Сафари на черепашку

Я потряс головой, прогнал ненужные размышлизмы и продолжил изучение холла. Повернув турникет – он легко завращался – я ступил на желтую плитку и увидел дверь с табличкой: «Диспетчерская».

В маленькой комнате висел календарь за 88-й год и стоял самый простой двухтумбовый письменный стол с телефоном и панелью с кнопками, украшенными цифрами, всего их было двенадцать. Под стеклом лежало еще одно объявление, вернее, инструкция.

«Дежурный, помни, четкое соблюдение правил обеспечивает безопасность родного предприятия и не дает шанса врагам. Не веди по городскому телефону служебных разговоров. Помни пароль дня. Перед открытием ворот требуй пропуск. Выучи порядок, стань лучшим по профессии.

Внимание – назначение кнопок пульта:

№ 1 – общая тревога, № 2 – блокировка дверей, № 3 – обесточивание рабочего коридора, № 4 – управление решетками первого этажа, № 5 – блокировка лифтов, № 6 – открытие ворот, № 7 – включение связи с главным корпусом, № 8 – подача тока по периметру забора, № 9 – выпуск собак на территорию, № 10 – общая блокировка всех систем, № 11 – открытие люка сброса грязного белья».

Недолго думая, я ткнул пальцем в кнопку с цифрой «11». Ничего не произошло, не зазвенел звонок, не заморгали лампочки, не завыли сирены. Но, с другой стороны, электричество было отключено. Впрочем, грязное белье могло храниться в любом месте, отчего мне пришло в голову, что оно содержалось именно в подвале? И какое грязное белье могло быть на заводе? Или часть служащих ночевала на рабочих местах и для них заправляли постель?

Решив посмотреть, что изменилось во дворе, я снова вышел на улицу, вдохнул упоительный воздух, завернул за угол проходной и сразу увидел, что крышка люка поднялась над землей. Я быстро подошел к ней, наверное, механизм, открывавший вход в хранилище, работал не от электричества, похоже, тут имелась некая гидравлическая система, простая и оттого надежная, а может, это было нечто вроде пружины, не знаю, я не силен в технике. Для меня сейчас важно не то, почему люк отворился, а то, что он стронулся с места, более того, теперь сбоку на нем виднелась ручка.

Я ухватился за железную скобу и со всей силой потянул чугунный кругляш вверх, но он даже не сдвинулся с места. Через десять минут бесплодных мучений я прекратил борьбу с крышкой и пнул ее ногой со словами:

– Раз уж приоткрылась, то шевелись.

В ту же секунду тяжелый диск легко отъехал в сторону, мне оставалось лишь ругать себя за глупость, следовало не тупо тащить крышку вверх, а просто толкнуть ее вбок.

Вот теперь, когда прямо у ног разверзся лаз вниз и обнажилась лесенка, ведущая в подвал, я испытал настоящий страх. Вокруг стояла полнейшая тишина, столь непривычная для городского жителя, никаких индустриальных шумов не доносилось до уха, только пели птицы, однако от их безумных трелей делалось еще тревожней.

Но нельзя же было бесконечно маячить во дворе. Собрав в кулак все мужество, я наклонился над дырой и крикнул:

– Марина!

Никакого звука или шороха.

– Это Иван Павлович! – продолжал я, наклонясь чуть ниже. – Пожалуйста, подайте знак. Вы тут?

В ответ – тишина, я согнулся почти пополам и попытался разглядеть дно «колодца». И тут из нагрудного кармана куртки выпал кошелек. Находись в портмоне лишь деньги, я ни на секунду бы не расстроился и уж точно не стал бы спускаться в подземелье, ясно же, что там никого нет! Но в портмоне, увы, лежали мои права.

