S-T-I-K-S. Вальтер

— Толк есть, в СБ инфу сольем, пока туда-сюда операцию они организуют, день-два пройдет. А сегодня уже четвертый закончился для Семь-Семь, грузится он раз в полторы недели. Строго по часам. Вот считай, сколько времени осталось, чтобы обломки вертушки изучить на месте падения, доставить в Острог. И явно это важно. Поэтому нам надо спешить. Мне лично башка еще дорога.

— Резон в твоих словах есть. Подумаю. Решение вечером объявлю, — сказал Гранит.

— Гыча, а насчет жрачки-то че?! — лицо Дохлера сделалось предвкушающим.

— Хреначка тебе, а не жрачка! Типа ты глухой или где? Повторяю! Для особо одаренных! Не заходили мы в Сорок первый! Была у нас одна банка тушняка, у молодого в мародерке случайно оказалась, — заточили, остатки харчей в шишиге были.

— Вот так всегда… Дерьмо, если оно начнется с самого начала, то так и продолжается, а нас считай со свежаком сейчас уже шестнадцать рыл! — выругался Дохлер.

— Да, ладно тебе, стройнее будешь, завтра пожрем от души.

— Я в меру упитанный! Что мне завтра, есть хочется здесь и сейчас! Говорил, давайте тормознем возле «Пятерочки» по пути… Нет-нет…

— Пошли, поможешь, — обратился я к Дохлеру.

Тот даже с лица сбледнул, глаза вытаращил, видимо опешив от наглости новичка, но за мной пошел, поднялся в «Тайфун».

— Цепляй, — показал я ему одну ручку сумки с провизией.

— Это что? — как-то недоверчиво спросил тот.

— Еда, — односложно ответил я.

— Ништяк! Ну, ты свежак и даешь стране угля! — разулыбался тот, а затем продолжил, пыхтя, как паровоз, — Думал сдохну! Дома сидишь, жратвы валом, ничего не охота, откроешь холодильник, закроешь. А в рейде всегда жор нападает, все точишь и радуешься жизни.

Когда мы выбрались наружу, командир отдавал новые указания.

— …машины закрываем, фары гасим и все вниз, отдыхать. Гыча на тебе сигналка.

— Эй, вы, давайте-ка светите нам, а то жрать не получите! Мы сегодня на раздаче, свежак за главного, я на подхвате! — весело скомандовал Дохлер.

Освещать и указывать дорогу бросилось сразу же несколько человека. Оказалось метрах в двадцати, у самой стены вход в небольшое подвальное помещение, в котором находился еще один спуск дальше вниз. Я насчитал шесть пролетов, выходило, спустились мы на глубину примерно третьего этажа. Здесь в бетонном помещении десять на десять, находилась огромная массивная стальная круглая дверь со штурвалом, как в подводной лодке. Сейчас она была приоткрыта и вела в еще одну небольшую комнату, оказавшуюся тамбуром. Тускло горели за пыльными плафонами лампочки. Остатки каких-то сейчас уже нечитаемых надписей, пыль, тенета, ржавчина.

Обычные, но стальные открытые нараспашку двери, судя по перекошенному виду, теперь вряд ли закрывались. Они привели в еще один зал. Большой, квадратов эдак под триста, с печками буржуйками по углам, судя по отсветам огня, одна сейчас активно топилась, а на ней стоял огромный закопченный чайник. У правой стены рядом с низким столиком кожаный диван, имелись и вполне нормальные обеденные, составленные в один ряд, вокруг разнокалиберные стулья, табуреты. Из мебели еще имелся один шкаф и штук пятнадцать — двадцать обычных панцирных кроватей со скатанными матрасами. Воздух был довольно свежим, затхлостью и сыростью не пах. Урчал где-то неподалеку дизель-генератор. Из украшательств прямо напротив входа — огромный, в человеческий рост, плакат голой девки, скалящийся в тридцать три зуба. При этом какой-то умник закрасил их в шахматном порядке, пририсовал бланш под глазом, отчего бывшая раньше сексуальной и томной улыбкой, стала донельзя отвратной и вызывала эффект обратный тому, на который рассчитывал фотограф, наверняка не подозревая, что может сделать креативный подход с его шедевром.

