С тобой навсегда
Шрифт:
«Понятно, тебе не по сердцу Кандидат. Он, кроме своей мамы, вряд ли кому-то вообще по сердцу. Но Петер-то тебе чем не угодил? Красавец-парень, герой-любовник. Или ты не заметила, как глазели на него в театре девушки с сигаретками? Что ты хотела своим поступком сказать?»
Я плачу навзрыд.
Теперь я думаю, что тот человек, который сумеет понять веяния души, капризы сердца и взбалмошные поступки старой девы, должен быть как-то по-особому отмечен Господом.
Уже за полночь, когда запас моих слез иссякает, а мысли теряют остроту, я поднимаюсь из угла. Тяжко вздыхая, сбрасываю с себя одежду
Я долго стою под душем. Прохладная вода остужает мое разгоряченное сознание.
«Кто виноват? Конечно, не Петер... Может, он только чуть-чуть поторопился. Но он не был груб. И он, наверное, может быть хорошим любовником. О, да! Он умеет заворожить... и понимает толк в ласках... Ведь даже Сережа никогда не целовал меня так, чтоб я забывала себя и чтоб руки мои обращались в лапы кошки! Ах, Петер, зачем ты ушел? Зачем ты послушался меня, милый Петер? Неужели не знаешь, как капризны могут быть женщины?..»
Я выключаю воду.
«А может, он не ушел? — загорается в сознании сумасшедшая мысль. — Может, он все еще ждет возле лифта? Ждет, что я одумаюсь?
Не вытираясь, я накидываю махровый халат на плечи и бегу в прихожую. Тихонько открываю дверь и смотрю в полутемный коридор. Никого нет на лестничной площадке. Во всем доме, еще не полностью заселенном, царит тишина.
Я захлопываю дверь и прижимаюсь к ней спиной.
«Совсем с ума сошла от такой жизни!»
Не задумываясь особо, от какой «такой» жизни я схожу с ума, вытираю полотенцем волосы и ложусь спать.
«Петер, Петер...»
ОЖИДАНИЕ
«Петер, Петер...» — моя первая мысль поутру.
На работу я иду в подавленном состоянии. Я даже не выспалась, ибо мне снились какие-то кошмары. По дороге припоминаю... Я видела во сне взволнованное море и доисторических животных типа лох-несского чудовища, глядящих на меня из глубины...
Едва я сажусь за стол в приемной, — начинаю ждать. Он придет, он не может не прийти. Он же умный человек и как будто знает, как обращаться с женщинами. И со строптивыми тоже! Он мужчина наконец и должен уметь прощать! А если он прощать не умеет, то о нем не следует и думать, не следует жалеть.
«Нет, нет! Он не такой!»
Я жду активно — барабаню пальцами по столу. Поминутно оборачиваюсь на входную дверь.
А может, он позвонит? Я гляжу на телефон городской связи.
«Ну же! Звони!..»
Но телефон не звонит. Он сегодня вообще как будто умер.
Так проходит час, потом другой. Я поглядываю за окно, кусаю от расстройства ногти.
«И что это на меня нашло вчера! Без сомнения, он поспешил: нельзя так — очертя голову — бросаться на женщину в атаку в первый же вечер... — пытаюсь разобраться. — Женщина (не всякая, конечно, но, думается мне, в подавляющем большинстве) — существо достаточно пассивное и несколько инертное. Женщина любит в общении с мужчиной плавность, мягкость. Ей нужно успеть привыкнуть к этому мужчине, привыкнуть к динамике, к малейшим изменениям в его поведении. Ей нужно успеть почувствовать себя, взлелеять ростки своих эмоций. И только тогда... оглядевшись по-хозяйски в себе и в нем, позволить себе и ему... переход в новое качество! — тут я усмехаюсь горько. — Я такая умная — аж тошно! А совсем одна!
Я могла бы вчера и помягче не позволить ему. Непременно нужно было человека выгонять? Унизить? Чтобы человек, который вдруг стал тебе дорог, стоял в растерянности возле лифта? Взбалмошная, неуправляемая... почти социально опасная... Тебе в дурдоме — самое место. Нет, не случайно, не случайно... ты одна!»Я вздыхаю, глядя на телефон.
«Хватит уже ругать себя. Нет смысла. Он не придет. Если бы его приход хоть чуточку зависел от степени моего самобичевания, я бы сейчас изругала себя до смерти! Я бы сплела для себя плеть! И вообще надо что-то менять в своей жизни. Вот хотя бы стиль. Никогда, ни при каких обстоятельствах — не ругать себя, не внушать себе ежедневно того, что ты глупая и не приспособленная к современной жизни женщина».
В эту минуту резко звонит городской телефон.
Я подскакиваю, как ужаленная. Хватаю трубку.
Но тут же угасаю. Это звонят из слесарных мастерских — выполнили наш заказ, сделали «станки» для нового спектакля.
Едва не плачущим голосом говорю:
— Обождите минуточку. Я переведу телефон на кабинет начальника.
К концу дня я немного успокаиваюсь, почти смиряюсь с мыслями, что он не придет. Не придет никогда. И никто в этом не виноват, кроме меня самой. Впрочем, я приблизительно знаю, где он живет. Но это ничего не меняет. После того, как я его прогнала, — пусть и не совсем справедливо, — я ни за что не сделаю первый шаг.
В открытое окно чуть-чуть веет ветерок. Он приносит ко мне нежный аромат тюльпанов. Я смотрю на цветы, стоящие на краешке стола. И сердце мое плачет...
Тут я вздрагиваю от того, что дверь в приемную открывается. Нет, это не Петер! Это... вечный Кандидат.
«Что-то давно его не было!..»
Кандидат тихо прикрывает за собой дверь, настороженно озирается, как-то по-особому щурит глаза. Мне думается сейчас, что именно так щурят глаза пограничники, ревниво оглядывающие рубежи своей страны, — не внедрился ли на охраняемую территорию вражеский лазутчик?
«Не иначе девушки с сигаретками настучали ему про вчерашнее посещение Петера!»
Кандидат останавливает взгляд на цветах:
— Ты одна?
— Увы!
— Можно войти? — это он топчется возле моего стола.
— Входи, — отвечаю как ни в чем не бывало.
Он пялится на цветы ненавидящим взглядом, он прямо-таки прожигает дыры на них:
— Вот... зашел за тобой, Люба. Съездим, пожалуй, куда-нибудь, повеселимся...
Мои губы кривятся в ехидной улыбке:
— Ты имеешь в виду — поужинаем в ресторане?
— Да. А что? — глаза его становятся обтекаемо-круглыми, это у него такая защитная реакция. — Чем не веселье? Покушаем вкусненько, закажем музычку.
— Музычку? Вот новость... Никогда не любила ресторанную музыку!
— Да? Напрасно! Вот это, например...
Тут Кандидат вытаскивает из кармана пиджака мятый носовой платок и, помахивая им над головой, начинает притопывать и медленно кружиться вокруг своей оси. При этом он неплохим тенором и довольно громко поет: