С секундантами и без… Убийства, которые потрясли Россию. Грибоедов, Пушкин, Лермонтов
Шрифт:
Правда, некоторые шептались, что Грибоедов слишком долго оставался перед Его Величеством сидя. Шах был в короне, на нем были самые прекрасные его драгоценности; тяжесть их до того утомила Его Величество, что по окончании приема он поспешил освободиться от этих блестящих атрибутов шахского величия…»
Сообщив далее о нескольких деловых визитах Грибоедова министрам шахского правительства, автор летописи продолжает:
«До второго приема у Шаха, состоявшегося через 12–14 дней после приезда, весь Двор только и был занят тем, чтобы доставить удовольствие Посланнику. Аммин-эд-даулэ, Абул Хассан-хан, Мирза Моххамед Али-хан старались превзойти друг друга в блестящих празднествах и угощениях Посланнику и его свите. Тут было какое-то соревнование, воодушевлявшее и занимавшее этих знатных особ; всюду были пиры, иллюминации, фейерверк» [2] .
2
Narrative of the Proceedings of the Russian Mission, from its departure from Tabrees for Tehran… until its destruction… // Blackwood's Edinburgh Magazine. Sept. 1830. P. 496–512.
Как все, однако, быстро меняется!
Шесть дней зимнего месяца шаабана
Жизнь я сравнил бы с шахматной доской:
То свет, то тень… А пешки мы с тобой —
Расставили, подвигали, смахнули
И в деревянный ящик – на покой.
Из доклада о расследовании обстоятельств убийства Грибоедова и его свиты, предпринятом по распоряжению британского Посланника в Персии подполковника Джона Макдональда его братом, начальником охраны британской миссии капитаном Рональдом Макдональдом:
«Казалось, все шло хорошо и Его Превосходительство Посланник уже готовился к отъезду, как вдруг за шесть или около шести дней до того, как он встретил свою безвременную кончину, произошло следующее: мирза Якуб, второй евнух шахского гарема, личность очень влиятельная, пришел к русскому Посланнику и потребовал его покровительства как уроженец Эривани и русский подданный, воспользовавшись статьей Договора с Персией, дающей право русским подданным, проживающим в Персии, возвращаться на родину…
Г-н Грибоедов, говорят, употребил все свое влияние, чтобы отговорить мирзу… Видя, однако, что мирза Якуб упорствует, г-н Грибоедов не мог, без того чтобы публично не подорвать к себе доверия, отказать ему в убежище и в возвращении на родину. В конце концов мирза был принят в дом Посланника.
Этот случай из-за исключительного положения, которое занимало вышеупомянутое лицо, привел г-на Грибоедова к немедленному столкновению с персидским правительством. Каждый день порождал поводы для судебных разбирательств и споров. Жалобы предъявлялись в огромном количестве одной стороной и отвергались противоположной, это вело к жарким дебатам, в которых евнуха обвиняли, будто он вымещал свою злобу в грубых оскорблениях религии и обычаев Персии и что его поддерживали в этом одно или два лица из свиты Его Превосходительства» [3] .
3
Доклад Р. Макдональда воспроизводится по тексту: IOL (Indian Office Library, London), L/P and S/9/90. Secret Letters and Enclosures from Persia. 44. 1829. F. 192–222, с указанием разночтений по тексту: PRO (Public Record Office, London), Foreign Office, 249/27. Persia. Letter Book. Apr. 1828 – June 1830. F. 184–200.
За «жаркими спорами» последовали не менее «жаркие» действия. Утром 6 шаабана (30 января / 11 февраля 1829 г.) к особняку Моххамед-хана стала собираться толпа, громко выражавшая намерение расправиться с Якубом. Грибоедов распорядился запереть ворота и выставить усиленную охрану. Это не помогло. Толпа продолжала наседать… Раздались первые выстрелы…
В ходе последовавшей ожесточенной схватки Грибоедов и почти все находившиеся в посольстве были убиты.
К настоящему времени известно более тридцати источников, освещающих это трагическое событие. Все они совпадают или почти совпадают в изложении внешней канвы событий: от первых признаков напряженности, связанной с появлением в резиденции Грибоедова евнуха шахского гарема мирзы Якуба (в некоторых документах «ходжа Якуб» или «Якуб-хан»), до деталей кровавой резни 6 шаабана. Все они (или почти все) коренным образом расходятся в объяснении причин и мотивов этой преступной акции.
Если отвлечься от частностей, то можно выделить следующие восемь версий, объясняющих причины и мотивы нападения на русское посольство и соответственно указывающих на виновников кровавой резни. Первая из них строится на том, что инициатива антирусских действий исходила от персидского правительства, т. е. шахского Двора; вторая – виновником событий был один из наиболее могущественных феодалов Алла Яр-хан, имевший особые счеты как с русскими вообще, так и с Грибоедовым в частности. Во время боевых действий он был главнокомандующим Персидской армией и после ее разгрома и панического бегства был захвачен в плен разъездом кубанских казаков: дюжий казак приторочил его в перемет к крупу своего коня и привез в штаб Паскевича. Согласно третьей – вина возлагается на духовные власти Тегерана, в частности на Месих-мирзу – наиболее авторитетного представителя руководства мусульманской общины в Тегеране; четвертая версия – нападение тегеранцев на русское посольство носило сугубо стихийный характер; пятая – виновником событий был сам Грибоедов, якобы восстановивший против себя население Тегерана; шестая – виновато окружение Грибоедова, в особенности христиане-армяне (у которых в то время действительно накопилось немало горечи в отношении мусульман Турции и Персии, отторгнувших от Армении значительные территории и нещадно эксплуатировавших
ее коренных жителей); седьмая версия (довольно абсурдная, но и она высказывалась в советское время) – тайные импульсы, направленные против Грибоедова, исходили из Петербурга (имеются в виду Император Николай I и его министр иностранных дел К. В. Нессельроде). Наконец, последняя, восьмая версия возлагает ответственность за нападение на Грибоедова на подстрекательские действия со стороны англичан.Конечно, все эти версии (разумеется, кроме советской – о причастности Императора Николая) возникли не на пустом месте. Каждая из них – одна глубже, другая поверхностнее – отражает какую-то сторону крайне запутанной обстановки, сложившейся тогда и в самой Персии, и в Средневосточном регионе в целом.
