«С» - значит сыщик
Шрифт:
— Я — миссис Хэйнс, но вы должны называть меня Элси. А теперь, чем мы можем вам помочь?
Это было подозрительным. При моей работе меня обычно так не принимают.
— Приятно познакомиться. Я пытаюсь найти женщину, по имени Агнес Грей. Я знаю, что ее перевели сюда из больницы Пионирз Мемориал.
— Это верно. Миссис Грей у нас с начала марта. Уверена, что вы захотите увидеть ее, поэтому я попросила главную медсестру отделения присоединиться к нам. Она отведет вас в комнату миссис Грей.
— Чудесно. Большое спасибо. Откровенно говоря, я не надеялась найти ее здесь. Наверное, думала, что ее уже выписали. С ней все в порядке?
— Да, конечно. Ей намного лучше…
А-а. Я почувствовала, что киваю. Ее страховые деньги подходят к концу. Я постаралась выдавить из себя дежурную улыбку, не желая связывать Айрин Герш какими-либо обещаниями.
— Я не уверена, что захочет предпринять миссис Герш. Я обещала ей позвонить, как только выясню, что происходит. Ей, наверное, нужно поговорить с вами, прежде чем принимать решение, но я думаю, что она попросит меня привезти Агнес с собой в Санта-Терезу.
Миссис Хэйнс обменялась быстрым взглядом со своей ассистенткой.
— Какая-то проблема?
— Да нет.
Ее взгляд переместился на дверь.
— Это миссис Ренквист, главная медсестра. Я думаю, вы должны все обсудить именно с ней.
Мы прошли через очередной раунд представлений и объяснений. Миссис Ренквист было, наверное, сорок пять, худощавая и загорелая. С широким, добродушным ртом и темной, морщинистой кожей курильщицы. Ее темно-рыжие волосы были зачесаны назад и собраны в прическу в виде бублика, наверное, с помощью одной из этих нейлоновых штук, которые продают в магазинах Вулворт. Три женщины окружили меня, бормоча заверения, как светские монашки. Через несколько минут мы с миссис Ренквист вышли в коридор и направились в отделение.
5
Я услышала Агнес Грей до того, как увидела. Мы с миссис Ренквист поднялись по широкой лестнице на второй этаж. Прошли по коридору, особенно не разговаривая. Дух школы до сих пор странным образом присутствовал, несмотря на то, что для теперешнего использования были сделаны большие переделки. Бывшие классные комнаты были довольно большими, с широкими окнами, почти от пола до потолка. Потертые деревянные полы покрыты белыми виниловыми плитками, а просторные когда-то комнаты разделены перегородками на части, в каждой из которых стояли две кровати. Стены выкрашены в оттенки бледно-зеленого и голубого. Место было чистым и обезличенным. Старики были везде, в кроватях, в инвалидных креслах, кроватях на колесиках и на скамейках в широком коридоре, безразличные, изолированные от окружающего, с чувствами и ощущениями, которые угасли с годами. Они казались неподвижными, как растения, смирившиеся с нечастой поливкой.
Любой бы увял при таком режиме: без движения, без воздуха, без солнечного света.
Они пережили не только друзей и родственников, но и большинство болезней, так что, в восемьдесят или девяносто, они казались неприкасаемыми. Жизнь, протянувшаяся в зевающую вечность.
Мы прошли мимо комнаты для рукоделия, где шесть женщин сидели вокруг стола и вязали прихватки из нейлоновых ниток. Их попытки были такими же неуклюжими, как и мои, когда мне было пять лет. Мне и в первый раз не нравилось заниматься этой фигней, и я совсем не рвусь делать это снова на закате дней. Может, мне повезет, и меня переедет грузовик с пивом, раньше, чем я доживу
до такого позора.Комната отдыха находилась впереди, судя по звуку телевизора, достаточно громкому для ослабевшего слуха. Очевидно, передавали документальный фильм о диких племенах. Мы свернули налево, в отделение с шестью кроватями, где пациентов отделяли друг от друга только занавески. В дальнем конце комнаты я увидела источник шума. Это был вовсе не телевизор. Даже не спрашивая, я знала, что это была Агнес. Она танцевала буги-вуги на кровати, совершенно голая, аккомпанируя себе стуком ложки по судну.
Она была высокая и худая, безволосая везде, кроме костлявой головы, которую окружал ореол тонкого белого пуха. Живот раздулся от недоедания, длинные конечности были как у скелета. Нижняя часть ее лица ввалилась, челюсть наезжала на нос из-за отсутствия зубов.
У нее почти не было видно губ и скошенная форма черепа придавала ей вид длинноногой, долговязой птицы с раскрытым клювом.
Она пронзительно вскрикивала, как страус, ее яркие черные глаза впивались то в одну точку, то в другую. Заметив нас, она запустила в нашем направлении судно, как реактивный снаряд.
Кажется, она вполне наслаждалась жизнью. Рядом беспомощно стояла медсестра лет двадцати. Ясно, что учеба не подготовила ее к таким пациентам.
Миссис Ренквист решительно направилась к Агнес, остановившись только для того, чтобы похлопать по руке женщину на соседней кровати, которая, кажется, истово молилась Иисусу, чтобы прибрал ее как можно скорее.
В это время Агнес сменила пластинку и начала маршировать по покрывалу, салютуя другим пациентам. По мне, это было прекрасной формой комнатных упражнений. Ее поведение выглядело куда более здоровым, чем пассивность ее соседей, некоторые из которых просто лежали в прострации. Агнес, наверное, была скандалисткой всю свою жизнь, и к старости ее стиль ни капельки не изменился.
— К вам пришли, миссис Грей.
— Что?
— К вам пришли.
Агнес остановилась, рассматривая меня. Ее язык показался и снова спрятался.
— Кто это?
Ее голос был хриплым от крика. Миссис Ренквист протянула ей руку, помогая слезть с кровати. Медсестра подала чистый халат. Миссис Ренквист встряхнула его, накинула на костлявые плечи Агнес и просунула ее руки в рукава. Агнес подчинялась с покорностью ребенка, взгляд ее слезящихся глаз по-прежнему был прикован ко мне. Ее кожа была покрыта разноцветными пятнами: бледно-коричневыми, розовыми и белыми, узловатыми голубыми венами, корками, где заживающие порезы образовали ярко-красные линии. Кожа и ткани были такими тонкими, что я почти ожидала увидеть очертания внутренних органов, как у только что вылупившегося птенца. Что же это такое в старости, что возвращает нас прямо к рождению? От нее исходил плотный запах, смесь высохшей мочи и старых спортивных носков. Я сразу начала менять свое намерение ехать обратно в Санта-Терезу в одной маленькой машине с ней. Медсестра что-то пробормотала и быстро удалилась.
Я вежливо протянула руку.
— Здравствуйте, Агнес. Я — Кинси Миллоун.
— А?
Миссис Ренквист наклонилась ближе к Агнес и прокричала мое имя так громко, что две женщины в комнате проснулись и начали издавать жалобные звуки.
— Кинси Миллоун. Она подруга вашей дочери.
Агнес отодвинулась, с подозрением глядя на меня.
— Кого?
— Айрин, — прокричала я.
— Кто тебя спрашивал? — сварливо выпалила Агнес. Она начала механически шевелить губами, как будто пробуя что-то, что она ела пятьдесят лет назад. Миссис Ренквист повторила информацию, тщательно выговаривая слова. Я видела, что Агнес уже отдалилась.