Сад Лиоты

— Она твоя, мам. — Энни провела рукой по полированной поверхности старинной зингеровской машинки. — Ты можешь забрать ее в любое время.

— Нет, Энн-Линн, она принадлежит тебе. Все в этом доме твое.

Энни уловила нотку обиды в голосе матери и догадалась, что она чувствует себя обделенной, несмотря на то, что ей досталось богатое наследство — акции.

— Бабушка Лиота оставила мне все веши, она знала, что я отдам их тебе и дяде Джорджу, как только вы сможете их принять. Машинка твоя, мам. Бабушка хотела, чтобы ты взяла ее себе.

Дыхание Норы стало прерывистым.

— Как ты можешь быть абсолютно уверена в этом? — В голосе матери прозвучало сомнение, и Энни показалось, будто этот вопрос задала маленькая девочка, желающая получить то, что, по ее мнению, получить невозможно.

— Открой машинку, мама, и убедись сама.

Энни поцеловала мать и вышла из комнаты.

Нора осталась одна, и волнение ее возросло. Ей вспомнилось, сколько долгих часов она провела, сидя за этой старенькой швейной машинкой. А какое удовольствие доставляла ей эта работа! Она забывала про все на свете. Когда же она бросила шить? Почему? Не в тот ли год, когда сбежала из дома и вышла замуж за Брайана? Позже она купила себе новую швейную машинку. Но годы шли, у нее появилось достаточно денег, чтобы покупать готовые вещи. Времени на шитье уже не оставалось. Она возила Энни в школу, на уроки музыки, на другие занятия, которые сама же для нее выбирала.

Нора провела рукой по старенькой машинке и вдруг как будто увидела ее другими глазами. Как ее мать находила уединение в саду, так она любила запираться здесь, в этой комнате, и за работой забывала обо всем, мечтала о чем-то и надеялась, что в жизни есть что-то еще, кроме одиночества и тоски.

Ах, мама, разве мы с тобой такие уж разные? Почему я не замечала нашего сходства раньше?

Сняв крышку со старенькой швейной машинки, Нора поставила ее в рабочее положение. К машинке был прикреплен белый конверт, на котором рукой матери было выведено «Эйлиноре». Дрожащими пальцами она развернула письмо.

Моя любимая Эйлинора!

Я знала, что в один прекрасный день ты очнешься и снова откроешь эту машинку. Я так гордилась тобой. Помню, я заглядывала в комнату и наблюдала, как ты шьешь. Ты бывала такой сосредоточенной. Ты очень старалась. Не успокаивалась, пока у тебя не получалось все, как нужно. Ты шила такие замечательные вещи, дорогая, какие под силу только художнику. Художественный талант всегда жил в нашей семье, сама знаешь. Твой отец был отличным столяром. Только посмотри на каминную полку, на пристройку к гаражу, на решетку в саду Победы. Бабушка Элен готовила лучший штрудель по эту сторону Атлантического океана. А твой дедушка учил меня выращивать растения. У тебя прекрасная наследственность.

Я любила представлять себе, как ты снова садишься за машинку, чтобы сшить костюмы к церковному празднику, одежду для беременных женщин из небогатых семей, ползунки для малышей и чудные платья для таких пожилых женщин, как я сама. Господь благословил тебя на эту работу. Я точно знаю.

Вчера вечером ты сказала мне, что я никогда не любила тебя. Как же ты ошибаешься, моя милая. Ты моя дочь, и я всегда молилась Господу за тебя, Эйлинора. Я полюбила тебя в тот момент, когда поняла, что у меня будешь ты. А когда впервые взяла тебя на руки, полюбила еще сильнее. Я дала тебе имя, которое должна носить настоящая леди, женщина с сильным характером, и я уверена: Господь хочет видеть тебя именно такой. Доверься Ему, и Он сделает тебя Своим сосудом. И помни… я никогда не переставала тебя любить, Эйлинора, даже в те годы, когда ты думала, что это не так. Ты — моя любимая дочь. И даже когда ты далеко, я мысленно прижимаю тебя к себе. И где бы я ни была в тот момент, когда ты прочтешь это письмо, поверь мне, моя любимая.

Я по-прежнему люблю тебя.

Мама.

Нора заплакала. Она прочла письмо еще раз, хотя слезы застилали ей глаза, потом прижала его к груди и снова перечитала строчку за строчкой.

— Энни сказала мне, что ты здесь, — услышала она голос Фреда у себя за спиной. Он положил руки ей на плечи и стал нежно гладить их. — Она говорит, что одним из желаний Лиоты было отдать машинку тебе. Ты хочешь взять ее?

— Хочу.

