С утра до вечера

Тут подошли мы к другой терапии, всюду в природе практикуемой: к солнечной. Очень многие животные обязательно принимают солнечные ванны. Даже барсук, который днем спит в норе, а ночью гуляет по лесу, промышляя пропитание, в солнечную погоду просыпается ненадолго и вылезает из мрака своего подземелья на божий свет. Сам греется на солнышке и барсучат одного за другим выносит из норы «позагорать», чтобы не росли рахитиками. Облучит их ультрафиолетовыми лучами и опять тащит под землю.

< image l:href="#"/>

Солнце одаряет здоровьем не всех, кто живет под ним: многих — и заметьте: самых вредных! — оно и губит. Бактерии и другие микроорганизмы силы его лучей не выдерживают и умирают. Убивает их, по-видимому, все тот же ультрафиолет. Поэтому солнечные ванны — отличная дезинфекция: всю заразу уничтожают.

Грифы и все, кто ест падаль, это знают (бессознательно, конечно: не знают, а инстинктом чувствуют). Ни одна птица не любит так, распушась, греться на солнце, как грифы. В их «языке» есть даже особая командная поза, которая, по-видимому, передает приказ о всеобщей дезинфекции: «Всем санобрабатываться на солнце!» Стоит одной птице, иногда даже иноплеменной, полураскинуть взъерошенные крылья и вытянуть из белого «воротника» шею, как другие грифы делают то же и, млея, облучают бесплатным «кварцем» то один бок, то другой, то спину, то брюхо.

Ванны другого сорта — и пресноводные, и морские, и минеральные, и грязевые, и пылевые, — которые так любят животные, и всякого рода гребешки, помады и пудра, щедро выделенные им природой, служат тоже культурным целям медицинской профилактики. А старые ревматики гризли и другие медведи, купаясь в серных и прочих источниках, лечат свои хронические недуги с таким усердием, на которое способен не всякий берегущий свое здоровье пенсионер. В спорах из-за территории лечебные источники — главное яблоко раздора у пожилых медведей. За них они нередко дерутся с большей яростью и отвагой, чем за медведиц.

Я уже говорил, что много разных историй можно услышать о том, как животные лечат себя от разных недугов и увечий. К сожалению, не всему этому можно верить.

А некоторые из них очень забавны.

В книге «Секреты диких дебрей» английский натуралист Кэлверт рассказал, например, такую «медицинскую» историю. В одной барсучьей семье родился слабый и болезненный барсучонок. И вот будто бы ночь за ночью родители-барсуки выносили его из норы и купали в ручье. Полоскали в родниковой воде до тех пор, пока все болячки с него не сошли.

Ну, в это еще можно поверить, хотя и нелегко. Рассказывают басни совсем уже эзоповские (в буквальном смысле, потому что Эзоп был первым их автором).

В английском журнале «Поле и река» напечатали однажды такую корреспонденцию из Америки.

Там будто бы видели скунса с пучком сухой травы в пасти. Куда же это он направился, набив сеном полный рот? Оказывается, к озеру. Подошел к самой воде и развернулся к ней тылом. Но не обстрелял ее, по своему обыкновению, а стал медленно пятиться, погружаясь в воду (задом вперед!) все больше и больше. Постоял немного, подождал и опять задним ходом зашагал в озеро, а сено все во рту держал. Вода покрыла его ноги, дошла до брюха — а он все пятится, но медленно, заметьте, очень медленно, с остановками. Вот и спина уже под водой, и голова отправилась туда же: только пучок сухой травы торчит над ней. Еще постоял немного погруженный в волны скунс, а потом вдруг бросил траву, нырнул, поплавал немного, сторонясь поплавком плывущего сена — прошу вас, заметьте и это! — и вылез на берег.

Что за странное поведение? Если внимательно проанализируете всю его тактику, поймете. Он от блох лечился!

Когда медленно задним ходом в воду погружался, блохи, которые купаться не любят, ища местечка посуше, переползали будто бы с ног, по мере их погружения, на брюхо, оттуда на спину, со спины на голову. А когда всескунсовый потоп догнал их и здесь, все кинулись на единственный сухой островок — на пучок сена. Тогда великий стратег блошиной войны бросил перегруженный блохами ковчег. И больше к нему не приближался!

Мисс Эдит Оливье такую же историю поведала в своей книге и о лисе. Лиса, правда, несколько усовершенствовала методы скунса, заменив сено клоком овечьей шерсти, которая для блох, надо полагать, более привлекательна, чем сухая трава.

Все это, конечно, анекдоты. Они не стали более достоверными и после дискуссии, посвященной им некоторыми английскими и американскими журналами.

Но вот старые «басни» о том, что обезьяны лечат раны, затыкая их тампонами из листьев, по-видимому, истинная правда. Известный знаток зверей доктор Инго Крумбигель так считает. В своей двухтомной превосходной монографии «Биология млекопитающих» среди других средств звериной «медицины» он упоминает и это.

Все звери раны свои зализывают. Они их так не только промывают, но и дезинфицируют: в слюне есть убивающие бактерии вещества.

Давно уже были сделаны опыты: в культуры бактерий в особые чашки с микробами добавили немного собачьей слюны. Бактерии, которые до этой добавки процветали на питательных бульонах, приготовленных для них микробиологами, уже не смогли размножаться так быстро, как раньше. Конечно, слюна не пенициллин, но и в ней есть свои антибиотики.

Еще в госпиталях первой мировой войны доктор Вильям Бэр заметил такие странные вещи. В ранах многих солдат, которым медицинская помощь вовремя не была оказана, заводились личинки мясных мух. Но странно, конечно, не это, а то, что раны, зараженные личинками, были, с точки зрения хирургической, в отличном состоянии, даже в лучшем, чем раны, обработанные медиками. Раненых не лихорадило. Никаких признаков гангрены!

Когда провели специальные исследования, убедились, что личинки мух не только объедают некрозные, то есть отмирающие ткани, но и убивают бактерий каким-то им одним известным способом. После войны в некоторых клиниках и госпиталях специально стали разводить целебных мух: пробовали, и не без успеха, лечить ими раны. Но поздн'eе изобретение более эффективного пенициллина помешало развитию мушиной терапии.

Не все мясные мухи полезны (многие очень вредны и для ран), а только вида Lucilia sericata, все целебные качества которого и история их открытия были описаны тридцать шесть лет назад в большой статье в журнале «Научный ежемесячник».

Я рассказал об этом потому, что раны диких зверей мухи луцилии тоже спасают от заражения и помогают их заживлению. Личинки этих мух — какое счастье! — живую ткань не едят, а только уже мертвую и гниющую. Животные инстинктом понимают это и целебных мух со своих ран не прогоняют. Но стоит появиться вредоносной мухе, как они гонят и тех и других, потому что одна плохая муха может навредить больше, чем сто хороших в состоянии исправить.

Когда лекарства не спасают

А помогают ли животные своим раненым?

Иногда да. Но чаще нет. Наоборот даже — добивают их. Чуть позже я объясню, что в этом жестокосердии есть смысл: и эволюционный и медицинский.

Слоны помогают раненым товарищам: поддерживая с двух сторон, пытаются увести подальше от охотника. И павианы уносят раненых павианов, а вискачи и сурки затаскивают подстреленных сородичей в норы.

Галки, говорит Реми Шовэн, «которые все знают друг друга в своих небольших колониях, приходят в сильнейшее волнение, не досчитавшись кого-нибудь из своих. Они набрасываются тогда на любое животное, уносящее любой черный предмет, и даже на своих сородичей, если им в этот момент случится держать в клюве черное перо».