С утра до вечера

Есть и зеркала в глазах. Многократно отражая свет, они снова и снова посылают его на сетчатку. Поэтому зеркальные глаза «светятся» по ночам. Лучи, отражаясь от зеркала, пробиваются через зрачок снова наружу с такой оптической силой, что кажется, будто глаза горят: у медведя — оранжевым, у енота — желтым, у кошки, лисы, волка и некоторых тропических лягушек — зеленым, а у аллигаторов — рубиновым огнем.

Наши глаза — очень жаль! — огнем не горят. Но менять их, пожалуй, не стоит. Глаз человеческий лучше всякого другого. Уступает он, кроме совы, разве только глазам гориллы. Ведь мы отлично видим и днем и ночью (а орел и сокол ночью полуслепы) дальние и близкие предметы, мир для нас — стереоскопическое кино: мы обозреваем объемно и до мельчайших деталей. «Кино» это еще и цветное! А для многих наших братьев по крови — млекопитающих зверей — вся природа лишь театр теней, сплошь черно-серо-белая.

Бесполезно дразнить быка красной тряпкой: для него что красное, что серое, что черное — все равно. Смелые матадоры прославились бы, наверное, еще больше, если бы выступали не с красной, а с белой мулетой: бык ее лучше видит и, наверное, быстрее «дразнится». Такой совет дают им некоторые биологи. Но я в этом сомневаюсь: белая мулета для быка ярче красной крови, вид которой его раздражает. Поэтому, хотя красок он, может быть, и не видит, оттенки, пусть и серые, красной мулеты больше напоминают быку кровь.

Свиньи, овцы, лошади, собаки, как показали некоторые опыты, о красках понятия тоже, по-видимому, не имеют. Они для них — лишь разные оттенки серого. Лошадь красный цвет путает с черным, но розовый отличает от серого.

Из млекопитающих только человек и обезьяны — но не полуобезьяны, для которых все вокруг серо! — наслаждаются созерцанием разноцветной планеты.

За что природа, раздавая глаза, так обидела зверей, пощадив обезьян и человека, не ясно. Недоумение не чисто эмоциональное, есть у него непонятная и научная сторона: дело в том, что цветовое зрение развито у рыб, птиц, гадов, червей, раков, насекомых и даже у инфузорий, а у высокоорганизованных млекопитающих цветового зрения нет. Исключая, как я уже говорил, обезьяну и человека.

Этот факт противоречит одному из законов развития животного мира. Этот закон, правило Долло, утверждает, что эволюция не идет вспять, и если какой-нибудь орган был утерян предками, то у потомков он снова не может появиться: у эволюционных потомков, а обезьяны как раз и есть такие потомки низших млекопитающих, у которых цветового зрения исследователи не нашли.

Может быть, решили некоторые биологи, методы, которыми исследовалось зрение зверей, не достаточно были точны? Стали снова в последние годы разными способами выяснять, видят ли звери цвета.

И нашли: кошки видят красное, оранжевое, желтое, зеленое, голубое и фиолетовое. Такие же краски видят крысы и горбатые коровы зебу.

Лошади видят желтый, зеленый, синий, розовый цвета, отличают двадцать семь оттенков серого.

Но собаки… собаки по-прежнему упорно не хотели замечать и запоминать никакие цвета. Может быть, именно в запоминании все дело? Может быть, собака цвета различает, если показывать их одновременно, но не запоминает каждый в отдельности, так как у нее, возможно, нет абсолютного зрения, как у нас? Вот слух у собаки абсолютный. Это значит, что она способна запомнить высоту тона без сравнения с другими тонами. Не многие из людей это могут сделать: только 0,1 процента всего человечества.

У кого где уши

У кузнечика и сверчка — в передних ножках; у саранчи уши в брюшке, в том месте, откуда растут задние ноги-ходули; у бабочек и мух — в основании крыльев; у мотыльков — в конце груди, начале брюшка; у муравьев, по-видимому, — в усиках; у некоторых жуков — тоже; у других и у личинок комаров — в брюшке, как у саранчи.

А слышат ли осьминоги?

