С.Т.И.К.С. Темный ангел. Фабрика героев 2

7 Глава 5.1

На фоне появления загадочного ниндзя, как-то незаметно и обыденно появилось нечто. Наверное, только одна Пилотка, поняла, что в дежурке оказались не только люди, но и монстр. Элитник. Правда какой-то игрушечный. Она уже хотела предпринять какие-то действия, когда монстр взглянул не нее, такими же, как и девушки бирюзовыми глазами, и она поняла, что никакой опасности нет. Это кваз. Только необычной формы. Волкодлак? Нет, это на первый взгляд, что-то уродливо-страшное. А чуть присмотревшись — кошачье и грациозное. И как-то все, кто встречал гостей, так же поняли, что это обыкновенный кваз. Ну не совсем уж обыкновенный. Видимо не повезло бедняге. Вон как скукожило, аж на четыре конечности встал.

Пилотку чуть отпустило. И чего она так напряглась по поводу новой девушки? Ну стерва, сразу видно. Ну придуривается, с кем не бывает. Как, кстати, ее имя? К сожалению, ментаты имен не спрашивали, им достаточно было информации из ментальной карты, которую составляли и дополняли их коллеги. Или же из метки на человеке, если ее вешал кто-то из их братии.

Бабник, потому и не мог уйти из стаба, так как на нем висела подобная метка — "насильник", а заодно, эта же информация, уже давно растеклась по дорогам, вместе с торговыми караванами, которые перевозили и передавали в другие стабы черные списки. Метку еще можно было снять, другим ментатом, а вот размноженные черные списки, подменить во всех поселениях, было невозможно. При воспоминании об этой твари, она полностью успокоилась, продолжая наблюдение за прибывшими. Остальные иммунные никакого интереса, после того что она уже увидела, не вызывали.

С квазом ментату пришлось общаться посредством мечника, взявшись за руки. Так как процедуру теста должны были пройти все разумные существа, и ответить на вопросы положительно или отрицательно, то ментату пришлось эти вопросы задать и квазу. На каждый свой вопрос, он получал однотипное "мяв", и понять правду говорит клиент или нет было невозможно, потому что было не понятно, что он вообще говорит. Ментат растерянно крутил в руке карандаш, не зная как быть и что заносить в анкету.

— Вы просто не понимаете ее язык. — решил прийти не помочь мечник, — Давайте считать меня переводчиком. Я с ней общаюсь посредством контакта рукой, — видя, как ментат нерешительно начал протягивать к квазу руку, он покачал головой, — у вас не получится, только через меня.

Вот так они и продолжили опрос, взявшись за руки, хоть хоровод води, развеселилась Пилотка. Оказывается, кваз — женщина. Она с содроганием вспомнила, как принимала свою первую черную жемчужину, рискуя нарваться на подобные последствия.

Глава 5.1

***

Тогда ей уже было все равно. Да хоть превратись она в квази! Оставалось лишь стремление стать сильнее, что бы избавиться от Бабника и прочих претендентов на ее тела. Она была готова убивать их уже пачками, да силенками и дарами ее Стикс не наделил. Вернее, наделил, но лишь одним, как будто насмехаясь над ней — про себя она, с горечью, называла его "двигайся медленнее". Она была шлюхой в местном борделе почти на протяжении полугода, после попадания в Улей. Этот дар помогал ей умерить пыл через чур раздухарившихся клиентов. Когда ей начинало становиться больно, от забиваемого клина между ног, она шептала про себя: "медленней двигайся, медленней", и это помогало. Клеит становился каким-то размякшим, быстрее удовлетворяясь и отваливая.

В Улье она оказалась в свой шестнадцатилетний день рождения. Родители оплатили банкетный стол, в одной из ближайших кафешек, и они с друзьями очень весело отметили это событие. Так весело, что в ее голове, когда она очнулась, остались лишь смутные воспоминания. Она впервые попробовала алкоголь, и не понимая своей меры, видимо перебрала. На следующее утро ей было очень плохо, ее тошнило, и казалось, что худшего состояния быть не может. Действительность очень быстро убедила ее в обратном. Если вчерашний день казался бредом пьяного мозга, чужим воспоминанием, с привкусом кислятины и какими-то жуткими монстрами, то все последующие дни, стали кошмаром наяву.

