Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

Пес мой, изрядно утомившись, вдруг неожиданно юркнул в каюту, пробрался в носовой отсек, и забрался на диван. Было слышно, как он там устраивается на ночлег. Вскоре мы услышали из каюты богатырский храп моряка с честью отстоявшего свою нелегкую вахту.

Ошвартовались мы к родной бочке около двух часов ночи. Нас ждали, поэтому тузик с дежурным подскочил к борту быстро. Ребята решили нас отправить на берег первым рейсом.

Как только шлюпка пришвартовалась к яхте, мой барбос отработанным приемом юркнул в нее. Я перешел в шлюпку вслед за ним и стал принимать для переправки различную поклажу.

Когда

мы полностью загрузились и были готовы отойти от яхты, я обнаружил, что в шлюпке пса нет. Посветив вокруг аккумуляторным фонариком, увидел его плывущим к пирсу. Мы не стали его звать, а, медленно следуя за ним, решили понаблюдать, что же будет дальше. На берегу его тоже заметили и направили свет прожектора на пирс, поэтому всем хорошо были видны его передвижения.

Пес уверенно подплыл к трапу, стрелой взлетел по нему на пирс, постоял минуту-другую, счастливо гавкнул и бросился с пирса снова в воду, совершил свой традиционный заплыв между сваями пирса и только после этого, радостно отфыркиваясь, выбрался на берег.

И это все после шторма, изнурительной качки и нелегкого шестнадцатичасового перехода! Да, энергии в этой неукротимой черной бестии было саккумулировано природой огромное количество!

Под крылом самолета

Жизнь сложилась так, что свою родину Южный Урал я оставил сразу же после окончания школы, наезжая туда сначала регулярно а, потом, после того как умерла мама, эпизодически. В родном городе остались лишь дальние родственники и видимых причин для поездок, казалось, не осталось совсем. Но странное дело, чем дальше уходили школьные годы, тем сильнее с каждой весной обострялось чувство дома.

Последний, более чем десятилетний, перерыв в посещении родных мест слишком затянулся. Шел девяносто второй год, и во мне подсознательно нарастала щемящая тревога и предчувствие, каких-то не хороших перемен. Я понял, что тянуть дальше не стоит и начал собираться на Урал.

Было совершенно ясно, что этот дальний путь мне предстоит совершить со своим четвероногим другом.

Я написал письмо родственникам, кратко объяснив особенности моего предстоящего визита. Ответ пришел положительный, и это ободрило.

После недолгих раздумий, решил, что лучше всего на Урал нам лететь самолетом, поскольку трёхсуточное пребывание в поезде в летнюю духоту, будет утомительным и для меня и для собаки. Приобрёл билеты в оба конца. Без труда договорился с приятелем, страстным собачником, о том, чтобы он отвёз нас в аэропорт и встретил там, в день нашего возвращения.

Пёс мой быстро уловил, что предстоит какое-то необычное путешествие. За несколько дней до отъезда он начал заметно нервничать. Честно говоря, нервничал и я и, скорее всего, это от меня ему передалось. Но, к чести нас обоих, мы старались тщательно скрыть друг от друга эту нервозность.

Больше всего меня беспокоило, как он воспримет аэропорт, переполненный в эти летние месяцы пассажирами, и многочасовое пребывание в самолете. Ведь с детства он привык к тишине уютной квартиры, зелени тенистого парка, и, в общем, то, к нешумному ритму приморского города.

Ночь перед отъездом из дома мы

оба спали не спокойно.

Утром, в назначенный час за нами приехал мой приятель. Мы попрощались, с заметно волновавшийся нашей хозяйкой, и подхватив свой нехитрый скарб, отправились в путь.

Прибыли в аэропорт. Толпы людей, скопище и мельтешение машин, гул самолетов. Пёс ведёт себя спокойно. Правда, он весь сосредоточен и несколько обескуражен. Постоянно оглядывается на меня и трётся о мою ногу. Я его ласково успокаиваю, хотя внутри меня самого тоже всё напряжено.

Вскоре объявили посадку на наш рейс.

Перед входом в «накопитель» приветливая девушка-контролёр, улыбаясь, сказала: «Этого красавца необходимо взвесить и оформить на него багажную квитанцию». Не успела она рукой указать на весы, стоявшие рядом у входа, как этот умница, уже балансировал, стоя на платформе весов.

В «накопителе «порядком набилось народа. Пёс мой прижался к ноге и тихонечко заскулил. — Не грусти брат! Скоро мы с тобой полетим далеко-далеко, — как можно ласковее обратился я к нему и потрепал за шею. Он затих, только ещё плотнее прижался ко мне. Так мы с ним и стояли пока не объявили посадку в самолет.

Выйдя из автобуса, доставившего нас к самолёту, ризен растерялся от необозримой шири раскалённой солнцем бетонки и гула самолетов, совершающих взлёт, посадку и рулёжку недалеко от нас. Глаза его сделались огромными и необычно тёмными. От напряжения, каждый мускул тела, рельефно вырисовывался, а обрубочек хвоста, замер в вертикальном положении. Я дружески похлопал его. Постепенно он успокоился.

Пассажиров на наш рейс было много. Почти у каждого масса всякой ручной клади, поэтому посадка шла довольно медленно. Нам спешить было некуда. Вся наша поклажа — рюкзак у меня за спиной и намордник на ризене.

Чтобы не жариться на солнце и не волновать пса, я отвёл его в тень, под крыло самолёта.

Обследовав стойку шасси и колёса, с любопытством понаблюдав за работой механика, проверявшего самолёт, мой спутник, как-то глубоко и грустно вздохнул и улёгся на бетонку, свернувшись калачиком.

О чём он думал в эти минуты? — Бог весть, но мне почему-то, стало, его очень жаль…

Чтобы представить пса родственникам во всей ризенской красе, я заранее его тщательно от тримминговал, поэтому он, как говорят собачники, был «хорошо одет» и выглядел весьма привлекательно.

Своей элегантностью друг мой покорил стюардесс, обслуживавших наш рейс, и мы летели с комфортом. Нам отвели в конце салона отменный уголок. Между моим креслом и бортом самолёта имелась продолговатая ниша, где пёс мог удобно разместиться. Место рядом, ближе к проходу, оказалось свободным, так что мы никому не создавали никаких неудобств.

Тщательно обнюхав отведенную для него нишу, пёс лёг, положил морду на передние лапы и закрыл глаза. Но как только самолет начал стремительный разбег по бетонке, он резко вскочил, сел столбиком и дико озираясь, стал крутить башкой из стороны в сторону, пытаясь понять, что происходит.

От гула турбин, вибрации корпуса и, характерной при разбеге самолёта, тряски, глаза его опять сделались огромными. Я погладил его, мягко, но настойчиво, наклонил голову и прижал к себе. Он, почувствовав надёжную опору, как-то по-детски, доверчиво прильнул ко мне.

Поделиться с друзьями: