С видом на Нескучный

Зачем ей бессонные ночи, нервные срывы и прочее?

Но, пусть Татьяна не имела доли в бизнесе, переживала она едва ли меньше хозяйки. Во-первых, таким верная Таня была человеком. А во-вторых, они с Верой дружили. К тому же Татьяна, как и Вера, была одинока, ни мужа, ни детей. Так сложилось. И Татьяна считала, что, встретив Веру, вытянула самую счастливую карту. Все у нее было: и хорошая квартира, и прекрасная машина, и тряпки из приличных магазинов, и путешествия – что еще надо одинокой женщине сорока восьми лет?

И любовники у Татьяны случались, вот только от серьезных романов она, как и Вера, бежала. Так нахлебалась, что вспоминать неохота. Привязанностей и обязательств Татьяна боялась, и здесь они с Верой совпали.

Татьяна занималась в компании, по сути, всем – и бухгалтерией, и принятием на работу, и увольнениями. И разрешением конфликтных ситуаций в коллективе. И поощрениями в виде коротких поездок всей «хиврой», как говорила Вера, и подарками к праздникам. И сопли вытирала брошенным девицам, и одалживала деньги. Веру боялись, а Татьяну нет. Хоть и делала строгое лицо, но все знали: Танечка – человек!

Вера напоминала себе, что есть тончайшая грань между дружбой и службой. Общаться – да, а вот дружить взахлеб, доверяя друг другу сердечные тайны, не стоит. Держалась несколько лет, а потом прорвало, так получилось. Выпила и рассказала. А наутро испугалась – что наделала? Теперь все псу под хвост, сядет тихая Таня на шею. Неделю прятала от Татьяны глаза, а потом та пришла к ней и тихо сказала:

– Вер, жалеешь?

– О чем? – глухо спросила Вера, делая вид, что не поняла. – О чем, Тань, жалею?

– Не думай об этом, Веруша, – продолжила Татьяна, – не переживай. Я столько всего повидала. Жизнь научила ценить, что имею, а это главное. Ты мне, Вер, как сестра. Но работа есть работа. Отодвинешь меня – не обижусь. Пойму. Ты столько лет все это строила, столько вложила! Нет, Веруша. Подвоха не жди. Все остается как было: ты – хозяйка, я – наемный работник. Не справлюсь – уволишь. Все остается по-прежнему. Вер, ты меня поняла?

– Не очень понимаю, о чем ты, – кашлянув от волнения, ответила Вера. – Иди, Тань. Дел навалом. И не забудь про завтрашние переговоры.

Было неловко. Ах, как было неловко! Вот что ей, дуре, вошло в голову? Что Таня будет ее шантажировать? Что попросит поднять зарплату? Что расскажет сотрудникам то, чем с ней поделилась Вера? Чушь, ерунда! Стыдно плохо думать о людях! Стыдно, Вера Павловна! А уж тем более про Танюшку! В общем, все оставалось как прежде: вместе ходили в театры, ездили по миру, шлялись по магазинам, и лучшей спутницы, чем Татьяна, было не найти. Уж какой Вера была одиночкой, уж как уставала от людей, уж как сторонилась привязанностей, а от Татьяны не уставала никогда.

Та была сдержанна, ненавязчива и не болтлива. Впечатления держала при себе. Спросят – ответит. Не спросят – промолчит. Но самое главное – Татьяна была кристально честна. Вера не любила вспоминать, какие проверки прошла Татьяна. Противно. Противно, а необходимо – как доверять незнакомому человеку? В общем, идеальная спутница и идеальный работник. Вера ценила, что Татьяна не зарывалась – никогда не просила надбавок к зарплате, даже когда Вера платила копейки.

Утром решила окончательно: в Энск поедет Танюшка. Ей, Вере, это не под силу.

– Тань! – позвонила Вера. – Можешь зайти?

Татьяна появилась через минуту.

– Сядь, – устало кивнула Вера, – чаю выпьем? Тоже не хочешь? Ну да, и я отекаю… Ох, ничего удивительного – сколько мы за день выхлестываем кофе и чая? Слушай, Тань, – Вера запнулась, – дело дурацкое, плевое, а без тебя не справлюсь. Галюша достала.

С серьезным лицом Татьяна кивнула:

– Проси, чего душеньке угодно!

