С/С том 30. Я сам обманываться рад. Стук стук, кто там? Лягушачий король

Он погладил свою бородку и улыбнулся.

— Однако после долгих споров я заставил мистера Рейза включить в договор пункт о том, что пятьдесят тысяч долларов не будут возвращены в том случае, если окончательная сделка не состоится по вине той стороны.

Он вновь улыбнулся.

— Когда в сделке одна из сторон слишком заинтересована в ее заключении, вторая сторона при известном опыте знает, когда можно завинчивать гайки.

Он наклонился вперед и похлопал Пегги по руке.

— Таким образом, что бы ни случилось, у этой молоденькой девицы теперь в банке спокойно лежат пятьдесят тысяч долларов.

Мне очень хотелось сказать, что сделка не будет заключена, потому что через несколько дней фабрика будет наводнена людьми из отдела борьбы с наркотиками, а Рейз и Стобарт окажутся за решеткой, но зачем им портить этот счастливый момент. Ну а шампанское стоило выпить за предусмотрительность мистера Поллака: эти пятьдесят тысяч у Пегги никто не отнимет.

Я снова поднял бокал и выпил.

— Великолепно.

— Не правда ли? Теперь у меня достаточно денег, чтобы помочь папе! — заявила она, а глаза у нее светились. — Я всегда мечтала об этом. Я устрою его в клинику в Майами. Буду молить Бога, чтобы его вылечили.

Я украдкой взглянул на нотариуса. Тот печально покачнул головой.

— Я предупредил Пегги, — сказал он. — Никакой надежды. Бедняга Боб!

— Нет, я не верю. Уж очень это было бы несправедливо! Он все равно поедет в клинику. Для чего тогда эти деньги, если я не в силах помочь дорогому мне человеку?

— А отель? — спросил я. — Его вы тоже намереваетесь продать?

Она покачала головой.

— Больше нет. Я передумала. Папа просит, чтобы отель продолжал работать. С теми деньгами, которые я получила за фабрику, я хочу его модернизировать. Мистер Поллак считает, что-я права.

Пегги злорадно усмехнулась.

— К тому же местные кумушки перестанут злословить на мой счет. Тут деньги в почете…

— Что произошло на дознании по поводу смерти Везерспуна? — спросил я у нотариуса.

— Все закончилось очень быстро: несчастный случай.

Я усмехнулся. Доктор Стид действительно был необычайно лоялен к своему старому другу-пьянице.

— Ну что ж, Пегги, еще раз поздравляю. Желаю вам большого настоящего счастья.

Расставшись с ними, я поднялся к себе в комнату. Улегшись на постель, поскольку я еще не полностью оправился от шока, в который уже раз стал подводить итоги.

Практически я собрал необходимые материалы для разоблачения преступной банды торговцев наркотиками, но не с таким заданием я сюда прибыл. Поэтому, следуя совету отца вернуться назад к исходному моменту и постараться обнаружить что-то, незамеченное ранее, если ты оказываешься в тупике, я стал обдумывать свою деятельность в Сирле под новым углом.

Я отбросил преступную группу по наркотикам, Рейза, Стобарта и Стеллу, они являлись отклонением, и сосредоточил внимание на Волли Воткинсе, добрейшем старичке, который выращивал розы. Я ясно представил себе растерянную физиономию в тот момент, когда я спросил у него, не видел ли он недавно Джонни Джексона. Он заколебался, прежде чем мне ответить: честные люди не любят говорить заведомую ложь.

Сбросив ноги с постели, я взглянул на часы. 19.30. Мне захотелось есть, я спустился в ресторан, поздоровался с собравшимися там людьми и заказал натуральный бифштекс с гарниром.

Поев, я сел в машину и отправился к дому Воткинса.

Солнце закатилось, тени удлинились.

Я поставил машину ярдах в двухстах от дома Воткинса и прошел пешком остальную часть пути. Повернув за угол, я увидел малюсенький коттедж. Свет горел в гостиной. Занавески были опущены. Сильно пахли розы.

Пробираясь совершенно бесшумно по саду, обошел дом с другой стороны. Спальни были во мраке. Я захватил с собой фонарик. Остановившись, я прислушался. До меня доносился лишь шум грузовиков, проезжающих по шоссе.

Я нашел маленькую калитку, которая привела меня в задний садик, прошел по тропинке мимо роз с длинными стеблями, тех самых, которые были срезаны на могилу Фреда Джексона, и добрался до дома. Окна спальни выходили в маленький садик. Одно из них было широко раскрыто. Я осветил фонариком внутренность комнаты. Это, конечно, была спальня Волли Воткинса: двуспальная кровать, стенные шкафы, никаких безделушек. Я прошел к следующему окну и направил луч фонарика на это помещение. Оно было значительно меньше. Типичная девичья комната с односпальной кроватью. На туалетном столике находились флаконы и баночки со всякими вещами, которые так необходимы женщине. Все мое внимание привлек парик светлых волос на ночном столике. Его локоны были тщательно уложены и ниспадали почти до самого пола.

Я подергал окно. Оно было заперто, и мне пришлось вернуться к соседнему, неслышно забраться в спальню Волли и направиться в темный коридорчик.

Волли слушал новости, передавали что-то о землетрясении. Я прокрался ко второй двери, приоткрыл ее и очутился в женском царстве. Закрыв дверь, я обшарил его лучом фонарика. Никакого сомнения: это была комната девушки. На полках вдоль стены были расставлены куклы. На кресле лежал сильно потертый коричневый медвежонок. Но, пожалуй, больше всего меня поразила деревянная рамочка над изголовьем кровати.

Я шагнул вперед. В рамке под стеклом поблескивала медаль. Медаль Почета. Медаль Митча Джексона, которая, как я был уверен, раньше висела над кроватью Фреда Джексона. Над чьей же кроватью она висела теперь? Джонни Джексона? Неужели его гомосексуальные наклонности зашли так далеко, что он носил женский парик, а в комнате были куклы и лохматый медвежонок?

Возможно конечно, но я сомневался.

Я подошел к стенному шкафу и заглянул в него. Там висело несколько женских платьев, все для молодой девушки. Дешевенькие, которые можно купить в любом магазине. Кожаная куртка, две пары джинсов «Левис». На полке я нашел два бюстгальтера и три пары белых трусиков.

Посмотрев еще раз на медаль, я снова прошел через комнату Воткинса, выскользнул из окна и обошел вокруг дома, чтобы попасть в него нормальным путем.

Подойдя к входной двери, я нажал на звонок. Мне было слышно, как перестал работать телевизор, в доме воцарилась тишина. Я обождал несколько минут, потом снова позвонил. После довольно продолжительного ожидания дверь открылась и Воткинс посмотрел на меня.

— Хэлло, мистер Воткинс, — сказал я, — Дирк Уоллес.

— Да, — сказал он, загораживая собой вход. — Боюсь, мистер Уоллес, ваш визит неудобен. Может быть, завтра?

— Очень сожалею, но не завтра. Я должен поговорить с вами о вашем сыне.

Я увидел, что он окаменел. Дверная лампа не горела, так что его лицо оставалось в тени.

— Мистер Уоллес, — заговорил он нерешительно, — помнится, я говорил вам, что мой сын больше меня не интересует. Если вы собираетесь мне что-то сообщить, с этим можно подождать и до завтра. Вы должны меня извинить.

Он начал закрывать дверь. Я шагнул вперед.

— К сожалению, мистер Воткинс, это полицейское дело. Вполне возможно, что вы тоже будете вовлечены Нам лучше поговорить.