Самодержавным главою персидского государства в то время был Фатх-Али-шах из династии Каджаров. Власть его была фактически невелика, да и она постоянно подтачивалась борьбой крупных феодалов – в основном многочисленных сыновей и племянников Шаха – за земли, положение, влияние, богатство. Впрочем, влияние и независимость даже самых могущественных феодалов были крайне ограничены. И в этом смысле версия о том, что инициатором нападения на русское посольство был Алла Яр-хан, не выдерживает критики. Как ни своевольны были крупные феодалы, ни один из них не рискнул бы вмешиваться таким образом во взаимоотношения Шаха с иностранной державой. За это легко было поплатиться головой. Самое большее, на что Алла Яр-хан мог отважиться, – это подогревать страсти, когда волнение уже началось, что он, вероятно, и делал.
Если феодалы и армия еще как-то подчинялись власти Шаха, то народные массы, особенно в крупных городах – Тегеране, Тебризе, Ширазе, – находились в состоянии постоянного отчуждения и конфронтации с шахским Двором, феодалами и их вооруженными формированиями. Реальной властью в городах обладало лишь магометанское духовенство. Влияние его среди городского населения было огромно, причем духовное влияние поддерживалось еще и тем, что духовенству принадлежала и судебная власть.
Любые массовые движения того времени – будь то народные волнения или празднества – так или иначе направлялись духовенством, широко использовавшим религиозный фанатизм масс в своих интересах. Стихийные волнения в собственном смысле, т. е. не вызванные духовенством или, по крайней мере, не санкционированные им, в истории шиитского мусульманства тех лет практически неизвестны. Едва ли правомерно полагать, что нападение на русское посольство в Тегеране было исключением (мы имеем в виду версию о стихийном характере нападения). С самого начала волнения оно направлялось духовными пастырями ислама. В этом смысле версия об определенной доле ответственности муджахеда Месих-мирзы и других руководителей мусульманской общины в Тегеране за нападение на русское посольство соответствует истине. Однако эта версия не раскрывает причин нападения по существу и не отвечает на вопрос, действовали ли муджахеды по собственной инициативе или были лишь исполнителями чужой воли.
Большая часть исследователей склоняются к тому, что либо муджахедов силой или хитростью, подкупом или посулами вынудили так поступить, либо они сами стали жертвами хорошо организованной провокации. Сделать это могли только две силы – шахский Двор, т. е. собственно персидское правительство, или англичане, позиции которых в Персии были тогда очень сильны.
Шахский Двор и тегеранское духовенство находились в довольно прохладных отношениях; тем не менее правительство располагало достаточными средствами, чтобы побудить муджахедов действовать в нужном ему направлении. Вопрос, однако, состоит в том, нужно ли было Шаху нападение на русское посольство, заинтересовано ли было его правительство в гибели Грибоедова. И если не оно, то кто был в этом заинтересован?
Персидские письма
Чем больше изучаешь относящиеся к рассматриваемому вопросу документы, тем яснее становится, что Шах не был заинтересован в действиях против русского посольства и, более того, был в высшей степени заинтересован, чтобы такие действия не предпринимались.
В этой связи я хотел бы сослаться на следующие четыре документа. Это письмо британского посланника Джона Макдональда от 19 февраля 1829 г. своему правительству, в котором зафиксировано переданное ему первоначально в устной форме сообщение о нападении на русское посольство и гибели Грибоедова. Далее, личное письмо (фирман) Шаха к Макдональду с объяснениями по поводу трагических событий, а также письма главы персидского правительства Абул Вахаб-мирзы и министра иностранных дел Абул Хассан-хана по тому же вопросу – также адресованные Макдональду.
Три последних письма представляют собой обстоятельные ответы на протест, заявленный британским посланником по получении им сообщения об убийстве Грибоедова. Одно из них имеет дату «1 рамазана 1224 года хиджры» (что соответствует 5 марта 1829 г. по европейскому календарю); на двух других дата не обозначена, но имеются достаточные основания датировать их тем же числом.
Тексты писем были тогда же переведены с персидского на английский язык ответственными работниками британской миссии Джоном Макнилом и Джоном Кэмпбеллом. Владение персидским языком этими лицами и ситуация, в которой осуществлялся перевод, не вызывают сомнений в его адекватности. Переводы были размножены в четырех экземплярах и направлены Макдональдом в три адреса: политическому секретарю правительства Ост-Индской компании, председателю Совета директоров Ост-Индской компании и главнокомандующему русскими войсками в Закавказье генералу Паскевичу.