Сабля и крест

Призрак промолчала, давая опричнику возможность самому принять решение.

Оборотень немного потоптался, переминаясь с ноги на ногу, словно застоявшийся конь, а потом сказал такое, чего вероятно и сам от себя не ожидал.

— Алена, а ты всегда так, ммм… выглядишь? Или можешь, ммм… как-то… ну, это…

'Принять человеческий облик?'

— Точно.

'Могу. Но на это мне больше жизненной силы зачерпнуть понадобится'.

— Бери, — махнул рукой Орлов, садясь на землю. — Если никого догонять не надо, то, может, не сомлею? А то мне как-то неловко общаться то ли с облаком, то ли с туманом. Поневоле станешь о здравии собственного рассудка задумываться, хоть и повидал на своем веку всякого разного, а все никак не привыкну. Оборотни, чародеи, нежить всякая, куда не шло, а души неупокоенные — это нечто иное. Не правильное, что ли. Согласна?

'Да'.

— Ну и ладно, договорились. Давай, попробуем.

Призрак ничего не ответил, а Василий почувствовал, как он все-таки устал за прошедший день и бессонную ночь. Бой со стаей воронов, путешествие под грозой, когда и раны еще, как следует, не затянулись, убийство, копание могилы сказались даже на его железном здоровье. И если бы не опасения упустить убийцу Семена Вихрастого, он охотно сейчас подремал бы, хоть до полудня.

Мгновением позже Орлов с трудом продрал глаза и присвистнул от удивления. Перед ним стояла прехорошенькая девчонка. С тех бутонов, что вот-вот распустят лепестки. Ставная, русоволосая, чуть курносая, с задорно надутыми губками. И только не подпоясанная, белоснежная сорочка, свободно спадая вниз и закрывая ступни, напомнила запорожцу, что перед ним привидение.

— За подобную красоту и целой жизни не жалко, — сказал Орлов, вздыхая. — Не то, что щепотки… Проклятые людоловы, какой цветок сгубили!

* * *

Все-таки не зря беспокоился Василий и сопротивлялся сну. В иных условиях мог и пропустить Тихона. Назад убийца возвращался медленно, потихоньку, дремля в седле. Не найдя брода в топях, он пустил поводья, доверив лошадям самим выбирать дорогу. А те, измученные безумной скачкой и грозой, уныло брели с опущенными головами, совершенно равнодушные от усталости ко всему на свете. Поэтому, когда к их мордам метнулось белое облачко, они не шарахнулись от испуга, не взвились на дыбы, а просто остановились.

— Не трогай его! — подхватился Орлов. — Это не женское дело!

Аленка и не возражала. Бесшумно уплыла за спину опричника, предоставляя живым самим разбираться в своих правах.

Тихон был так уверен в собственной безопасности, что вовсе не берегся. Он даже не понял спросонья — что это за человек ухватил и держит его коня за недоуздок.

— Ты кто такой, голодранец? — произнес удивленно, еще не разобрав спросонья, во что одет незнакомец, но заметив, что одежка явно с чужого плеча. — И чего тебе от меня надо?

— Возможно, я твоя потерявшаяся совесть… — ответил Орлов. — Слезай, Тихон, приехал.

— Совесть? — узнавая цвета жупана, встревоженно переспросил гайдук, дергая узду. Но Василий крепко держал лошадь. — Эй! Не знаю, кто ты такой, да и знать не хочу, но лучше уйди с дороги по-доброму.

— Меня ты не знаешь, верю, — кивнул Орлов. — А Семена Вихрастого — тоже забыл?

— Семена? Какого еще Семена? — пробормотал тот, испуганно тараща глаза на призрак, присутствие которого только что заметил, и заметно побледнел.

— Не помнишь, значит… — хмыкнул Василий. — Ну, и черт с тобой. Покойник тебя простил, а я не ангел-мститель. И хоть наказать негодяя — дело богоугодное, отдай мне те деньги, что Черешнянский сотник на выкуп дочери доверил, и убирайся хоть прямиком в ад, к черту лысому. Не стану мараться…

— Деньги! — взвизгнул харцыз, хватаясь за эфес сабли. — Деньги?! Так получи!..

