Сад принцессы Сульдрун

Правитель Южной Ульфляндии, король Орианте — мертвенно-бледный коротышка, неудачливый, крикливый и раздражительный — царствовал в замке Сфан-Сфег над городом Оэльдесом, но никак не мог справиться с неистово независимыми баронами горных лугов и вересковых пустошей. Его королева Беус, высокая и дородная, родила единственного отпрыска — теперь уже пятилетнего Квильси, слегка придурковатого и неспособного сдерживать слюнотечение. Женитьба Квильси на Сульдрун сулила огромные преимущества. Многое зависело бы, конечно, от умения Сульдрун руководить слабоумным супругом. Ходили слухи, что Квильси на редкость податлив — если это так, смышленая женщина без труда держала бы его под башмаком.

Так размышлял король Казмир, стоя в Большом зале на именинах своего сына Кассандра.

Сульдрун заметила, что отец наблюдает за ней. Под пристальным взором короля она чувствовала себя неловко и даже стала опасаться, что чем-то заслужила его неодобрение. Но вскоре Казмир отвернулся и, к вящему облегчению принцессы, больше ее не замечал.

Прямо напротив нее сидели юные представители тройского королевского дома. Четырнадцатилетний Трюэн выглядел не по годам высоким и возмужалым. Его темные волосы почти закрывали лоб ровно подстриженной челкой и образовывали густые пряди, зачесанные за уши. Физиономию Трюэна, слегка грубоватую, никак нельзя было назвать непривлекательной; и действительно, его присутствие уже не обошлось без последствий среди горничных в Зарконе — напоминавшем помещичью усадьбу замке его отца, принца Арбамета. Глаза Трюэна часто останавливались на Сульдрун, что вызывало у нее беспокойство.

Второй тройский принц, Эйлас, на пару лет младше Трюэна, был узок в бедрах и широк в плечах. Его ровные светло-коричневые волосы, подстриженные под горшок, едва закрывали верхние края ушей. Правильные черты лица Эйласа производили впечатление решительности: короткий и прямой нос, слегка выдающаяся нижняя челюсть. Судя по всему, он вообще не замечал Сульдрун, что заставило ее почувствовать нелепый укол досады — несмотря на то, что смелые взгляды старшего принца она считала неподобающими… Но тут ее внимание отвлекли четыре мрачные и тощие фигуры — прибывшие ко двору жрецы-друиды.

На жрецах были длинные опоясанные рясы из бурого плетеного дрока, капюшоны почти закрывали их лица; каждый нес дубовую ветвь из священной рощи друидов. Шаркая бледными ступнями, то появлявшимися, то исчезавшими под полами ряс, они приблизились к колыбели и расположились вокруг нее, поклонившись на все четыре стороны света.

Друид, смотревший на север, повернулся к колыбели, протянул над ней дубовую ветвь и прикоснулся ко лбу младенца деревянным амулетом, после чего произнес: «Да благословит тебя Дагда и да будет имя твое, Кассандр, драгоценным даром богов!»

Друид, обратившийся на запад, также осенил колыбель дубовой ветвью: «Да благословит тебя Бригита, первородная дочь Дагды, и да ниспошлет она тому, кого именуют Кассандром, дар поэтического вдохновения!»

Друид, смотревший на юг, протянул свою ветвь: «Да благословит тебя Бригита, вторая дочь Дагды, и да ниспошлет она тому, кого именуют Кассандром, дар несокрушимого здоровья и целительных чар!»

Друид, стоявший с восточной стороны, покрыл ребенка дубовой ветвью: «Да благословит тебя Бригита, третья дочь Дагды, и да ниспошлет она тому, кого именуют Кассандром, дар железный и кованый меча и щита, серпа и плуга!»

Четыре ветви образовали сплошной лиственный покров над колыбелью: «Да согреет тебя теплый свет Луга! Да принесет тебе удачу мрак Огмы! Да упасет Лир корабли твои от бурь! И да покроет тебя Дагда вечной славой!»

Жрецы повернулись к выходу и вереницей вышли из зала, шаркая босыми ногами.

Пажи в пунцовых панталонах с пуфами подняли горны и протрубили клич «Честь и слава королеве!». Присутствующие встали; предполагалось, что должна была наступить тишина, но воздух полнился бормотанием и перешептываниями. Королева Соллас удалилась, опираясь на руку леди Леноры, а леди Дездея пронаблюдала за торжественным выносом новорожденного принца.

