С точки зрения реализма

— А если верну машинку, дашь развод?

— Вернешь — дам!

— Бери! — с трудом сказал Николай Петрович Лисюхин. — Пользуйся! И скажи суду, что согласна на развод!

Пряча улыбку, судья снова обратился к супруге Лисюхиной:

— Он вам вернет вашу машинку. В этом случае вы согласны на развод?

Глаза у Прасковьи Ивановны вдруг налились слезами.

— Не согласна! — сказала она со страстью. — Не согласна — и все! Раз он решается мне машинку вернуть, значит и он меня любит, гражданин судья… Он же скаредный, как Кащей бессмертный… Не любил бы — ни за что не отдал! Это все характер его, фанаберия мужчинская!.. Ишь, что выдумал! По судам меня таскать! А ну, марш домой! Я с тобой дома поговорю. Велите ему, гражданин судья, домой идти!..

Она бушевала, размахивая руками, румяная, большая, из ее черных глаз, казалось, сыпались светлые искры. Тощий Николай Петрович Лисюхин, съежившись, глядел на нее с ужасом и обожанием.

В судебном зале откровенно хохотали. Судья, не поднимаясь из-за стола, посоветовался с народными заседателями и сказал:

— Я прекращаю ваше дело, Лисюхин. Ступайте домой. И вы тоже идите, Прасковья Ивановна! Надо все хорошо обдумать, Лисюхин, прежде чем в суд идти… Только время у нас отняли!

Суд начал слушать новое дело, а за дверью, в коридоре, все еще спорили и кричали супруги Лисюхины. Петушиным своим голосом муж кричал:

— А сироп?! А смысл сиропа?!

И жена отвечала ему грозным, густым контральто:

— Вот придем домой, я тебе покажу сироп!..

1946

КУТЕЖ

Они сидели на одной парте и были друзьями — Петя Горелкин и Митя Корюшкин, хотя, пожалуй, во всей школе нельзя было найти более непохожих по характеру и внешности одноклассников, чем наши герои.

Представьте себе маленького, юркого, подвижного подростка с лисьей розовой мордочкой — и вы получите почти точный портрет Пети Горелкина.

Создайте в своем воображении образ типичного ленивца и обжоры — пухлого, белого увальня, как бы сделанного целиком из сырого теста, — и вот вам Митя Корюшкин собственной своей персоной.

Они сошлись. Вода и камень, Стихи и проза, лед и пламень…

В классе их так и прозвали — Онегин и Ленский.

Долгое время при этом шли споры, кого из друзей считать Онегиным, а кого — Ленским.

Спор решил случай.

Как-то на уроке алгебры Митю Корюшкина вызвали к доске решать пример.

Процедив сквозь зубы чуть слышно: «Скучновато получается!» — он вышел и, жалостливо пыхтя, трепетной рукой взял мел.

Записав продиктованные преподавателем условия, Митя Корюшкин глубоко и трагично задумался, потом оглянулся на счастливцев, оставшихся сидеть на своих партах, и выразительно пожал плечами. Его широко открытые глаза умоляли: «Тону! Спасите!» Петя Горелкин тут же откликнулся на этот смертный зов и шепотком подсказал Мите ход решения злосчастного примера, увы, неправильный! Опытное Митино ухо уловило подсказку. Благодарно просияв, он бодро застучал мелом по доске.

Через десять минут, получив честно заработанную единицу, Митя Корюшкин вернулся на свою парту. Вот тогда-то и решено было считать Онегиным именно Петю Горелкина — поскольку он тоже «убил наповал» своего друга.

Однажды друзья пешочком неторопливо шли вместе из школы домой. День был морозный, но безветренный и ясный. Снег весело поскрипывал под ногами, как бы советуя прохожим не терять золотого времени, а поскорее покончить со всеми делами, да и махнуть в Сокольники на лыжную базу или в Парк культуры на каток!

