S.T.I.K.S - Нолд

– Андрей, ты живой тут? – услышав невнятный стон из под шлема, Косой обрадовался еще больше, -Погоди, сейчас тебя вытащим. Знал бы я… А, ладно, не опасайся, мы им с фланга зашли, и тех что вы не прибили смогли перестрелять, пока они отвлечены были. Да только та тварь, что у одной из машин пряталась, все равно успела ракету запустить.

– Ну, как он там? – раздался голос Кадета.

– Живой вроде, но приложило неслабо. Почти не шевелится. Что там с Казаковым?

– В порядке все, его только приложило о землю, и засыпало сильно. Сказал, чтобы не беспокоились, и Андрею помогли. Ты бы шлем с него снял, а то мало ли, что с фильтрами.

Косой склонился над Андреем, и начал возиться с забитыми грязью замками шлема. Кадет медленно приближался сзади, удерживая что-то в здоровой руке. Трещины на экране не позволяли разглядеть, что именно он там держит, но предчувствие снова взвыло, во второй раз за день давая свой неприятный прогноз. Андрей дернулся, пытаясь как то предупредить Косого, заставить его обернуться.

– Летейнант, ты чего… - договорить Косой не успел. С тонким звоном узкий длинный виброклинок прошел через защиту шлема. Андрей видел, как меркнет жизнь в глазах человека, которого он только сегодня узнал. Кадет, бесцеремонно выдернув клинок из головы только что убитого им человека, пинком ноги отбросил подергивающееся тело в сторону. Склонившись над Андреем, Кадет заглянул ему в глаза, сквозь грязную поверхность обзорных щелей шлема. Андрей заметил, что ошейника на диверсанте нет.

– Как ваше здоровье, Андрей Павлович? – издевательски начал Кадет, поигрывая орудием убийства, - Вижу, что не очень, хоть я и сам не в лучшей форме. Уж простите, что так получилось, но я вроде говорил. Я хочу жить. И я совершенно не верю, что вы выполните договоренность, и отпустите меня на все четыре стороны. Я ведь, как ни крути, тоже мутант, с которыми вы воюете. Пусть и дефектный. Так что, еще раз извиняюсь, но не в моих интересах в такой необычной, и очень удобной для меня ситуации держать свое слово. Слов то у меня много, а вот жизнь одна.

Андрей заглянул в глаза этого странного убийцы. Не было там сейчас ничего человеческого. Лишь кровавые линии лопнувших капилляров, и разгорающееся пламя безумия. Неужели он скрывал свою истинную сущность все это время? Свихнувшаяся на почве выживания тварь? В душе Андрея начала закипать ярость, пока не способная найти выход. Казаков? Если он жив, то поможет… Видимо, Кадет что-то прочитал в его ненавидящем взоре.

– Думаете, спасение близко? Ошибаешься. Тут сейчас только двое живых, разумных людей. Людей, понимаешь? – Кадет безумно расхохотался, словно в самом этом факте скрывался какой то непонятный Андрею юмор, - Казаков не придет на помощь. У него сейчас проблема посерьезней, с нарушенной то герметичностью. Не похоже, что у него иммунитет. Да и ошейник ваш дефектной дрянью оказался, быстро сдался под моим настойчивыми ухаживаниями. Ты проиграл, Свиридов. Все вы проиграли, и будете уничтожены Прометеем. Эта жалкая победа, и ваша жертва, никого не спасут. А сейчас, пришло время умереть.

Андрей наблюдал, как виброклинок приближался к его груди. Кадет действовал нарочито медленно. Сверкнула энергетическая защита, в последнем отчаянном порыве защиты, и сдалась. Лезвие скользнуло через броню, как сквозь масла, взрезая ставшую беззащитной плоть. И пришла боль. Новая, невиданная ранее боль. Клинок достиг сердца, и каждый толчок отчаянно сражающегося с наступающим хладом средоточия жизни. Тело выгнулось, невольно нанизаясь еще больше на убивающий ее высокотехнологичный нож. И тут, все закончилось. Кадет выдернул виброклинок, отряхивая его от капель крови, и явно собирался уходить. Но Андрей был жив. Или это он так думал? Может, он уже умер. Сердце не бьется, но разум работает.

