, и раньше.

Кто знает, в какой тайне рождаются большие преступления против целых народов? Есть особые мастера провоцировать столкновения. Политическое коварство стало особой, изощренной наукой.

Говорят, когда Бисмарк хотел войны, он бренчал на фортепиано пехотный марш к атаке. Войны хотел он всегда, одним из главных двигателей жизни считал ненависть, политика для него была «наукой о возможном». «Любая политика лучше политики колебаний», — говорил он. Вопросы государственного права в последнем счете решаются при помощи штыков. Брать противника нужно не на основе капитуляции, а с боя, «железом и кровью». Главный аргумент — сила. Освобожденные народы не благодарны, а требовательны, потому не стоит лезть в огонь из-за чужих интересов. На склоне своей жизни в мемуарах он писал: «Мысленно восстанавливая историю европейских народов, я не нахожу ни одного примера, когда честная и самоотверженная забота о мирном преуспеянии народов оказывала бы на эти народы большее впечатление, чем военная слава, выигранные сражения и завоевания наиболее упорно сопротивлявшихся земель».

Он яростно восставал против так называемой «политики чаевых», когда по отношению к иностранным государствам — дружественным, враждебным, колеблющимся — «любезности заходят дальше, чем это совместимо с представлением о собственной силе».

Дескать, попытка Германии завоевать любовь других народов путем уступок приводит к тому, что эти народы наглеют, они переоценивают свои силы по отношению к Германии, за лояльность они требуют деньги. Поэтому все другие страны нужно держать в страхе.

Недаром против фамилии Бисмарка король Фридрих-Вильгельм IV сделал пометку: «Может быть использован лишь при неограниченном господстве штыка».

Но несмотря на всю свою воинственность, железный канцлер был твердо убежден в одном: столкновение Германии с Россией приведет к гибели Германской империи. Он всякий раз предостерегал монархов от такого столкновения, в основе его политики было заложено понимание силы и непобедимости русского народа. Походы на Россию Карла XII и Наполеона I закончились крахом. И Бисмарк сделал вывод о непреодолимости русской силы и российских пространств. Он не раз говорил: «Даже самый благоприятный исход войны никогда не приведет к разложению основной силы России, которая зиждется на миллионах собственно русских. Эти последние, даже если их расчленить международными трактатами, так же быстро вновь соединятся друг с другом, как частицы разрезанного кусочка ртути».

Особенно большое впечатление произвела на него стойкость русского солдата: в Петербурге во время наводнения 1825 года и на Шипке в 1877 году часовые не были сняты, и одни утонули, а другие замерзли на своем посту, но не покинули его. «Подобные факты вызывают у нас порицание и насмешку, — философствовал Бисмарк, — но в них находят свое выражение примитивная мощь, устойчивость и постоянство, на которых зиждется сила того, что составляет сущность России в противовес остальной Европе». А под всем этим крылся страх за восточные границы Германии, которые окажутся слабо защищенными в случае ее войны с Францией. Потому-то нужно любой ценой сблизиться с Россией, которую необходимо отвлечь от германских границ, направить ее интересы в другую сторону, хотя бы на Дальний Восток, где она неизбежно столкнется с Японией, с Англией и с той же Францией.

Бисмарку казалось, будто он близок к осуществлению этого грандиозного стратегического плана: за полтора века в России разрослась и укрепилась германофильская группа, она стояла у власти и была озабочена лишь тем, что Россия не противилась пангерманским притязаниям Гогенцоллернов. Вокруг трона образовалась прочная стена из выходцев из Германии — всяких там ламсдорфов, будбергов, редигеров, фредериксов, гильдельбрандтов, шванебахов и сотен других. В этих сферах считалось, что интересы династии и интересы России — далеко не одно и то же: интересы России должны безоговорочно приноситься в жертву интересам династии, русский народ — потенциальный враг династии и обращаться с ним следует как с врагом. Однажды Николай I попросил короля Пруссии прислать двух унтер-офицеров прусской гвардии для прописанного врачами массажа спины. Царь сказал прусскому королю: «С моими русскими я всегда справлюсь, лишь бы я мог смотреть им в лицо, но со спины, где глаз нет, я предпочел бы все же не подпускать их».