Орлов быстро отпустил уздечку, схватил гайдука за ногу и сильно толкнул вверх. Не ожидая такого подвоха, Тихон потерял равновесие, не удержался в седле и грохнулся на землю с другого боку лошади.

— Господь мне свидетель, — очень серьезно произнес оборотень, приступая ближе к гайдуку. — Мне не нужна твоя никчемная жизнь. Но я обещал покойному освободить дочь сотника, а для этого необходимы деньги. Давай сюда кошель, лошадь Семена я тоже заберу, и разойдемся миром.

Но Тихон даже не думал так легко распрощаться с добычей, ради которой убил товарища. Гайдук упруго вскочил и вынул оружие. Саблю и кинжал. Видимо, не слишком опытному парню казалось, что чем больше железа в руках, тем легче достать врага. Или видел при господском дворе, как фехтует знать. Но тяжелая казацкая сабля — не деликатная шпага. Ее полет дагой не остановить. Да и испанская позитура — внешне лихая и привлекательна для женского глаза — для настоящего, смертного боя не годится. Не дуэль…

Всего лишь трижды звякнула сталь, а левый рукав гайдука уже потемнел ниже локтя, а на примятую траву с безвольно разжатого кулака вслед за кинжалом упали тяжелые, черные капли.

Шипя сквозь зубы, Тихон стал в классическую сабельную позицию, пытаясь спрятать раненую руку за спину, но скользким от крови пальцам никак не удавалось зацепиться за тугой пояс.

— Последний раз предлагаю… — мрачно промолвил Орлов, делая шаг назад. — Отдай деньги, песий сын, одну лошадь и проваливай к чертовой матери. От Божьего Суда все равно не убежишь и не спрячешься!.. А там пусть Семен решает, какого наказания ты заслуживаешь…

Тихон зарычал, словно бешеный пес, и кинулся на опричника.

Снова застучала сталь. Раз, второй — и гайдук отпрянул от жгучей боли в груди. Теперь темное пятно расползалось по кафтану и спереди. А в проеме широкой пазухи, заалела нательная рубаха.

— Больше щадить не буду, — предупредил Василий. — Еще раз поднимешь оружие, убью! Клянусь всеми угодниками…

И была в его голосе такая уверенность, что гайдук поверил. Он горестно застонал и бессильно опустился на колени. Искреннее отчаяние Тихона, вырвавшееся из его уст, могло бы и зверя разжалобить, но только не опричника.

— Ну, хватит ныть… Не трать попусту мое время. Мурза вечно ждать не будет. А я не люблю нарушать свое слово. Тем более обещание, данное умирающему.

— На коне… — с трудом проговорил разбойник. — Сам возьми… я не смогу…

Орлов сквозь тонкую выворотку нащупал тугой кошелек и снял с лошади тяжелую седельную суму.

— Все возьму… Дорога неблизкая. А мне спешить надо.

— Хоть что-то оставь, — взмолился тот, все еще не веря, что кровавая добыча ускользает из его рук.

— Не пропадешь. Лето на дворе. Двум смертям не бывать, а одной не миновать… А если и подохнешь — не велика потеря. Семья то у тебя есть?

— Один, как палец.

— Значит, горевать некому. Мне, Тихон, больше на глаза не попадайся. Как, по казацкому обычаю, за убийство наказывают, знаешь?

Гайдук смолчал.

— Вижу, что знаешь… А лучше, мой тебе совет, поселись подальше от людей, да и замаливай грехи. Вон, хоть и в этой мазанке. Заодно, за могилой своей жертвы присмотришь. Тоже зачтется… Ну, все, прощай, Тихон. Если ты только раз с пути истинного свернул, то это еще не велика беда. Золото не одному тебе разум затмило. Покайся искренне — Господь всеблаг и человеколюбец, простит…