На верхней галерее появились музыканты, вооруженные цимбалами, свирелью, лютней и кадуолом (последний представлял собой нечто вроде однострунной деревенской скрипки, пригодной для исполнения веселых танцевальных наигрышей). Освободили среднюю часть зала; пажи протрубили следующий клич: «Возрадуйтесь! Король веселится!»

Король Казмир соблаговолил пригласить на танец леди Аррезме, герцогиню Слаханскую. Музыканты изобразили величественногармоничное вступление, и король Казмир с леди Аррезме вышли вперед, чтобы возглавить павану. За ними пышной процессией последовали благородные господа и дамы Лионесса, наряженные в великолепные костюмы и платья всевозможных расцветок; каждый жест, каждый шаг, каждый поклон, движения кистей, положения рук и повороты голов диктовались строгим этикетом. Сульдрун смотрела, как завороженная: вслед за медленным выдвижением ноги с вытянутым носком следовали пауза, легкий поклон и зеркально-изящное перемещение рук, после чего наступала очередь другого па. Радужный блеск шелков и шорох шлейфов, волочащихся по ковру, ритмично аккомпанировали звучным аккордам. Каким строгим и царственным выглядел ее отец, даже когда он занимался таким легкомысленным делом, как исполнение паваны!

Павана кончилась. Следуя за королем, придворные и гости направились в пиршественный зал, Клод-ан-Дах-Нар, и нашли свои места за праздничным столом. Неукоснительно соблюдался порядок старшинства и превосходства: недаром старший герольд и дворецкий трудились не покладая рук, взвешивая и сравнивая тончайшие различия степеней знатности и влиятельности. Сульдрун усадили непосредственно справа от короля, в кресле, обычно предназначенном для ее матери. Сегодня вечером королева Соллас недомогала, в связи с чем предпочла проводить время в постели и подкрепляться обильным ассортиментом ватрушек — а Сульдрун впервые ужинала, сидя за одним столом со своим царственным родителем.

Через три месяца после рождения принца Кассандра обстоятельства жизни Сульдрун изменились. Эйирме, у которой и до того уже была пара сыновей, родила двойню. Ее сестра, заведовавшая домашним хозяйством, пока Эйирме находилась при дворе, вышла замуж за рыбака, и старая кормилица больше не могла служить принцессе.

Почти в то же время леди Будетта объявила, что по воле короля Казмира принцессе Сульдрун надлежало обучаться изящным манерам, танцам и прочим премудростям этикета, приличествующим королевской дочери.

Сульдрун пришлось подчиниться этому требованию и участвовать в занятиях, порученных различным придворным дамам. Но, как и раньше, Сульдрун проводила сонные послеобеденные часы, потихоньку уходя в какое-нибудь уединенное место — в оранжерею, в библиотеку или в Почетный зал. Из оранжереи дорожка вела вдоль сводчатой галереи наверх, к Стене Зольтры, а под стеной можно было пройти по сводчатому туннелю на Урквиал. Добравшись до конца туннеля, Сульдрун стояла, притаившись в тени, и наблюдала за строевыми упражнениями стражников, вооруженных пиками и мечами. По ее мнению, стражники доблестно справлялись с представлением, топая ногами, выкрикивая команды, бросаясь в атаку и отступая в боевом порядке… С правой стороны плац огибала полуразвалившаяся стена. Почти незаметная за развесистой старой лиственницей, в стене пряталась иссохшая от древности тяжелая дощатая дверь.

Сульдрун проскользнула из туннеля в тень за лиственницей. Попытавшись что-нибудь разглядеть через щель в двери, она потянула в сторону засов на ржавой планке, скреплявшей неотесанные доски. Принцесса прилагала всевозможные усилия, но засов не поддавался. Тогда Сульдрун нашла камень и воспользовалась им как молотом. Заклепки отпали, и засов выскочил из отверстия, повиснув на отогнувшейся планке. Сульдрун толкнула дверь — доски затрещали и задрожали, но дверь будто вросла в стену. Повернувшись к двери спиной, Сульдрун уперлась в нее маленькими круглыми ягодицами. Дверь запротестовала почти человеческим голосом и приоткрылась.