S.N.U.F.F.

Грым не мог понять, как это ему удалось — и, чтобы проверить себя, написал еще одно четверостишие, а следом еще несколько. Пришлось исчеркать много бумаги. Не все выходило гладко — некоторые из строф никак не хотели запираться на замок рифмы, и значит, следовало уложить смысл аккуратнее. Не хватало какого-то старинного благородства и простоты, которым, например, дышали иные отрывки из «Дао Песдын». Но Грым уже понимал, что потом можно будет вернуться к написанному и сделать его намного лучше…

Пока он писал, Бернар-Анри перестал кричать — словно дошедшие сквозь пол и стену духовные вибрации утешили его в беде. А еще через минуту в комнату вошла Хлоя.

Грым закрыл блокнот и спрятал его в карман лежащих рядом с кроватью штанов.

— Чего ты там пишешь? — спросила Хлоя.

— Так, — сказал Грым небрежно, — стихи. Тебе неинтересно будет.

Хлоя кивнула, и Грым понял, что ей действительно неинтересно. Это было обидно.

Видимо, Хлоя почувствовала, что он задет.

— Ты что, священником хочешь быть? — спросила она и провела перед лицом пальцами, изображая челку мудрости.

— Не знаю, — ответил Грым. — Не решил еще.

— Думаешь, тебе за стихи платить будут? Тебя же не знает никто.

— Еще узнают, — пробормотал Грым.

— А что мы жрать будем, пока узнают?

Грыма так возмутило это «мы», что он даже не стал отвечать. Хлоя, похоже, уже составила новые планы на жизнь, в которых ему отводилось вполне определенное место — и сделала это, не поинтересовавшись его мнением и не извинившись за свое многоступенчатое предательство. Хоть сейчас можно было писать новое стихотворение.

— Бернар-Анри сдох, — сообщила Хлоя.

— Сама виновата.

— Что с ним теперь делать?

— Делай что хочешь, — сказал Грым, — Мне он не нужен.

— Он говорил, у него внутри какой-то приборчик. Если он умрет, в Зеленой Зоне это сразу увидят. Как ты думаешь, врал?

— Думаю, врал, — ответил Грым. — Почему тогда его до сих пор не нашли?

— Его никто и не ищет, потому что после войны у всех куча дел. А как хватятся, обязательно найдут, прямо с воздуха. Он сказал, людям это раз плюнуть, просто сейчас все заняты.

— Что он еще говорил?

— Еще сказал «какой филос'oф умирает».

— Фил'oсоф, — поправил Грым.

— Он сказал «филос'oф». Ладно, пошли.

— Куда?

— Пока по домам, — сказала Хлоя грустно. — Мне в Зеленую Зону теперь нельзя. Я там больше никого не знаю. И потом, что я говорить буду, если про него спросят?

Грыму тоже хотелось уйти из этого дома. Он быстро оделся.

Хлоя подошла к двери, приоткрыла ее и выглянула наружу. Грым собирался шагнуть следом, но Хлоя вдруг захлопнула дверь, попятилась и наткнулась на него. Грыму показалось, что ее сердце испуганно стукнуло в его собственной груди.

— Что такое? — спросил он.

— Тсс, — Хлоя приложила палец к губам. — Там засада.

— Где? — прошептал Грым. — Ты видела?

— Нет, — сказала Хлоя. — Но они рядом.

— Кто они?

— Ганджуберсерки.

— Ты не ошиблась?

Хлоя помотала головой.

— Шмалью пахнет. Этот запах я с детства знаю. Сальвия с коноплей.

— Что делать будем? — спросил Грым.

— Ты можешь моторенваген водить?

— Наверно, могу, — сказал Грым. — Если там все как на мопеде. А куда поедем?

— Сначала отсюда надо убраться.

— Может, лучше скажем…

— Дурак, — перебила Хлоя. — Если поймают, никто и слушать не станет. Представляешь, что в мирное время за человека будет? Да еще за дискурсмонгера. Новая власть им жопу будет лизать до самой войны.

Грым вздохнул. Хлоя была права — он даже не ожидал от нее такой зрелости суждений. Видимо, сказывалось общение с Бернаром-Анри.

— Моторенваген не догонят, — продолжала Хлоя. — Отъедем от Славы и бросим в лесу.

— Но они ведь узнают, что это мы.

— Откуда? Мало ли, кому он тут черепа полировал… Здесь еще и кости в углу зарыты… Пусть ищут.

«Зачем я только сюда пошел, — подумал Грым, — Разбиралась бы сама со своими костями…»

Он посмотрел на Хлою. Хлоя жалко улыбнулась и пожала плечами.

— Ты расстроен? — спросила она.

— Не то слово, — ответил Грым. — Называется, вернулся с войны.

— Извини. Это я во всем виновата.

— Я знаю, — сказал Грым.

— Так что, поедем?

Грым кивнул.

— Давай тут вылезем, — сказала Хлоя. — Здесь за кустами не видно.

Она осторожно открыла боковое окно и втянула ноздрями воздух. Видимо, с этой стороны дома все было спокойно — она вылезла во двор. Стараясь не шуметь, Грым последовал за ней.

Машина была рядом, но по пути к ней следовало пересечь несколько метров открытого пространства. Грым закрыл глаза и попытался представить, что он до сих пор на Оркской Славе. Но военное равнодушие к жизни и смерти не желало возвращаться в душу. Будь он один, он так и застрял бы в кустах.

Но с ним была Хлоя. Она толкнула его в спину.

— Вперед!

Грым подбежал к джипу, открыл дверцу и залез на место шофера. Через секунду на соседнем сиденье оказалась Хлоя.

— Смотри, — сказала она. — Педаль справа — чтобы разогнаться. Слева — тормозить. А эта черная ручка меняет направление. Понял?

— Понял, — отозвался Грым, — А как включить мотор?

Хлоя нажала кнопку на приборном щитке, и мотор тихо заурчал.

Немедленно, словно по нажатию той же кнопки, перед машиной появилось четверо ганджуберсерков в городском камуфляже. В руках у них были короткие железные дубинки.

— А-а-а-а! — закричала Хлоя в открытое окно. — У-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!

Ее крик был так остро-звонок, что один из воинов от неожиданности даже выронил свое оружие.

Берсерки начали странно коситься друг на друга, и Грым заметил, что их руки и головы дрожат, причем дрожь делается все сильнее. Выглядело это так, словно они часто-часто кивают друг другу, напоминая о каком-то важном уговоре — и соглашаются ни в коем случае про него не забывать, с каждой секундой вкладывая в согласие все больше чувства.