С точки зрения Карфагена: Финикийцы и Карфаген

Опять же, у нас нет оснований Геродоту не верить, поскольку это похищение (финикийцы исходно могли не знать, что в качестве добычи им досталась царская дочь) спровоцировало длительный конфликт между эллинами и морскими торговцами, закончившийся тем, что греки в отместку украли дочь царя Тира Европу — впоследствии эта история трансформировалась в миф о похищении Европы Зевсом, обернувшимся быком.

Древние авторы достаточно часто обращаются к тематике «финикийских похищений», из чего можно сделать вывод, что порочная практика в те времена стала общераспространенной — по Гомеру едва избежал продажи в рабство сам Одиссей, а раб Одиссея Эвмей в свою очередь был сыном царя острова Сирос Ктесия, и тоже оказался в детстве похищенным злокозненными финикиянами.

Работорговля подразумевает и пиратство, каковым финикийцы занимались с немалым размахом. Однако здесь есть тонкий нюанс — пиратство тогда не считалось чем-то зазорным или преступным, отношение к этому романтическому ремеслу до эпохи Рима оставалось философским: дело-то в сущности житейское, законная добыча на морях совершенно аналогична трофеям взятым в бою на суше.

В морском разбое замечены практически все знаменитые герои античной мифологии — герои, заметим, положительные, вызывающие у читателя симпатию: Геракл, Язон, Одиссей, Алфемен.

Ненадолго перенесемся в далекое будущее, а именно в Византию времен Юстиниана где был составлен юридический кодекс именуемый «Corpus iuris civilis» (530-533 гг. н.э.), общий свод законов и извлечений из трудов античных юристов. В части XLVII «Дигестов» мы видим отрывок, приписываемый древнегреческому законодателю Солону, жившему за тысячу лет до правления Юстиниана — возможно, что исходный вариант Солона позднее дополнялся, это видно по некоторым анахронизмам, например «демам», которых при Солоне еще не было. В любом случае запись была создана не позднее конца IV века до н.э.

Касается отрывок внутренних соглашений между различными корпорациями и объединениями наподобие дема (территориальный округ), фратрии (граждане, связанные между собой родством) или сисситий (сотрапезников):

«... ean de demos e phratores e hieron orgion e nautai e syssitioi e homotaphoi e thiasotai e epi leian oichomenoi e eis emporian hoti an tuton diathontai pros allelus kyrion einai cau me apagoreuei demosia grammata»^[7].

Перевод таков: «...Если дем, или член фратрии, или совместно совершающие священные обряды, или моряки, или члены сисситии, или совместно хоронящие (в складчину), или совместно исполняющие культ, или отправляющиеся за добычей или ради торговли заключат между собой о чем-то соглашение, то быть посему, если законы общественные сего не запрещают».

Нас интересуют слова выделенные жирным. «Моряки, или отправляющиеся за добычей или ради торговли» — все они напрямую относятся к мореплаванию. Данный закон совершенно не разделяет моряков, пиратов и торговцев-купцов. Вероятно потому, что все три ремесла были очень близки, а один и тот же человек мог выступать в любой из трех ролей, все зависит от обстоятельств.

Больше того, «отправляющиеся за добычей», сиречь пираты, без малейших колебаний вносятся в законодательный акт — это совершенно нормально и не вызывает у современников ни малейших иллюзий, споров или возражений. Ремесло не хуже других.

Приведем еще одну показательную цитату:

«Афинские законы утверждали Общество пиратов и регламентировали его деятельность — помощь во время войны, охрана торговли и побережья и т.д. Периодически возникали целые государства, занимавшиеся пиратством. Поликрат Самосский, тиран острова Самос (537 — 522 г до н. э.) вел в широких размерах морской разбой и грабил острова и побережья. Он организовал первый известный в истории морской рэкет: греки и финикийцы платили ему, чтобы обезопасить свои суда и грузы от нападений и грабежа, а моряков от смерти. Доход от пиратства был так велик, что Поликрат построил на острове Самос дворец, считавшийся одним из чудес света той эпохи. Несмотря на то, что в его эпоху морской разбой был частью политики и торговли, Поликрат отличался такой алчностью и занимался пиратством в столь крупных масштабах, что вошел в историю как самый прославленный пират античности. В 522 году до н. э. персидский царь Оройтес обманом заманил Поликрата в Магнесию под предлогом заключения договора о ненападении, где захватил и распял его. Однако после смерти диктатора Самоса пиратство в Эгейском море только усилилось и, с переменным успехом, существовало на протяжении всех древних веков»^[8].

Всё вышеизложенное в полной мере относилось и к финикийцам.

А если речь идет о ремесле, профессиональном занятии, то значит должны существовать центры поддержки и обеспечения со складами для хранения нажитого непосильным трудом, стационарными и защищенными базами для создания и ремонта средств производства — кораблей и оружия, да и просто тихие гавани, где можно передохнуть от тяжких будней скромного средиземноморского пирата.

Вновь встает вопрос колоний — вспомним давно основанные фактории по добыче пурпурных ракушек. У финикийцев существовало одно принципиальное отличие от иных колонизаторов, греков, а впоследствии римлян. Они не стремились расширять зону своего влияния вглубь материка и захватывать обширные территории.

Во-первых, такие предприятия связаны с большими расходами: вторжение подразумевает армию, которую надо кормить-поить и снабжать всем необходимым. Ой вей, разорение!

Во-вторых людских ресурсов для завоевательных авантюр на суше в полисах Финикии попросту не хватало: много ли населения в нескольких городах метрополии? Доверять же наемникам можно лишь на очень короткий срок, «солдаты удачи» не станут годами сидеть в захолустном гарнизоне на захваченной земле! И, наконец, вполне хватает укрепленного поселения с удобной бухтой на побережье: остальное сделает экономика — то есть золото и ценный товар.

Никакой сухопутный правитель в здравом уме и трезвой памяти не станет конфликтовать с людьми, приносящими его стране исправный доход и торгующими престижными редкостями — от пурпурных тканей до слоновой кости, рабов и удивительных по своей красоте украшений! Особенно в условиях всеобщего упадка ремесла и культуры, случившихся после «Бронзового коллапса» — как мы помним, из супердержав той эпохи уцелел только Египет, однако он замкнулся сам на себя, забыв о внешней экспансии или попытках восстановить политическое влияние в окрестных землях.

Средиземное море начала опутывать густая сеть торговых трасс, какой позавидовали бы ушедшие в небытие микенцы, некогда настоящие цари моря. Финикийская стратегия оказалась невероятно проста, а потому эффективна — максимум прибыли при минимальных затратах и полном отсутствии конкурентов. Создавалась транснациональная корпорация невиданных прежде масштабов, оставившая далеко позади «глобализацию Бронзового века» с ее основными ресурсами: оловом и медью для выплавки бронзы и увязанными на эти ресурсы торговыми путями.

Приоритеты сменились. Экономика из сырьевой — мы вам металлы, вы нам пшеницу, — становится ремесленной. Сырье тоже никуда не исчезло (как и в наши дни), но «фабрика Древнего мира» ориентируется прежде всего на индивидуального потребителя, а не на оптовые запросы крупных государств.

Серебряная патера

Торговля подобного типа не требует сравнимого уровня социально-экономического развития партнеров — бусы и побрякушки можно продавать (или обменивать на что-нибудь ценное) любым дикарям, только слезшим с пальмы. В любом случае останешься при выгоде.