Сады Луны (др. перевод)

– Нет, – сказал Котиллион. – Пусть живет.

– Тогда как?

– Полагаю, – произнес Котиллион, – круглой суммы будет достаточно, чтобы он согласился. Думаю, ты еще не разучился творить подобные штучки при помощи магии? – с очевидным сарказмом добавил он.

Амманас хихикнул.

– Бойтесь Теней, дары приносящих.

Котиллион снова посмотрел на девочку и развел руки в стороны. Тени, до того окружавшие его лицо, теперь растеклись по всему телу.

Когда Амманас заговорил, девочке показалось, будто слова его доносятся издалека.

– Она идеальна. Императрица никогда ее не заподозрит.

Он заговорил громче:

– Не так уж и плохо, дитя, быть рукой бога.

– Поддеть и проглотить, – быстро ответила юная рыбачка.

Котиллион застыл от этого странного выражения, потом пожал плечами. Тени заклубились и поглотили девочку. Когда их холодное дыхание коснулось ее сознания, оно провалилось во тьму. Последним из запомнившихся ей ощущений было ощущение мягкого свечного сала в правой ладони. Размягченное сало ползло у нее между пальцев.

Капитан заерзал в седле и бросил взгляд на женщину, ехавшую рядом с ним.

– Мы перекрыли дорогу с обеих сторон, адъюнктесса. Всех путников заворачиваем назад. Так что слухи не просочатся.

Капитан щурился и моргал. Жаркая шерстяная шапочка, надетая под шлем, натерла ему лоб.

– Вам что-то мешает, капитан?

Он покачал головой, продолжая глядеть на дорогу.

– Шлем болтается. Когда я надевал его в последний раз, у меня было больше волос.

Адъюнктесса императрицы промолчала.

Полуденное солнце слепило глаза. Дорога отчаянно пылила. По грузному телу капитана текли струйки пота. У него разболелась поясница. Последний раз он сидел на лошади много лет назад и успел утратить навыки верховой езды.

Годы, когда чей-то титул заставлял его вытягиваться в струнку, давно прошли. Однако рядом с ним ехала адъюнктесса императрицы, доверенное лицо Ласэны, исполнительница ее воли. Менее всего капитану хотелось выказать свою слабость перед этой молодой и опасной женщиной.

Дорога поднималась в гору. Слева дул соленый ветер, раскачивая деревья с набухшими почками. К полудню ветер становился почти раскаленным и нес с собой зловоние болотистых низин. Когда солнце так палит, неудивительно, что приходится нюхать эту дрянь. Поскорее бы вернуться в Кан.

Капитан старался не думать о том месте, куда они держали путь. Пусть об этом думает адъюнктесса. За годы службы империи он научился в нужные моменты отключать свой мозг. Сейчас как раз и был такой момент.

– И давно вы здесь, капитан? – спросила адъюнктесса.

– Угу, – буркнул он.

– Сколько? – спросила женщина, немного помолчав.

– Тринадцать лет, адъюнктесса, – помешкав, ответил он.

– Значит, вы еще сражались за императора?

– Да, – односложно ответил капитан.

– И вам удалось благополучно пережить чистки.

Капитан пристально посмотрел на адъюнктессу. Если она и почувствовала его взгляд, то не подала виду. Ее глаза безотрывно глядели на дорогу. Первая помощница императрицы легко держалась в седле. Слева у нее на поясе висел меч, всегда готовый к сражению. Ее волосы были либо коротко острижены, либо полностью заправлены под шлем.

«Гибкая, ничего не скажешь», – подумал капитан.

– Ну как, вдоволь на меня насмотрелись? – поинтересовалась адъюнктесса. – Я спрашиваю о чистках, проведенных императрицей после безвременной кончины ее предшественника.

Капитан скрежетнул зубами, потом наклонил голову, чтобы потереться подбородком о завязки шлема. Он не успел побриться, а щетина неприятно кололась.

– Не всех убивали, адъюнктесса. Жители Итко Кана не слишком воинственны. Здесь не было бунтов, а потому не было и массовых казней, сотрясавших империю. Мы просто сидели и выжидали.

– Понимаю, – произнесла адъюнкт, слегка улыбнувшись. – Вы ведь незнатного происхождения, капитан. Так?

– Будь я знатного происхождения, – пробормотал он в ответ, – я бы не выжил даже здесь, в Итко Кане. Мы оба знаем это. Канцы любят подурачиться. Но приказ императрицы был таков, что даже завзятые фигляры не посмели его ослушаться, – усмехнулся он.

– Где вы сражались до этого?

– На Виканских равнинах.

Они поехали молча, миновав случайно встретившегося им солдата. Деревья по левую сторону исчезли, открыв вид на морское побережье.

– Сколько солдат вам пришлось задействовать, чтобы удерживать эту местность?

– Тысячу сто.

Адъюнктесса повернула голову, холодно взглянув на капитана.

Капитан выдержал ее взгляд.

– Пространство, на котором собраны жертвы резни, тянется на половину лиги вдоль побережья и на четверть лиги в глубь суши.

Адъюнктесса выслушала его слова.

Они подъезжали к вершине холма. На обочине дороги стояло десятка два солдат. Остальные теснились на самой вершине. И все глядели на них двоих – на грузного капитана и поджарую адъюнктессу императрицы.

– Приготовьтесь, адъюнктесса. Поверьте, не так-то легко выдержать их взгляды.

Главная помощница императрицы смотрела на лица солдат, стоявших в оцеплении. Перед ней были закаленные воины, ветераны, участвовавшие в осаде Ли Хенга и виканских войнах на северных равнинах. Они знали свое ремесло и, казалось, давным-давно должны были бы привыкнуть к неизбежностям войны. Однако глаза солдат странно блестели; казалось, этим суровым воинам хочется, чтобы она что-то им сказала. Что? Ободряющие, утешительные слова? Но этого она не умела, никогда не умела. Здесь они с императрицей были очень похожи. Ласэна тоже не умела ободрять и утешать. Только приказывать.

Из-за холма доносились крики чаек и ворон. Птиц было очень много, и их крики сливались в пронзительный галдеж. Стараясь не смотреть на солдат из оцепления, адъюнктесса пришпорила лошадь. Капитан поехал следом. Оба поднялись на гребень холма и остановились, глядя вниз. Отсюда дорога шла под уклон и хорошо просматривалась на довольно большое расстояние.

Тысячи ворон сплошным ковром покрывали равнину; они вились над канавами и ямами, сидели на возвышенностях. Под черно-белым покровом крыльев находился другой «ковер», состоявший из красных форменных мундиров. То тут, то там торчали разлагающиеся на жаре лошадиные туши. Иногда в черно-бело-красном месиве поблескивал металл.