Сад.Притча

–  К этому приходят, если живут, следуя ошибочным и вредным воззрениям, - сказал Гунапрабха и устало затих, как будто обессилев от разглядывания этих тончайших, почти невидимых взаимосвязей между делами, словами и мыслями человечества и их следствиями, отраженными в том мире, который это человечество породило.

Мне и самому было тягостно, почти невыносимо думать о мире как о месте, где царили боль и страдание, где они в конце концов разрушали любые взаимоотношения, уничтожали каждого человека и всякую вещь или предмет… Я задумался о других сферах бытия, о которых упоминали прежние мои наставники. Может быть, не все еще потеряно, подумал я, и спросил Гунапрабху о том, какие мировые отпечатки создают те, другие сферы бытия.

Он быстро угадал ход моей мысли и разразился резкой отповедью, быть может, сам того не желая:

–  Любое из тех деяний, что мы упоминали нынче ночью, - от смертоубийства до лжи, включая следование вредоносным верованиям, - выполненное с полной вовлеченностью и осознанным намерением, обладает силой посеять мировой отпечаток, который заставит увидеть себя ввергнутым в самый темный и ужасный ад, который только существует, - там царят мрак и скрежет зубовный и такая невыносимая боль, которую в нашей сфере бытия и представить-то нельзя.

То же деяние, совершенное с менее серьезными намерениями или, скажем по недомыслию, обладает силой посеять в твоем уме мировой отпечаток, который заставит увидеть себя в виде истязаемого духа или животного. Представь, каково это - взглянуть вниз и увидеть когти вместо пальцев или перья вместо рук! И не думай, что я хочу внушить тебе что-то, ибо ум вечен и беспредельно могуч. Раз уж он смог создать и поддерживать непрерывность твоего восприятия этого текущего мира и твоей жизни в этом мире, то уж будь спокоен - слегка искаженный следствиями твоих вредоносных деяний по отношению к другим, он с легкостью сотворит для тебя те сферы бытия, которые я только что упомянул. И наконец, ты должен понять, - с трудом продолжил он, как будто ему очень не хочется, но надо сказать мне нечто неприятно важное, - что те последствия, о которых я говорил этой ночью, воздействие того, что ты говоришь, думаешь или делаешь на твои личные ощущения и твой мир, должно понимать в контексте обретения тобой человеческого рождения. Такое рождение, в свою очередь, возможно как результат того, что ты никогда или почти никогда не совершал вышеперечисленных вредоносных деяний, что само по себе - не знаю, стоит ли говорить тебе это - встречается крайне редко. Возможности, которыми ты обладаешь ныне как человек, наделенный свободой воли и ясностью мышления, - как тот, кто действительно может разглядеть страдание, в которое погружен твой мир, кто в состоянии постичь причины этого страдания и кто встал наконец на истинный Путь, позволяющий избавиться от всех страданий, - возможности эти встречаются настолько редко, что это даже трудно себе представить.

Похоже, Учитель Гунапрабха внезапно обрел второе дыхание. Он сел прямо, впервые за все время оторвал одну руку от четок, что лежали у него на коленях, согнул ее перед собой и решительно ткнул в мою сторону, почти коснувшись моей головы вытянутым указательным пальцем.

–  Пора идти, мы и так почти всю ночь тут просидели. Ответь мне, разве наша беседа, несмотря на ее слишком пессимистический характер, не заронила в тебе некий проблеск надежды?

В тот момент я думал о том же самом, о чем он сразу же, без сомнения, узнал, почему и выпрямился так внезапно, чтобы задать свой вопрос.

–  Я предполагаю, - начал я через силу, - что если мы добьемся того, чтобы избежать тех вредных поступков, слов и мыслей, о которых вы говорили, тех деяний, которые сеют мировые отпечатки, создающие переживание сфер бытия и жизни в этих сферах, наполненных никогда не удовлетворяемыми желаниями и никогда не прекращающейся болью, то сможем вследствие самой природы вещей избежать общих для таких миров бед, невзгод и лишений.

Я считаю, - продолжал я, - что мы можем пойти еще дальше, если будем сознательно стремиться к тому, чтобы поступать прямо противоположно этим пагубным тенденциям и моделям поведения, и, таким образом, станем сознательно создавать свой будущий мир, в котором не будет места ни одному из видов страдания. Я полагаю, что для этого нам необходимо: стремиться бережно относиться ко всем формам жизни, включая животных; строго соблюдать право частной собственности; поощрять и уважать добродетель супружеской верности; всегда говорить правду и одну только правду; прилагать усилия к тому, чтобы сближать людей друг с другом; говорить со всеми окружающими почтительно и вежливо; обсуждать только жизненно важные вопросы; радоваться, когда другие получают то, чего давно хотели, уметь со всеми делиться и видеть в этом счастье; не только желать другим успеха, но помогать им в его достижении; и, наконец, учиться посвящать те редкие и драгоценные минуты размышлений, которые нам отпущены в этой жизни, обдумыванию идей, способных принести настоящую пользу нам самим и всем живущим. Все это, я думаю, создаст кармические отпечатки для переживания райского, ну или почти что райского, мира, где на каждом углу нас будут встречать радости, прямо противоположные тем ужасам, о которых вы столь живописно поведали мне этой ночью.