— Все пришли, — сказал улыбаясь Дохлер, — Давай показывай скорее, что у тебя там? С самого утра не жрал.

Свою минуту славы я заслужил. Хотя, мне было наплевать, жрать хотелось так, что кишка кишкой в футбол играла. Точить же в одиночку, как-то не привык. В итоге, примерно через полчаса, выяснилось, что не так много всего я и набрал. Если с утра перекусить — и все. Не факт, что кофе с чаем останется, впрочем, если останется — здесь оставлю.

— Может по пять капель? — спросил у Гранита жевавшего с мрачной сосредоточенностью гречневую кашу с тушенкой Дохлер.

— Давайте, помянем всех, и плохих, и хороших, — одобрил решение тот, — Пусть всем земля будет пухом, — сказал тост тот, и замахнул половину пластикового стаканчика в один заход. Я тоже не отстал. От желудка сразу стала распространяться теплая волна, и на душе, особенно после обеда, возникла некая легкость. Пристроившись у весело потрескивающей буржуйки, я закурил. Больше всего, сейчас хотелось спать, но было еще одно самое важное дело.

На столе у стены красовался подвешенный светильник, который я включил, надо же, работал, столешница же была в характерных старых пятнах оружейной смазки. Пока никто меня не опередил, я подтащил стул, развернул заранее приготовленный тент и убранный в подсумок еще в «Спецоборонсервисе», достал принадлежности для чистки, доставшиеся мне в наследство от Цемента или кого-то из бойцов спецназа ФСБ. Разрядил автомат, и принялся за чистку, слушая внимательно разговоры рейдеров.

— Слышал я, цена на арту просела… - неопределенно сказал Шпуня.

— Гонево! — покачал головой Дохлер, — Совсем ты со своим бухлом от жизни отстал. Если только вверх пошла.

— И отчего это? — тот огладил топорщащиеся усы.

— А оттого, Русь месяц со щитовиками гасятся, с переменным успехом. То те почти Владимир берут, то эти их главную базу раскатывают. Сейчас у них перемирие недели полторы назад объявили, вот стягивают все что могут. У нас в Остроге наемников считай не осталось, Дукка в этот раз мясо на подтанцовку набрал, Грыч вообще не у дел остался, хотел в сорок восьмой двинуть, вот только никого из нормальных не осталось. С молодняком туда соваться, это можно и в Остроге, без лишних хлопот, пулю в башку самому себе пустить. Типа Пупса все остались. Тоже бухает, — сказал Каштан.

— Как бы дукковские сотни не сложили с такими деятелями. Мне он две сотни орликов торчит. А так брадак в Остроге с этой Русью! Солнышко бы сам убил! Видит Улей — увидел бы сейчас и с ходу бы его завалил! Все дерьмо последнее время из-за этого Владимира идет! Да даже мы, вон вынуждены были набрать пехоту, — процедил сквозь зубы Москвич, «пехота» в его интонациях прозвучало крайне презрительно, — Тормоз со своими туда подался, платят, говорит нехило, трофеи-морфеи, извините, мужики, но мы туда.

— Не от большого ума! Вон, Босс, тоже сунулся…

— Это который Барбос что ли или Хугобосс?

— Барбос, из всей команды только Кляйн и выжил, и то, поговаривают, месяца два будет в себя приходить.

— Вот ведь нихера себе, они же все как один стелсеры и клокстоперы.

— Их и взяли, как диверсионный отряд. Пообещали, если они портал щитовикам закатают, то каждый по белке схватит. А там все сплошь семейные. Вдов наделали, короче.

— Ну, белая жемчужина это мечта каждого семейника. Знал, Солнышко, чем купить.

— Так раскатали или нет?

— Не знаю, не думаю, но что-то там они замутили мощное иначе с чего бы перемирие тогда? Считай щитовики до Владимира дошли, из арты его раскатывали, от беспилотников небо черное, пара штурмовиков… Остались бы от логова Солнышка рожки да ножки. И слышал я, он лично в больничке Кляйну белую жемчужину вручил — подал кто-то голос, всех мне еще не удалось запомнить.

— Да тот за споран удавится! Мы им «Стрелы» впаривали, я там горя хапнул, крутит-вертит… - высказался Москвич.