К радости железного канцлера, русский царь, немец с головы до пят, Александр III, считавший Бисмарка своим другом, остро заинтересовался Дальним Востоком, отправил в Японию престолонаследника Николая. В Японии некий фанатик Сандзо Цуда ударил Николая саблей по голове. Но это был эпизод частного значения, не вызвавший никаких политических осложнений. Важнее другое: именно с той поры Россия начала строить великую Сибирскую железную дорогу. По расчетам Бисмарка, великое строительство, потребовавшее миллионов и миллионов рублей, должно было подорвать экономическую мощь России, ослабить ее. Семь с лишним тысяч верст! Самая протяженная в мире железная дорога. Даже знаменитая канадская Тихоокеанская железная дорога не могла идти ни в какое сравнение с Сибирской. Проект был рассчитан на двенадцать лет. Александр III потребовал «скорейшего приступа к постройке». Такая поспешность имела свои причины: Китай с помощью англичан решил подвести железную дорогу от Пекина к русско-корейской границе. Требовалось обеспечить оборону Приморской и Амурской областей от посягательств не только китайцев и англичан, но и японцев, вознамерившихся создать континентальную Японию. Для набирающей силу русской буржуазии с постройкой сибирского пути открывались невиданные экономические перспективы: увеличение емкости рынка сбыта, разработка богатейших нетронутых недр Дальнего Востока, вытеснение из Китая Англии, расширение сферы влияния. Высокая политика. Но денег на строительство дороги не было. Кроме того, в России разразился небывалый голод. О предоставлении кредитов Германия и слышать не хотела. А тянуть дальше с постройкой железной дороги после англо-русского конфликта из-за Афганистана было нельзя: увеличилась возможность нападения английского флота на дальневосточные окраины России.

Бисмарк только потирал свои высохшие старческие руки: кажется, Россия попала в безвыходное положение. Что и требовалось...

Но злой рок в последнее время преследовал престарелого канцлера. Вдруг на российском горизонте появилась фигура до этого никому не ведомая, которая спутала все карты Бисмарка: некто Сергей Юльевич Витте. Внешне он походил на купца, но купцом никогда не был. У внука княгини Долгорукой в жилах текла и французская кровь: его дед, гувернер-француз, соблазнивший юную княжну, был изгнан за пределы Российской империи. Сергей Юльевич приехал в Петербург с Кавказа и сразу же зарекомендовал себя как крупный железнодорожный практик, делец. Пробыв министром путей сообщения весьма короткий срок, он неожиданно для всех занял пост министра финансов. Тут-то и началась его головокружительная карьера. Завладев финансами огромного государства, он очень быстро сделался посредником между русской государственной казной и международной биржей. Это был типичный представитель военно-феодального империализма, буржуазный делец. Витте не брезговал ничем, пускаясь в самые отчаянные авантюры: он ставил на карту буквально все. И самым заклятым своим врагом стал считать Бисмарка. Они сразу оценили друг друга по достоинству. Витте начал жестокую таможенную войну с Германией и с блеском выиграл ее.

Бисмарк был уже немощен, а Витте только входил в силу. Он привлек к строительству Сибирской магистрали французский капитал и тем самым опрокинул все расчеты железного канцлера. Бисмарк понял: отныне Россия и Франция в международных делах будут идти вместе.

Постройку железной дороги Витте забрал в свои руки, оттеснив людей германофильской группы. Теперь повсюду распоряжались французские дельцы. Витте не стал ждать, пока французские деньги перекочуют в русские банки. Он предложил Александру III воистину беспрецедентный шаг: начать строительные работы на те кредитные билеты, которые предназначались для уничтожения. То было скрытое ограбление государства, народа, но Витте меньше всего заботился о народном благе. Пусть голод, пусть люди мрут как мухи, дорога будет построена на их костях! Дорога отвлечет грузы от Суэцкого канала и станет проводником русских промышленных изделий на китайский рынок. «Здесь можно нажить деньгу, — говорил он доверенным лицам. — Ну а народ... При чем здесь народ? Если царь, запуганный террористами, придет к мысли дать России конституцию — то это будет конец России. Россия не вынесет конституции в европейском смысле слова. Конституция с гарантиями, парламентом и всеобщими выборами повела бы к анархии и взорвала бы Россию».