–  Рай не только вокруг тебя!
– радостно отвечал Гунапрабха. Я впервые видел его таким воодушевленным.
– Рай - внутри твоего собственного ума: это отпечатки, которые станут причиной того, что ты увидишь свой ум навеки умиротворенным и чистым.

– Он помолчал.
– Но если ты теперь действительно понимаешь, как это может случиться и что это обязательно однажды произойдет, тогда умоляю тебя, внимательно послушай то, что я сейчас скажу, ибо, по правде сказать, я пришел к тебе сегодня ночью в Сад именно за этим.

Велика и могуча сила наших негативных кармических следов, а те немногие благие отпечатки, что в нас есть, были посеяны хилыми, беспомощными и редкими добрыми намерениями. Если ты честно вглядишься в свои мысли в течение нескольких минут любого рабочего дня, то обнаружишь, что обычное твое состояние - вялотекущее самолюбование и низкопробная раздражительность всеми и всем, что тебя окружает.

Чтобы хоть как-то рассчитывать на усиление добродетельных отпечатков до такой степени, чтобы они начали творить твой будущий идеальный мир, ты должен отыскать способ эффективно обратить свой ум к тому, что есть добро. И это нужно сделать не потому, что кто-то где-то подсчитывает твои проступки и ждет не дождется, как бы тебя поскорей за них наказать или что-то в этом роде. Это нужно сделать из истинного и бесстрастного понимания того, что ты не сможешь вырваться из этого мира, где все обращается в страдание, если сначала не узнаешь, а потом не станешь постоянно предпринимать сознательные шаги, направленные на принесение величайшего блага себе самому и всем окружающим. И говорю я сейчас о принятии обетов.

Так говорил Гунапрабха, и я вспомнил, что именно он более тысячи лет назад написал классический трактат о том, как следовать духовному пути посредством практики поддержания обетов.

Думал я недолго, а потом честно признался:

–  Рассудком я понимаю все, о чем мы говорили этой ночью. Для меня совершенно логично звучит вывод о том, что если я хочу добра себе и другим, то, не откладывая дела в долгий ящик, должен отныне совершать только благие деяния тела, речи и ума. Узнав вас поближе, побывав в обществе других столь же знаменитых Учителей, которые даровали мне наставления в этом Саду, я проникся ощущением того, что поступать правильно - помогать, а не вредить другим из эгоистических соображений - просто даже веселее, так жить намного радостней. Но, когда вы завели речь об обетах, веселье сразу куда-то улетучилось. Мне представилось некое безрадостное и ограниченное рамками правил и уложений существование, скорее предназначенное для беспомощных и несчастных мужчин и женщин, которые не в силах противостоять тяготам этой жизни, скрываются от нее в монастырях и скитах, где извращенно толкуют свою социальную несостоятельность как стремление покинуть суетный мир. Это не тот жизненный путь, который я ищу, я не вижу в нем способов помочь мне творить истинно добродетельные поступки, ведь для этого мне непременно надо находиться в мире, среди других людей.

Не успел я договорить эти слова, как монах протянул обе руки и первый раз за всю ночь прикоснулся ко мне, с любовью положив обе ладони мне на виски. Я смог впервые почувствовать жар, исходящий от его тела, проникающий мне прямо в душу и так напоминающий мне коекого еще. Он взглянул на меня с глубоким состраданием и сказал:

–  Допускаю, что тебе приходилось встречать носителей обетов, которые вели себя подобным образом, но осмелюсь предположить, ты судишь о них несколько предвзято. Во всяком случае, тебе следует лучше выбирать выражения. Теперь о том, что такое обеты на самом деле.

Боюсь, что искусство принимать и соблюдать обеты уже почти утрачено в вашем мире, вот почему ты едва ли понимаешь, о чем идет речь. Вообрази, что ты предстал перед великим святым существом, которое буквально переполнено добротой и священным знанием, преклонил перед ним - ну или перед ней, если тебе так больше нравится - колени и, глядя ему в лицо, видишь в нем величественный покой, гармонию и счастье, достичь которых можно, только даруя добро и чистоту себе и другим. Осознавая, что состояние такой непоколебимой безмятежности может стать и твоим, ты складываешь ладони у сердца и с чувством произносишь: «Клянусь тебе, что стану таким, как Ты, что обрету то счастье, которого Ты достигла». После чего встаешь, отряхиваешь колени и чувствуешь, что вместе с торжественным обещанием ты вдруг обретаешь пару совершенных и могучих крыльев.

Ты поворачиваешься, встаешь на подоконник и улетаешь по своим просветленным делам, паря среди орлов. Вот что такое настоящие обеты: они - радость, они - удовольствие, они даруют освобождение из рабской зависимости от себялюбивых и вредоносных деяний по отношению к другим, они - просветленные и просветляющие, они - сам свет!

Его восторженное лицо ярко сияло в лучах заходящей луны, казалось, что даже звезды поднатужились, посылая вниз еще больше золотых лучей, которые образовали сияние вокруг его головы, разгоняющее сумрак Сада. Меня тоже проняло до глубины души; потрясенный, я впервые без долгих предисловий и объяснений, а чисто под действием непреодолимой силы сострадания сидевшего передо мной высшего существа понял, что обязательно приму обеты.