С/С том 27. Важнее денег. Сбей - и беги
Шрифт:
— Как скажешь. А я-то думала, что ты хочешь вылечить меня.
— Очень. Но не таким образом.
Рут поднялась с кровати.
— Я хочу есть. Что мешает нам пойти в бар?
— Отправляйся одна. Мне нужно еще кое-что сделать.
Рут медленно пошла к двери. Взявшись за дверную ручку, она оглянулась.
— Подумай. Я не жадина и сегодня угощаю. Или твоя гордыня не позволит есть за мой счет?
— При чем здесь моя гордыня? Просто я хочу переговорить с Расти и одолжить у него немного денег на билет домой. Я уезжаю.
Удивление Рут не было наигранным.
— Как так?
— А так.
— Но ты можешь получить временную работу в киностудии «Парамаунт Пикчерс». Завтра им понадобится много людей для массовки. Тебя обязательно возьмут.
— Да? И к кому обратиться?
— Нет проблем. Я тебе помогу. Завтра отправимся туда вместе. А сейчас идем в бар или ресторан. Я умираю с голоду.
Слаб человек! Я согласился, так как и сам был голоден, да еще и потому, что не хватало сил продолжать беспредметный спор.
Мы зашли в маленький итальянский ресторанчик и заказали спагетти, оказавшиеся очень вкусными, и телятину, обжаренную в оливковом масле.
— Ширли действительно понравился мой голос? — спросила Рут где-то на середине ужина.
— Еще бы! Как я понял из его слов, как только ты вылечишься, он тут же заключит с тобой контракт.
Рут отставила тарелку со спагетти и закурила.
— Взять деньги в киностудии проще простого.
— Я не пойду на это даже за все деньги мира.
— А я думала, ты действительно хочешь помочь мне вылечиться.
— Прекрати! Мне надоело слышать о твоем лечении, да и сама ты мне надоела!
Кто-то опустил монету в радиолу-автомат. Джой Миллер запела «Некоторые дни». Мы оба внимательно слушали. Певица пела слишком громко, в ее голосе слышалось металлическое дребезжание, к тому же она частенько фальшивила. Пленка с магнитной записью, лежащая в моем кармане, не шла ни в какое сравнение с этой дешевкой.
— Полмиллиона как минимум, — задумчиво произнесла Рут. — А ведь голосок-то у нее неважный, не так ли?
— Здесь ты права, но ведь ей не нужно лечиться. Так что — увы… Все. Пошли. Я хочу спать.
Мы возвратились в пансион. Я зашел к себе, а Рут остановилась на пороге моей комнаты.
— Если хочешь, я могу спать с тобой. Я в настроении.
— Чего не могу сказать о себе. — Толкнув ее в коридор, я захлопнул дверь перед ее носом.
Через полчаса, уже лежа в постели, я думал над словами Рут: «Взять деньги в киностудии проще простого…» Эти слова не шли у меня из головы. Нужно забыть об этом, твердил я себе. Да, я испытываю определенные трудности, но не до такой степени, чтобы пойти на ограбление. И все же мысль о деньгах никак не выходила у меня из головы. Если бы я только смог вылечить Руг…
Размышляя об этом, я незаметно уснул.
На следующий день, рано утром, мы отправились в Голливуд. Через главные ворота киностудии «Парамаунт Пикчерс» двигался непрерывный поток людей. Мы влились в толпу желающих участвовать в массовке.
— Времени более чем достаточно, — на правах провожатого сказала Рут. — Съемки начнутся не раньше десяти утра. Пойдем, я попрошу Ларри зачислить тебя в штат.
Я молча последовал за ней.
В стороне от главного павильона находилось несколько одноэтажных, приземистых зданий. Возле дверей одного
из них стоял высокий худой парень в вельветовых брюках и голубой рубашке навыпуск.Мне он не понравился с первого взгляда. Трехдневная щетина покрывала его впалые щеки, близко посаженные глазки все время бегали, да и вообще всем своим видом он напоминал сутенера, ищущего клиентов для своего гарема.
Парень растянул губы в глумливой ухмылке и произнес:
— Хэлло, беби. Пришла заработать пару-тройку баксов? — Он перевел взгляд на меня. А это еще что за хлыщ?
— Мой приятель. Ларри, ты не сможешь устроить его статистом в массовку?
— Нет проблем. Чем вас больше, тем веселее. Как зовут?
— Джек Гордон, — быстро ответила Рут. Я даже рот не успел раскрыть.
— О’кей, он принят. — Ларри панибратски похлопал меня по плечу. — Отправляйся в павильон номер три, дружище. Прямо по аллее, затем второй поворот направо.
— Делай, что говорят, Джек, — сказала Рут. — Мне нужно сказать пару слов Ларри.
Ларри заговорщически подмигнул мне:
— Все они хотят сказать мне пару слов!
Я пошел в указанном направлении, но на полпути не удержался и оглянулся. Рут и Ловенштайн направлялись в студию. Приобняв ее за плечи, он что-то быстро ей говорил. Я остановился.
Паче чаяния, через пару минут Рут вышла и присоединилась ко мне.
— Я еще раз осмотрела замок. Ничего сложного. Пять минут, и я вскрою его, как консервную банку.
Я промолчал.
— Мы сделаем это уже этой ночью, — продолжала Рут. — Здесь ведь так легко потеряться. Я знаю тут одно местечко, где можно спокойно пересидеть до утра. Как видишь, все просто.
Мои колебания были недолгими. Я понимал, если я не рискну сейчас, мне придется вернуться домой к отцу и вести жалкую жизнь неудачника. Но если Рут пройдет курс лечения, мы оба будем обеспечены до конца жизни. Передо мной стоял вечный вопрос — или — или, и я решился.
— О’кей. Если ты так решила, я с тобой.
Бок о бок мы лежали в темноте под большой сценой в студии номер три. Вот уже несколько часов мы провели в таком положении, слушая топот ног над нами, возгласы рабочих, устанавливающих декорации к завтрашней съемке, брань режиссера, вечно недовольного всем и вся.
С утра и до темноты я и Рут работали в поте лица под слепящими лучами прожекторов вместе с другими статистами — толпой неудачников, проводящих свои дни в Голливуде в надежде, что когда-нибудь, какой-нибудь из режиссеров обратит на них внимание и они моментально вознесутся на вершину киноолимпа, греясь в лучах славы. Пока же им приходилось делать самую неуважаемую здесь работу, и мы, ненавидя их, делали то же самое.
Один и тот же эпизод мы повторяли раз за разом с утра и до семи вечера, и, должен признать, такого трудного дня у меня еще никогда не было.
В конце концов режиссер, видимо, и сам выдохся и объявил об окончании съемок.
— О’кей, ребята, — рявкнул он в мегафон. — Приходите завтра с утра и в той же одежде, что на вас сегодня.
Рут взяла меня под руку.
— Держись возле меня и не зевай.
Мы двигались в хвосте вереницы усталых, покрытых потом статистов. Я был настолько на взводе, что даже не мог критически обдумать последствия того, что мы намерены сделать.