С папой на рыбалку
Шрифт:
Афанасий аккуратно выложил на тарелочку икру, побрызгал её уксусом и отставил в сторону.
— Пускай так постоит некоторое время!
Мама куда-то ушла.
— Поедем на Чаю, — сказал Афанасий. — Там форель что надо!
— А не лучше ли податься на Струму? — спросил папа.
— Струма под запретом, да и рыбы там негусто. Не стоит рисковать! — вмешался дядя Рангел. — Один мой дружок вернулся оттуда…
— Только на Чаю! Станислав приволок из-под Асеновграда пять килограммов форели! — заявил Афанасий. — И тамошние места мне знакомы.
— Ой! — внезапно вырвалось у дяди Рангела.
— Накололся? —
На виду у всех наш кот Марко лакомился красной икрой. Неожиданно открылась дверь, и Марко пулей вылетел в коридор, скользнув по мозаичному паркету.
— Хорошо, что я вовремя его увидел! — вздохнул дядя Рангел. — Иначе этот проказник всю икру сожрал бы.
— Накрытое молоко кошки не лакают, — с опозданием заметил папа. — Вот обжора. Сколько раз его наказывали, ничего не помогает.
Сменили леску на катушках, привели в порядок садки, осмотрели рюкзаки и начали готовиться в дорогу.
Я ждала этого дня с замиранием сердца. Ведь нам предстояло ехать с дядей Кузманом в его машине. Мы решили выехать в субботу. Папа предупредил, что ночевать нам предстоит в горах, чтобы чуть свет быть на месте.
Когда всё было готово, мы спустились вниз по лестнице и свалили все вещи позади зелёного «Москвича» дяди Кузмана. Затем уложили их в багажник, сели в машину и, ещё раз проверив, не забыли ли чего, тронулись в путь.
Дядя Кузман выехал на шоссе, ведущее в Стамбул, и скоро последние дома остались позади. По обе стороны дороги убегали назад большие зелёные липы, медленно перемещались поля, а вдали, где кончались посевы, поднимались склоны Витоши.
Машина начала круто подниматься вверх.
— Вот уже и Вакарел! — сказал папа. — Быстро катим.
— Приедем вовремя! — заметил Афанасий.
Нас настигали и обгоняли другие машины, навстречу шли грузовики и автобусы, дороге не было конца. Приехали в Пазарджик. Машина переехала мост через Марицу, покатила вдоль полноводного мутного канала и снова выскочила на шоссе.
Солнце уже село, и стёкла впереди идущих машин сверкали, как расплавленное серебро.
— Впереди — Пловдив! А там — минут через двадцать — Асеновград.
В Пловдиве мы остановились возле городского сада. Папа и Афанасий пошли покупать продукты, а мы с дядей Кузманом остались возле машины. Пловдив — какой чудесный город! Как он мне понравился! Возле нас толпились большие зелёные деревья, мимо с мягким шумом скользили троллейбусы, а напротив круто поднимался холм Бунарджик. Дядя Рангел — он родом из Пловдива — сказал мне, что на вершине холма стоит величественный памятник Советской Армии. Солдата, изваянного из гранита и бетона, все ласково называют Алёшей.
Скоро папа с Афанасием возвратились, и мы поехали дальше. Теперь перед нами вставали Родопы. Уже в сумерках мы въехали в Асеновград и, не останавливаясь на узеньких булыжных мостовых, углубились в ущелье. Слева от нас шумела Асеница или Чая. Я до сих пор не знаю, как точно называется эта шальная горная река. Даже на картах её называют по-разному. На этот вопрос ни папа, ни кто другой из нашей компании не мог дать ясного ответа.
Дядя Кузман неожиданно остановил машину, и мы вышли на дорогу. Все глядели куда-то вверх. Я тоже подняла глаза. На самой вершине очень крутой горы высилась белая церковь.
— Папа, а зачем
её там построили?— Это всё, что осталось от Асеновой крепости! — ответил папа.
— А зачем её построили так высоко?
— В своё время это был единственный путь в Родопы. Здесь мужественные воины охраняли перевал. Рассказывают, что, когда византийское войско устремилось по долине Чаи в Родопы, Иван-Асень [2] велел зарезать семьдесят семь тысяч быков. Их шкурами перекрыли реку. Когда византийцы углубились в ущелье, Иван-Асень мечом перерубил цепь, которая удерживала шкуры, и всё неприятельское войско оказалось под водой.
2
Иван-Асень — имеется в виду болгарский царь Иван-Асень II (1218–1241), при котором Болгария стала могущественной державой на Балканах.
— Басни! — сказал Афанасий.
— Не басни, а легенды! — поправил его дядя Кузман.
— Всё равно, — стоял на своём Афанасий.
— Выходит, здесь было сооружено первое в Болгарии водохранилище, — улыбнулся папа.
Мне очень хотелось подняться на гору, но папа сказал, что у нас нет времени, и мы поехали в сторону Наречена.
Скоро справа и слева замигали огни, мы обогнули белую скалу, похожую на львиную челюсть, и повернули вправо.
— Будем останавливаться? — спросил дядя Кузман.
— Давай жми дальше! — распорядился Афанасий. — Что нам тут делать, у этого стойбища психов!
— Почему стойбище психов?
— Потому что сюда отовсюду съезжаются чокнутые!
— Или рыбаки! — добавил дядя Рангел.
— Тут много лечебных источников! — пояснил папа. — Здешняя минеральная вода очень успокаивает нервы. Поэтому Афанасий так шутит.
Скоро совсем стемнело, и дядя Кузман включил фары. Мы зорко смотрели вперёд — папа сказал, что нам уже пора останавливаться, и надо выбрать место для ночёвки.
— Вот здесь! — предложил папа.
— Почему здесь? — удивился дядя Рангел. — Там, повыше, есть места куда привлекательней.
Мы проехали ещё минут пять, и дядя Кузман остановил машину.
— Ты что, здесь решил заночевать, Кузман? — подал голос дядя Рангел.
— Ты не ошибся! — спокойно, как всегда, ответил дядя Кузман. — Здесь для машины самое безопасное место. Иначе впотьмах на неё могут натолкнуться, выехав из-за поворота. Ты, как-никак, шофёр!
Все вылезли из машины. Воздух был резкий и холодный. После тёплой кабины нам было зябко, но скоро мы согрелись. Вынув из багажника рюкзаки, мы взвалили их на плечи и собрались спускаться к реке.
Склон оказался крутой, поросший кустарником. Когда погасли фары, у нас появилось ощущение, будто мы стоим на краю пропасти.
— Шагом марш! — бодро сказал Афанасий и двинулся вперёд.
Затем послышались бряцание и шум, который мало-помалу растворился где-то внизу.
— Афанасий закончил спуск! — хладнокровно заметил папа и, сделав несколько шагов, крикнул в темноту: — Афанасий! Ты жив?
Где-то у нас под ногами послышался слабый голос Афанасия:
— Помогите!
Папа с дядей Рангелом нырнули в густые заросли. Какое-то время мы слышали шум, треск валежника и сердитую брань дяди Рангела.