— А в общем, старик, мы с тобой живем скучновато! — сказал Митя Корюшкин. — Как-то, понимаешь, однообразно… Сегодня — каток, завтра — лыжи… ну, в кино сходишь — и все. Надоело!

— А что ты предлагаешь? — деловито спросил Петя Горелкин.

— Надо, понимаешь, как-то встряхнуться… освежиться! Я предлагаю пойти в ресторан и покутить там как следует. Чтобы небу жарко стало!

— Небу или нёбу?

— Глупо! Ну, говори… свое мнение!

— Я вообще не против, — уже серьезно сказал Петя Горелкин, — тем более что я лично давно не кутил… Последний раз мы кутили с папой летом, только мы не в ресторане кутили, а в «Кафе-мороженом». Я съел три порции шоколадного и выпил целых пятьдесят граммов портвейна. Мама нас потом ругала ужас как!

— Мальчишка! — сказал Митя Корюшкин. — Деньги у тебя есть?

— Наскребу!

— Наскреби побольше.

— Слушай, а нас пустят в ресторан?

— Меня-то пустят! — солидно заметил Митя Корюшкин. — Меня буквально везде и буквально все принимают за студента. А вот тебя… тут могут возникнуть трудности. Но я все продумал. Надо сразу, как только мы войдем в ресторан, дать минимум пятерку на чай швейцару. Понимаешь? Он открывает дверь, я в ту же секунду сую ему в лапу минимум пятерку и… будь здоров! Понимаешь? Главное — это произвести впечатление, проскочить через швейцара и проникнуть в зал. А потом уж мы найдем укромный уголок, где можно покутить спокойно.

— А вдруг… выведут?

— Не выведут! А выведут — уйдем, подумаешь, какая беда! И пойдем в другой ресторан.

— А если и из другого выведут?

— Ты что, трусишь? Говори прямо!

— Я не трушу, но надо все предусмотреть!

— Все предусмотрим, не беспокойся! — сказал Митя Корюшкин, охваченный своей идеей. — В частности, ты скажи дома, что пошел ко мне заниматься английским, а я скажу, что пошел к тебе заниматься по алгебре.

— А если мои позвонят твоим или твои моим и выяснится, что тебя нет у меня, а меня нет у тебя, тогда что?

— Не позвонят! А в общем что-нибудь придумаем. Значит, завтра кутим! Условились?

— Условились! — сказал Петя Горелкин, и друзья крепко пожали друг другу руки.

Все удалось как нельзя лучше. Могучий бородач швейцар в ливрее и фуражке с золотым галуном пятерку принял благосклонно и, распахнув перед юными кутилами массивную дверь ресторана, еще и козырнул им с элегантной небрежностью. Раздеться в гардеробе тоже удалось без приключений. И вот перед друзьями засиял долгожданный просторный и высокий ресторанный зал. За столиками, покрытыми белоснежными скатертями, сидели нарядные мужчины и женщины. Посетителей в этот час было немного, и в зале царила торжественная тишина, нарушаемая лишь звяканьем посуды. Официанты в черных костюмах, держа металлические подносы с тарелками, соусниками и блюдами на вывернутых ладонях, с цирковой ловкостью скользили по сверкающему паркету. Пахло чем-то очень вкусным.

— Давай не пойдем дальше! — прошептал Петя Горелкин, очарованный открывшимся перед ним зрелищем. — Давай здесь постоим.

— Иди за мной, трус! — прошипел Митя Корюшкин и храбро двинулся, вперед.

Блудливо озираясь, Петя Горелкин пошел следом за ним, стараясь ступать по паркету как можно тише.

Они сели за свободный стол у окна. Сейчас же перед ними возник пожилой официант с аккуратным седым «ежиком» на голове и молча положил на стол карту кушаний и напитков. Как было условлено заранее, опытный Митя раскрыл прейскурант и, лихорадочно складывал и вычитая в уме двухзначные цифры, стал составлять меню роскошного ужина.