– Если бы душеньке! – усмехнулась Вера. – Так нет, не ей. Другой душеньке, нашей драгоценной Галине Ивановне! В общем, Тань, собственница сказочных хором Вера Павловна Кошелева дает генеральную доверенность Татьяне Владимировне Николаенко. С коей госпожа Николаенко отправляется в город Энск и занимается дай бог пару, не больше, недель продажей апартаментов. За ценой, понятное дело, не стоим, демпингуем и сбрасываем ее за минимум, за сколько возьмут. Только бы побыстрее.

– Вер, – жалобно проговорила Татьяна. – Ты забыла? Я ж в понедельник в больницу. Прости.

– Это ты, Тань, прости, – расстроилась Вера. – Господи, ну как я могла забыть, как? Даже в ежедневник не записала, была уверена, что не забуду. Ну да, в этот понедельник! Ой, Тань! Мне так стыдно…

Татьяна принялась ее успокаивать:

– Брось, Вер, а то я не понимаю! Последние две недели были такими, что ничего в голове не удержишь. А если через месяц? Ну или недели через три? Врачи говорят, что раньше не оклемаюсь.

– Не, Танюшка, не пойдет. Через какой месяц, через какие три недели? Ты что! Разве тебе будет под силу? Нет, дорогая, ты точно нет. Но Галюня взяла за горло. А ты ее знаешь. В общем, надо вопрос закрывать, не отвяжется. И слушать ничего не желает – езжай и продавай! Тань, я бы эти пятнадцать тысяч долларов ей просто отдала, без всякой продажи! Но Галя держит руку на пульсе – созванивается с бывшими соседками. Не скроешь и не соврешь. И знаешь, что она так активизировалась? Бывшая соседка ей сказала, будут отбирать квартиры, в которых никто не живет. Ну как тебе, а? И главное – не переубедить, ни в какую не переубедить. Соседка главный эксперт по недвижимости и главный законник. «Отберут у тебя, Галька, квартиру, как есть отберут. Ну тебе-то что, ты у нас теперь богачка, у тебя дочь олигарх!»

Вера с Татьяной рассмеялись.

– Я говорю: мам, а с чего? – продолжила, отсмеявшись, Вера. – Покажи мне закон, где это написано! Вот никаких аргументов, а жить не дает! Вдруг, говорит, отнимут? Увидят, что мы не живем, и тю-тю? Или кавказцы заселятся, а потом их не выгонишь. Или того хуже – цыгане! Табор заедет – и все, прощай квартира. Ну ты, Тань, поняла. И соседки звонят и добавляют, пенсионерки, делать-то нечего, вот и верещат: «Ой, Галька, уведут твою жилплощадь!» Ладно, Танюш, – обреченно сказала Вера, – видимо, это судьба. Судьба меня тянет туда, в этот Энск. Никак не дает его забыть. Что делать, сгоняю. Только не на машине, дороги сейчас адовы, пятьдесят километров отъедешь от столицы – и все, кошмар. С водителем тоже не хочу. Размещать его, разговаривать, посвящать во все. И еще не хочу, чтобы кто-то видел, в каком говне я росла. Я дура, да, Тань? Не отвечай, сама знаю. Вот знаешь, – Вера помолчала, – столько лет я в Москве, казалось бы, сама себя сделала. Как говорится, через тернии к звездам. Сколько прошла – не мне тебе рассказывать. Вместе в окопах. Люблю этот город, привыкла к нему. Знаю неплохо. А вот москвичкой себя все равно не чувствую, представляешь? Все знаю, все переулки исходила, все дворы облазила. В музеях часами торчала, образовывалась. Хотела нагнать и перегнать, наивно думала, что получится. Где вы, московские девочки, умненькие, модные, самодовольные, уверенные в себе? Где вы, высокомерные, образованные, и где я, Вера Кошелева из города Энска? Вот именно. Их-то я победила. А вот себя… А вот себя вряд ли. Так и осталась в душе Веркой из Энска. Так и осталась. Наглой от комплексов, а не от уверенности. И высокомерной от комплексов. Вот такие, Танюша, дела.

Татьяна поднялась с кресла.

– Нормальные дела, Вера. Я тебя понимаю. Все наши комплексы из детства. Банально, но факт. Ну, я пошла? – У двери обернулась: – А может, все-таки меня подождешь?

Вера покачала головой:

– Нет, Тань. Завтра и двину, чтоб поскорее вернуться. К тебе в том числе! А то ты в больнице, а я буду болтаться незнамо где.

Татьяна пожала плечами. Начальник тут Вера. Не ей, подчиненной, указывать.

Билетов в СВ не было. Вера выкупила целиком двухместное купе.