Чуть шевельнул рукой, и она двинулась. Кадет ничего не заметил. Он лишь безумно улыбался, что-то говоря, но Андрей ничего не слышал. Он собирал в кулак всю свою ярость. Даже если он умрет, эта тварь уйдет на тот свет вместе с ним. Ярость бурлила внутри, словно сдерживаемый плотиной поток. Силы утекали из поврежденного тела, но на это сил точно хватит. Должно хватить. Кадет что-то почувствовал, взглянул на лицо Андрея, и вздрогнул, готовый отшатнуться назад. Что же ты увидел там, жалкая тварь? Движение на пределе скорости, уже ощущая надвигающуюся тьму беспамятства и смерти. Перчатка костюма обхватывает ногу урода, такую беззащитную и хрупкую, и сжимает ее. Равновесие важно, скотина - лишился руки, давай и ногу добавим. Слышится, а может и мерещится хруст кости, и огромный заряд энергии проходит сквозь перчатки. Андрей поймал взгляд Кадета. Взгляд, полный дикого, животного ужаса. Месть свершилась. Холод наступал со всех сторон, но Андрея он уже не волновал. Холод не так уж плох. Он несет покой, такой желанный и недостижимый. Покой. Тьма наконец пришла.

Глава 42. Жизнь.

Тьма. Тьма и тишина. Неужели, смерть выглядит именно так? Ни один звук не разносится в пространстве бесконечного мрака, да и мрак ли это вообще, или нечто иное, таинственное и непостижимое для человеческого создания. То и дело, в этой темноте вспыхивают невиданных расцветок сверкающие огни, столь мимолетные, что не получается понять, существуют ли они вообще. Легкость, невероятная легкость души, лишенной материальной оболочки. И в то же время тяжесть, наваливающаяся всякий раз, когда неосторожно пытаешься мыслить, нарушая самим этим фактом вечный местный покой. Мгновения складываются в секунды, те в минуты, а минуты, выстраиваясь ровными рядами, созидают часы, и так, постепенно, время размывается и теряет саму свою природу. Тут нет времени, равно как и нет длительности. Есть только точка, в бескрайнем пространстве. Или не точка. И было там что-то еще. Словно кто-то оценивающе на него смотрел, пытаясь своим взглядом охватить всю содержащуюся в нем сущность, всю прожитую жизнь и все что в ней было сделано. Или не сделано. Несмотря на постоянное внимание этого эфемерного взора, он не причинял неудобств. Скорее напротив, постепенно становилось все легче и легче. Сознание Андрея начинало растворяться в этом блаженстве. Что, неужто и правда смерть выглядит вот так? Или это последние бредовые видения умирающего сознания?

Приглушенный звук удара разорвал тишину, уничтожая покров этого сонного оцепенения. Вспышки во тьме стали более частыми, и дольше задерживались перед взором. Цвета мелькали безумным хороводом. Новый удар, и вновь пространство содрогается, словно некто незримый стучит огромным молотом в запертые двери. Через щели начинают проникать узкие лучи света. Они обжигают, но вместе с тем и согревают. Только сейчас Андрей понял, насколько он холоден. Мертвенно холоден. Еще удар, и еще один. Все вокруг рушится, свет и жар расползаются повсюду, опаляя лишенное оболочки сознание. Это больно, очень больно. Но вместе с тем так неожиданно приятно. Таинственный взор, наблюдавший за Андреем, отступил. Показалось, или неведомая сила усмехнулась, освобождая его от своего надзора? Удары стали регулярными. Сознание, терзаемое болью, очищается и наконец Андрей начал понимать, что этот ритмичный шум ударов ни что иное, как его собственное сердце, пока еще неуверенно, но с каждым мигом все бодрее отстукивающее положенный ему природой ритм. Но как? Ведь сердце было пронзено, рассечено подлым ударом, оно уже не должно биться. И тем не менее, бьется. Упорно бьется, разгоняя жар крови по жилам. Возвращая в израненное тело саму жизнь.