Делать нечего: повернувшись лицом к железным ступеням, я начал осторожно спускаться туда, где еще не так давно находился в плену. Одолев половину пути, я замер – ну как я обнаружу потерю? В бункере небось темно, но тут пришло воспоминание: вот я сажусь и… вижу Марину, значит, в подвале есть свет! Откуда? В ту же секунду мне стало понятно, что и сейчас внизу не стоит кромешная тьма. Я ощутил под ногами бетон, встал на пол и осмотрелся. Вот оно что! В потолке имеются отверстия, небольшие, их несколько, и именно они служат источником слабого света. Кто-то в свое время придумал, как сэкономить на электричестве. Поздним вечером, конечно, в подвале зажигали лампы, но утром и днем небось обходились так. Надо, когда вылезу отсюда, пройтись по двору, надеюсь, обнаружу в земле эти прикрытые особым закаленным стеклом дырки.

Поняв, каким образом освещается сей застенок, я глянул под ноги и мгновенно увидел свое портмоне, но в ту же секунду заметил и нечто странное, а именно бесформенную кучу одежды… шикарное белое пальто… сапоги… яркий шарф фиолетового цвета…

Ступни впечатались в пол.

– Марина, – сдавленным голосом шепнул я, – отзовитесь!

Боже, какого дурака я свалял! Преспокойно полез по лестнице, полагая: раз Марина не отзывается, то внутри никого нет. Но почему мне в голову не пришла очень простая мысль: трупы не умеют разговаривать. Похитители, обманув Арапову, получили от нее пин-код и пароль, а потом заперли несчастную в таком месте, где ее гарантированно не могли найти. Марина умерла от голода и жажды.

Проглотив вязкий комок, застывший в горле, я почти подполз к останкам несчастной и в ту же секунду с невероятным облегчением понял: никакого тела под одеждой нет. У стены просто валяются шмотки, а самой женщины и след простыл. Зачем похитители заставили несчастную переодеться? Несмотря на отсутствие ответа на этот вопрос, я слегка приободрился: следовательно, Арапова ушла отсюда живой… Но в ту же секунду озноб снова пробежал по спине: а может, ее похоронили, вырыли яму в лесу, швырнули туда обнаженное тело…

Я смахнул выступивший на лбу пот. Нет, нет, Иван Павлович, не теряй способности логично мыслить. Ну зачем разоблачать труп? И потом, в лесу на свежевырытую могилу могут наткнуться люди, а в сей подпол проникнуть случайно просто невозможно. Но почему с Марины сняли одежду?

Я наклонился, чтобы взять пальто, и ощутил движение ветерка, по полу гулял сквозняк! В ту же секунду я увидел в стене круглую ручку. Присмотрелся: это дверь, крепко запертая. Наверное, она открывается изнутри, между нею и полом есть зазор, оттуда и тянет сквозняком.

Мгновение поколебавшись, я сгреб в кучу одежду и, прижав к себе тряпки вместе с сапогами, осторожно вылез на свет божий. Крышка люка легко, практически без щелчка, встала на место. Через ворота я, предварительно перебросив наружу шмотки Араповой, перелез без всяких эксцессов, а обратный путь домой прошел без приключений.

* * *

Выслушав мой рассказ, Элеонора стала аккуратно перебирать находки. Сначала она осмотрела пальто.

– Дорогая фирма, – констатировала хозяйка, – вещь выпендрежная, привлекающая к себе внимание, явно из последней коллекции, стоит, полагаю, немереных денег. К пальто броский шарфик и сапоги, да уж! Как они тебе, Ваня?

Я обозрел шедевр из тонкой телячьей кожи и по-стариковски забрюзжал:

– Разве можно передвигаться на таких каблуках? И вообще, каким образом женщины ухитряются не падать с них? А чудовищные бантики сзади? Если, не дай бог, они развяжутся, легко запутаться и удариться носом об асфальт!

– Мужчина никогда не поймет женщину, – сделала вывод Нора, изучая сапожки, – от каблуков делаешься выше и стройнее, а шпилька в моде всегда. Что бы там ни придумывали модельеры: балетки, мокасины – только к вечернему платью их никто не наденет. Естественно, на таких шпильках весь день носиться трудно, но Марина в основном сидела, ей не было необходимости пользоваться метро, у подъезда ее всегда ждала машина. Да, сапожки тоже на круглую сумму тянут.