Наверное, немного слышат, если крикнуть им в самое ухо. Впрочем, сделать это не просто: снаружи осьминожье «ухо» найти нелегко. Никаких внешних признаков, которые указывали бы на его существование, нет. Но если разрежем хрящевой череп осьминога, внутри найдем два пузырька с заключенными в них кристалликами извести. Это статоцисты — органы слуха и равновесия. Удары звуковых волн — но только, пожалуй, лишь сильные удары — колеблют известковые камешки, они касаются чувствительных стенок пузырька, и животное воспринимает звук, очевидно, как неясный гул.

Кристаллики извести сообщают осьминогу также о положении его тела в пространстве. Осьминоги с вырезанными статоцистами теряют ориентировку: плавают спиной вниз, чего в нормальном состоянии они никогда не делают, вертятся волчком, путают верх и низ бассейна.

У человека и его братьев позвоночных — рыб, лягушек, змей, птиц и зверей — уши в голове.

Из всех позвоночных, пожалуй, только змеи глухие. Но герпетологи^[35] говорят: все тело змеи — ее ухо. (В таком случае, ухо у нее самое длинное!) Это странное утверждение означает, что змея «слышит» шаги и колебания почвы всем своим телом, касающимся земли. У многих черепах уши, как у змей, недоразвиты. Но некоторые из них — из рода тестудо — слышат звуки, колеблющиеся с частотой около 110 герц (110 колебаний в секунду)^[36]. Крокодилы же и ящерицы — до 3–5 тысяч герц.

Птицам доступен диапазон звуков примерно такой же, как и человеку. Только вот нижняя его граница у них лежит выше: 40–100 герц. Это значит, что низкие голоса многие из них не слышат. Бесполезно, например, звать утку басом: он для нее совсем не звучит. (У домашних уток вообще слух очень ограниченный: от 300 и немногим больше 8000 герц.) Поэтому птичницы, даже басовитые, зовут уток и кур высокими голосами: «Утя-утя!», «Цып-цып-цып!»

И зяблик о басе понятия не имеет. Но попугай и филин его слышат.

Совы слышат раз в пятьдесят лучше уток и даже лучше человека. Из птиц только у совы есть ушные раковины — куски отогнутой кожи вокруг уха, на которых растут особые твердые перья. Кроме того, звуки «загоняют» в уши и перья, распушенные веером вокруг глаз совы.

О том, какой тонкий инструмент совиный слух, рассказывает один биолог, который наблюдал за слепым сычом. Сыч слышал даже шум тихо сгибаемых пальцев, сокращение мышц!

У птиц абсолютный слух, который у людей ценится как редкий музыкальный дар. Разницу лишь в 0,003–0,007 тона попугаи и певчие птицы уже замечают.

Птицы и оглохнув отлично поют! Певец-человек в такой беде навсегда должен забыть о сцене. (Бетховен, впрочем, сочинял музыку и глухой.)

Слон — певец неважный, но и он отлично различает двенадцать чистых тонов. И даже через год после тренировки на эти тона он узнавал девять из них.

Собака «музыкальна» не меньше слона: опознать на слух ¹/₁₆ тона для нее не проблема. Диапазон звуков, ласкающих собачьи уши, минимум впятеро шире, чем у человека (до 100 килогерц). А чувствительность этих ушей в восемь раз выше: пес слышит за 24 метра слабый шум, к которому человек и за три-четыре метра безнадежно глух.

У собаки не только слух абсолютный, но, похоже, и «абсолютная» слуховая память: прослушав серию ударов метронома — 100 в минуту, — она даже через сутки не спутает с ней серию совершенно таких же звуков, в которой, однако, не 100, а 96 ударов!

Нюх — третий чувственный страж

У насекомых очень хорошее обоняние. Некоторые ночные бабочки находят самок по запаху, даже если те сидят на расстоянии около мили.

У бабочек-шелкопрядов в небольшом карманчике на брюшке есть душистая желёзка. Мы ее запах не чувствуем, а самцы-шелкопряды распознают его издалека. Стоит самке лишь приоткрыть свой карман, как они слетаются к ней со всей округи. Она не зовет их ни криком, ни блеском наряда, только запахом. Недаром ведь говорят на Востоке: «У кого в кармане мускус, тому не нужно кричать об этом».