Очень больно, но боль – вечная спутница жизни. Она ее предвестница, и то, что провожает в последний путь. Без нее никуда. Что-то подсказывает, что эту пытку нужно вытерпеть. Нужно выдержать это испытание. Свет пульсирует, обжигая зрение. В смутном мелькании цветных пятен виднеются картины, но разглядеть их невозможно. Слишком быстро они мелькают. Вот, кажется, шуршащее листвой дерево. А это что? Никак не понять, видение уже исчезло, размытое хороводом соседних пятен. Появилось нечто новое, ранее не замеченное. Шум. Да, самый настоящий шум. Не тот грохот ударов сердца, что отдается изнутри, в каждом уголке сознания, а нечто совершенно иное, приходящее извне. Какое то шуршание, с непостоянной громкостью. Иногда в нем проскакивают громкие звуки, чистые и прекрасные, как первая весенняя капель. Их все больше и больше, и хоть разум отказывается их распознавать, как же это приятно, вновь слышать. Андрей упивался звуками, словно божественной симфонией, его личной симфонией, всю красоту которой понять не дано никому более. Вспышка адской, умопомрачительной боли, снова едва не отбросила во тьму, но Андрей удержался. Второго пробуждения, если это оно, ему может быть не дано.

Что-то вновь начало происходить. Остатки тьмы рассеивались, сердце стучало словно барабан, и наконец, открылась закрытая до того стезя, и в бывшую пустоту с грохотом ринулся обжигающе холодный поток, опаляющий все вокруг и заставляющий сжаться. Андрей вздрогнул, и наконец почувствовал свое тело. Немного, лишь смутными отзвуками, но почувствовал! Он дышал, и воздух, этот самый воздух, кажущийся таким холодным, вторгается в легкие тугими струями, давая организму так необходимый ему кислород. Мозг оживился, начав яростное пиршество щедро подаваемым ему угощением. Шумы упорядочивались, цветные пятна собирались в кучки, постепенно формируя настоящие изображения. Лес. Он в лесу. Поют какие то птицы, радуясь жизни и восхваляя ее прелесть. И лицо. Человеческое лицо, перекошенное от страха, навечно застывшее в мерзкой гримассе. Почему так приятно видеть этот ужас, исказивший черты лица? Глаза, наконец подчинившиеся пробуждающемуся мозгу, нестерпимо жгло. Пришлось приложить немало усилий, чтобы закрыть их, обрывая поток излишней информации.

Последние мгновения воспоминаний пробивались в сознание, постоянно толкаясь и путаясь, но наконец хоть как-то проясняя произошедшее. Он был убит. Убит предателем, предавшим и своих создателей, и тех, кого он называл своими союзниками. Но предателю не повезло, и кара нашла его быстрее, чем тот думал. Электрический разряд поджарил мозг той мерзкой твари, что по какому-то недоразумению выглядит как человек. Теперь она не опасна, и лишь стоит, подобно статуе, не способная даже упасть из за судорожно сокращающихся мышц. Сокращающихся? Андрей приоткрыл глаза, пытаясь сфокусировать их на потрескавшихся экранах шлема. Огромная красная надпись, перекрывающая все остальные. «Оператор мертв». А вот хрен вам, а не мертв. Сердце бьется, хоть и не должно, значит еще жив, значит еще может бороться. Красная надпись меркнет, сменяясь беспорядочным мельтешением различных показателей. Словно искусственный мозг костюма сам не понимает, с чем только что столкнулся. А возможно так и есть. Труп Кадета медленно заваливается, и падает вбок, рядом с убитым им Косым. Штаны диверсанта как-то странно топорщатся. Неужели обделался от страха? Пошевелиться невозможно, вся концентрация уходит на то, чтобы нормально дышать, гоняя по организму живительный кислород. Стоит отвлечься, и легкие начинают вбирать в себя больше воздуха, чем им положено природой, что причиняет немалые страдания.