Она хотела этого сильнее всего на свете. Гораздо сильнее, чем быть владелицей ценных бумаг, которые были для нее не более чем наличными деньгами. Когда мистер Рукс прочитал им завещание, она почувствовала себя так, будто ее лишили наследства. А сейчас она могла бы сравнить себя с возвратившимся домой блудным сыном, которого с радостью приняли его родители. Она аккуратно свернула письмо матери, положила его в конверт и, опустив конверт в карман пиджака, прижала сверху рукой. У нее теперь было нечто, что обладало в ее глазах необыкновенной ценностью. Что-то действительно значительное. Любовь.

— Джордж купил фургон, — поделился последней новостью Фред. — Возможно, мне удастся уговорить его перевезти швейную машинку прямо сегодня. Вечером он свободен.

— Раньше такого не бывало.

— Что-то всегда случается в первый раз.

— Нам всем не хватит места в машине.

— Дети могут поехать на нашей.

— Прекрасно.

Фред взял Нору за подбородок, повернул к себе и внимательно посмотрел ей в глаза.

— С тобой все в порядке?

— Не совсем, но… теперь я знаю, что моя мама любила меня.

Благодарю Тебя, Господи, благодарю Тебя.

Он наклонился и поцеловал ее.

— И я тоже люблю тебя, Нора. С той самой минуты, когда тебя увидел. И всегда буду любить.

О, милостивый Иисус, я чувствую себя недостойной, и я так благодарна Тебе.

Она прижалась к мужу, и он долго не выпускал ее из объятий.

— Можешь сделать мне одолжение, Фред?

— Какое? — с притворным недовольством спросил он.

Она подняла голову и посмотрела на него.

— Не называй меня больше Норой. — Она улыбнулась. — Зови Эйлинорой.

Когда праздник закончился, Энни тщательно вытерла бабушкины тарелки и поставила их в шкафчик, затем бросила в стиральную машину скатерти, салфетки и несколько кухонных полотенец и убрала остатки еды. Оставшийся салат с картофелем она отдала Арбе, кусочки штруделя — Хуаните, а немецкие сосиски — Лин Сансан.

Энни улыбнулась и закрыла дверцы шкафчика.

Ну что ж, Господи, у нас был интернациональный праздник. Словно встреча представителей Организации Объединенных Наций на заднем дворе!

Все получилось великолепно. Пришли все, кого она приглашала на праздник в сад Лиоты. Хуанита даже привела своего мужа Хорхе. Он был застенчив от природы и поначалу чувствовал себя не совсем уютно среди собравшихся в салу гостей, но потом освоился, особенно когда Хуанита познакомила его с Лин Сансан и ее мужем. Оба этих мужчины встретились впервые и, разговорившись, с удивлением выяснили, что вот уже три года являются ближайшими соседями!

Под вечер Энни пришла мысль устроить праздник для всего квартала. Лето не за горами — время для праздника самое подходящее. Когда она поделилась с Арбой своими соображениями, соседке очень понравилась эта идея, и она изъявила желание помочь Энни. К Арбе присоединилась Хуанита. Обе женщины оповестили всех соседей.

Господи, до конца лета я хочу узнать, как зовут всех моих соседей. Мужчин, женщин, детей! Однако вытащить некоторых из своих домов не так-то просто. Люди стали всего бояться. Отец, я так хочу, чтобы наш квартал стал таким, каким он был раньше, когда все знали друг друга и вели задушевные беседы, стоя у своих заборов.

Бабушка Лиота, рассказывая ей, как все это выглядело пятьдесят лет тому назад, верила, что все может получиться. Уже начинало получаться. Как только она открыла свой сад для детей, их мамы стали ее навещать. Арба, Хуанита и Лин Сансан частенько сидели в ее внутреннем дворике и беседовали, даже если сама Энни в это время была занята работой, что случалось теперь довольно часто. Арба познакомила Энни с Мирандой Уэнтворт — дизайнером по интерьеру. И после того как Энни показала Миранде свои орнаменты и бордюры, у нее появилось столько заказов, что она не могла их все выполнить. И галерея просила ее написать еще одну картину. Приходил владелец галереи и хотел купить портрет бабушки Лиоты, но Энни отказалась его продать. Она задумала написать картину, где Хуанита, Арба и Лин Сансан пьют чай в саду. На них было очень приятно смотреть, приятно будет и писать с них картину. Они были такими разными. Арба любила носить очень яркую одежду, Хуаните нравились старомодные платья в стиле пятидесятых годов, а Лин Сансан предпочитала сочетать черные брюки и белую блузку с оранжевым воротником. Очень разные, они прекрасно дополняли друг друга.