Ее спас добренький такой, с вечной ухмылочкой, дядечка. И схоронил в подвале, от напасти, как он ей объяснил, когда она, очумевшая от гадкого состояния, и метания в закрытом темном помещении, отпивалась раствором живца. Страшная гадость, но дядечка сказал, что это лекарство, и оно и правда моментально помогло, девочка, а тогда ее звали Даша, даже чуть захмелела, и жизнь уже не казалась ей столь печальной, как это было недавно.

Но дядечка разуверил ее в этом аж целых два раза.

В первый раз своим повествованием. В обстановке зашарпанной комнаты, с потрескавшимися стенами, и свисающими с них обрывками обоев, без окон, лишь с одной металлической дверью и одиноко горящей лампочкой, запитанной от переносного аккумулятора, он сидел на табуретке, загораживая свет от лампы и рассказывал. Не торопясь, в подробностях и смакуя детали. Поглаживая край расстеленного дивана, на который с ногами забралась Даша, прижавшись к стенке, и чувствуя, как слезы текут из ее глаз, а иногда возникают рвотные позывы от деталей, на который был горазд улыбчивый дядечка.

О том, что произошло с ней, ее друзьями и родителями. Кем они сейчас стали, как пожирали друг друга, не забыл упомянуть, что кишки и внутренности, тоже являются для них пищей, как и любая другая часть тела. И кем может стать она, если не будет слушаться его указаний, и пить спасительный напиток, который только он и может для нее сейчас сделать.

— Ты поплачь, поплачь, девонька, родных уже не вернуть, — дядечка был сама забота, только почему-то при разговоре, продолжал улыбаться, и вести себя словно кот, неожиданно, получивший целую крынку со сметаной, — но тебе легче станет. Поверь мне, слезки, они облегчают.

Даша, разревелась, а он потянулся к ней, как ей показалось с намерением утешить. Она ошиблась.

И это было второе, что поставило окончательную, жирную точку, на надежду счастливого исхода. Он, резко, раздвинув ей ноги, заглянул под юбку и полез туда, как ей в последствии все время казалось, своими грязными, заскорузлыми, гадкими руками, ощупывая лобок и срывая трусики. Дашу, в шоке, как будто охватил столбняк, и она, на сколько секунд, выпала из реальности, не пытаясь ничего предпринять.

— Пилоточка, красавица, — удовлетворившись осмотром и ощупыванием, неожиданно севшим голосом, и с горящими от предвкушения глазами, просипел он, — я нарекаю тебя этим именем. Да не красавицей, не думай, — глумливо рассмеялся он, — запомни, твой крестник — Бабник. А ты отныне зовешься Пилоткой! Бабник, это — я. — зачем-то сделал уточнение, как будто в комнате мог быть кто-то еще, и продолжил свое гадкое дело, лапая интимные места и даже попытавшись поцеловать Дашу в губы.

Это вывело ее из ступора, но и только. Сил хватили лишь на укус, а после, получив кулаком в скулу, она поплыла, и уже почти не сопротивлялась.

Бабник приступил к акту, лишив ее девственности. Он похрюкивал от удовольствия, видя страдания, и специально старался порезче войти, тем самым причиняя сильную боль, что его еще больше возбуждало. При этом он не умолкал, все время приговаривая:

— Пилоточка моя хорошая, ну же, не надо ручками меня бить. Ты лучше поплачь, пореви, тебе же легче будет, а мне веселее.

И она плакала и пытались отбиться, ревела и умоляла оставить ее. Все тщетно. Это, кажется, только усиливало его похотливое желание. Одновременно с семяизвержением, от запредельного маньячного экстаза, у него изо рта и носа потекли слюни и сопли, изгадив девичью грудь, которую он оголил ранее, разорвав одежду.

Дашу стошнило.

Откуда у этого ублюдка берутся силы, было не понятно, но он измывался над ней в течении двух дней, показавшиеся ей вечностью, с перерывом в два-три часа, и на короткий сон. Про количество дней, а в закрытом помещении, и от охватившего ее чувства безысходности, время текло совсем по другому, она узнала из его рассуждений о том, что за это время некие охотники уничтожают самых опасных тварей, и уже можно вернуться в какой-то стаб.

С каждым разом она все более равнодушно относилась к его попыткам развести ее на слезы, рассказывая одну и ту же байку про родителей, близких и ее собственную судьбу. В какой-то момент, и постоянно саднящая боль в промежности, куда-то отодвинулась в сторону, видимо мозг, решил отключить рецепторы боли и страданий. Она превращалась в безвольную куклу.