Садовник (история одного маньяка)
Шрифт:
А там - кошки, бегущие по пешеходным переходам с гордым видом цивилизованных существ; девушки в коротких юбках, невидимых босоножках и с летними улыбками; парни, полные надежд на успех и на то, что лето не закончится никогда (как и сама жизнь). Эд следовал за ними издалека, чтоб не встревожить, но уловить и разделить эту детскую - такую скоротечную!
– радость…
На проспекте Мира он остановился сменить батарейки. И вновь зашагал по небольшой аллейке между высотками в такт музыке - свободно и легко. В ногу с городом.
Внезапно плеер закашлялся и замолчал.
В звенящей тишине Эд услышал далекий, приглушенный наушниками смех. И тут же лихорадочно
В отдалении - в самом конце аллеи, между фигурами парней и вызывающе раздетых девушек мелькнули длинные золотистые с рыжеватым отливом волосы. Ееволосы.
Не раздумывая, он рванул с места.
Дома, деревья, люди (и даже тротуар под ними!) колыхались, отплясывая фокстрот.
Плеер очнулся и продолжил как ни в чем не бывало: «…Будто я - египтянин, и со мною и солнце, и зной…»
Эд задыхался.
Он не мог даже крикнуть и попросить подождать его. Или потребовать помощи. Или придумать хоть какой-нибудь предлог, чтобы судьба сделала шаг назад, и он опять увидел ее…
До компании оставалось метров тридцать, и Эд уже сделал последний отчаянный рывок, как вдруг почувствовал что-то неправильное в мышцах левой ноги, и все его тело, совершив странный паттерн, совершенно не совпавший с общим звучанием вечера, опрокинулось на тротуар. Будто ребенок, он здорово проехал по асфальту. Под носом стало мокро, Эд рефлекторно вытерся и увидел на руке кровь.
К черту кровь! И туда же - зверскую боль в ноге!
Он цеплялся взглядом за компанию, которая на его глазах завернула за угол - так недостижимо близко!…
Когда наконец получилось подняться, он прижал к груди едва не развалившийся от удара и замолчавший снова плеер и заковылял к проклятому углу, отирая горячий лоб. И холодея от предчувствий…
Но вот они - на двух ближайших к повороту лавочках. Трое парней с бутылками пива в руках. Один целует ее взасос прямо на его глазах, но нет… не ее - коротко остриженные вихры и совсем другого цвета. Еще девушка, в длинном платье, склонилась к парню рядом и что-то шепчет ему смеясь, а тонкие выбеленные пряди гладят рукав его кожаной куртки. Волосы не те. И профиль не ее. Черт, все не то!
Еще не веря - не сдаваясь, Эд ждал: вот сейчас онавынырнет из-за деревьев. Именно сейчас! А остальные встретят ее шутками, и он услышит ее смех - снова. И снова получит свой безумный шанс…
Но время шло, а чуда так и не случалось.
Он смотрел на девчонок, которых миллионы, и не мог понять, как принял за нее одну из них. Как попал на главную роль в этом театре абсурда? И кто - дьявол его дери!
– устроил такую жестокую подставу!…
Вдруг остатки сил покинули Эда, и под косыми взглядами компании он опустился прямо на прохладный тротуар. Трясущимися руками достал зажигалку и долго смотрел на кончик сигареты, прежде чем решился поднести к ней огонь. Он курил глубоко, затягиваясь до самого дна легких, желая забыться. И забыть все, чем поманила его только что сволочь-судьба. Но в ушах, стоило лишь закрыть глаза, все еще звучал еесмех…
«А был ли это именно еесмех?» - всплыла пугающая мысль. Ведь не исключено, что это - просто его увечные фантазии…
Эд зажмурился, пытаясь сосредоточиться - вернуться в тот вечер в «Белой лошади» и вспомнить, как звучал ее смех на самом деле. Но сосредоточиться было невероятно трудно - почти невозможно! Мысли разлетались, как
разбитые шары, и Эд обиженно мычал, все еще надеясь ухватить кончик волшебной иллюзии, что вот она– близко… Ее светлые и удивительно мягкие волосы, бросающие отсветы на темную гладь стола, ее быстрые пальцы, неспособные скрыть волнение, ее глаза… ее нереальные глаза…– Эй, мужик! Херово, да? Может, скорую вызвать?
Эд вернулся из прошлого с чувством глубокого отвращения ко всему миру в общем и к трясущему его за плечо юноше в частности.
Но стоило присмотреться к расплывавшемуся на фоне ночи лицу и стало еще хуже: заботливым оказался тот самый парень, который несколько минут назад целовал ее призрачного двойника! Дыхание перехватило, и Эд рванулся вперед, переполненный желанием врезать по этой наглой морде довольного ребенка. Ему хотелось размазать по стенке любого, кто скажет, что жизнь прекрасна и стоит каждого прожитого мгновения…
Увы, он забыл о вывихнутой ноге. И вместо подлого удара ничего не подозревавшему парню Эд неловко завалился на бок со звериным рыком боли между отчаянно стиснутых зубов. Ему, взрослому сильному мужчине, было ужасно сложно удержаться и не заплакать.
– Ого! Да ты поаккуратнее!
– этот малолетний идиот не понял, отчего мужик, сидевший на тротуаре, вдруг дернулся и со стоном повалился на бок.
– Точняк, я сейчас скорую вызову!
И он уверенно двинулся в сторону ближайшего круглосуточного ларька с выпивкой.
Сквозь плотную завесу боли Эд смотрел на озабоченные нетрезвые лица девушек, склонившихся сверху, и не мог не думать: а склонилась бы онатак же над ним - над своим дваждыубийцей?…
От этой мысли (или, может, - от невыносимой боли) Эда накрыло черной волной беспамятства…
До Содома далеко
Следующие недели растворились в тумане апатии - вязкой, прилипчивой. Он поздно вставал, лениво ел и хромал не спеша в больницу. Врачи - рентген - врачи - больничный - врачи, сосед-алкаш и его дрянное пиво… Опять врачи.
Эд даже работал - иногда, когда появлялась прореха в этом монотонном круговороте. Ведь жизненно важно было недумать, что нога болит с каждым днем все меньше, что мир не меняется (и от этого тошно)… И что скоро годовщина.
А на город вдруг обрушились дожди. Горизонт затянуло тяжелыми низкими тучами, они скребли по крышам и сеяли взвесь. Но мелкие капли быстро превратились в дробь. А затем - и в безжалостные пули. Слушая их нарастающий гул за стеной, Эд с тревогой отмечал, как внутри него в унисон нарастает лихорадочное возбуждение. Неуправляемое, как дикий жеребец, оно пробивало все сознательные заслоны и сметало все подсознательные запреты, вырываясь наружу - то ухмылкой во время делового разговора, то долгим невидящим взглядом в безрадостно-серое окно.
Оказалось, что исподтишка, втайне от самого себя, он отчаянно ждал сентября.
В день годовщины что-то случилось со временем. Медленно и задумчиво проворачивалось его колесо, заставляя чувствовать каждый щелчок. Часы стали издевательски длинными. Их стальные струны держали солнце, не отпуская за горизонт, и неподвижное пятно подслеповато щурилось сквозь завесу облаков, насмехаясь, раздражая, изматывая…
Когда вожделенный вечер наконец-то заглянул в окно, от напряжения Эда осталось только осоловелое равнодушие…